Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Но постепенно давняя вражда между Тулузой и Барселоной стихает, и юный Раймон Рожер Тренкавель, виконт Безьерский и Каркассоннский, утратив своих южных союзников, окажется в одиночестве перед лицом северян, которые вскоре соберутся в крестовое воинство и отправятся в поход против альбигойцев. Мир 1198 года, заключенный между графом Тулузским и королем Арагонским на встрече в Перпиньяне, мог бы стать одним из этапов формирования двух больших южноевропейских государств, процесс создания которых, замороженный из-за продолжительной дуэли Тулузы и Барселоны, теперь получил новый толчок; однако времени для его завершения уже не остается.

Слишком поздно… Начиная с 1160-х годов ересь все чаще дает о себе знать; возрастающая активность еретиков заставляет Рим постоянно возвращаться к мысли о вторжении в земли, «зараженные злом». Папа Иннокентий III убеждает короля Франции Филиппа-Августа стать организатором Крестового похода, впервые направленного против внутреннего врага. Поначалу предложение папы находит весьма сдержанный прием, однако в конце концов король соглашается поднять своих вассалов на Крестовый поход против еретиков — вальденсов и катаров и их покровителей. И в июне 1209 года армия крестоносцев выступила в поход.

Отныне история Южной Франции тесно сплетается с историей Крестового похода и королевских завоеваний; события эти до основания изменили образ жизни трубадуров и оказали большое влияние на их поэзию. Мы к этому еще вернемся в связи с творчеством Бернарта Сикарта де Марведжольса (и его стихотворением «о тяжком унынии»), Раймона де Мираваля, ставшего изгнанником, и клирика Пейре Карденаля, для которого дворы любви окутались мраком и превратились в места обитания безумцев.

Куртуазность и рыцарство

Выше мы уже упомянули о некоторых куртуазных добродетелях, таких, как щедрость, радость, молодость, мера… Еще одной добродетелью, из числа составляющих куртуазный идеал, является храбрость. Храбрец (pros) проявляет мужество сверх всякой меры, его отвага доходит до крайности, исключает осторожность и осмотрительность, являющиеся прерогативой престарелых сеньоров и горожан — вне зависимости от их возраста. Храбрость рыцарь проявляет на войне, поэтому Бертран де Борн, упиваясь азартом битвы, с восторгом воспевает жестокое сражение:

Лишь тот мне мил среди князей, / Кто в битву ринуться готов, /Чтоб пылкой доблестью своей / Бодрить сердца своих бойцов, / Доспехами бряцая. / Я ничего за тех не дам, / Чей меч в бездействии упрям, / Кто, в схватку попадая, / Так ран боится, что и сам / Не бьет по вражеским бойцам[70].

В XII веке посвящение в рыцари становится практически непременным ритуалом, символизирующим переход молодого человека из подросткового возраста в возраст мужчины, переход юного воина в сословие рыцарей. Рыцарское сословие представляет собой особый орден, члены которого исповедуют добродетели, которые в основном сродни доблестям куртуазным: истинные рыцари, равно как и благородные куртуазные сеньоры, наделены храбростью, благородством (paratge), юностью, верностью и умеют соблюдать меру. Куртуазный и рыцарский кодекс имеют целью воспитать, цивилизовать и научить вести себя в обществе грубых и заносчивых воинов благородного происхождения. Необходимо организовать этих задиристых вояк, заставить их объединиться под началом крупного феодального сеньора, обладающего реальной властью, собраться под знаменами владетельного князя, дабы тот твердой рукой, соблюдая заведенный иерархический порядок, направил в нужное русло разрозненную и бесполезно растрачиваемую энергию мелкого служилого дворянства, то есть воинов-рыцарей[71].

Фрески конца XII века на стенах часовни Крессак-Сен-Жени (деп. Шаранта), а также более поздний фрагмент барельефа в соборе Святого Назария в Каркассонне изображают рыцарей в полном боевом снаряжении, на боевых конях, с копьями наперевес и развевающимися на ветру златоткаными вымпелами; эти рыцари готовы ринуться «в пыл сражения», как сказал бы трубадур Бертран де Борн.

Печати сеньоров Южной Франции, выполненные до второй трети XIII века, достаточно малочисленны, и практически на всех владельцы их, главным образом могущественные сеньоры, изображены верхом. На печатях герцоги и графы обычно сидят в седле боевого скакуна, идущего шагом или мчащегося галопом; всадник, облаченный в боевой доспех, развернут влево или вправо, одной рукой он заносит для удара меч, другой держит щит, обороняясь им от ударов противника. Итак, в течение короткого, но блистательного периода, когда при дворах равно в почете были и куртуазность, и рыцарство, сформировался тип благородного героя, в котором образ трубадура и образ рыцаря слились воедино. Так, на оттисках вислой печати, удостоверяющей подлинность хартии от 1168 года, владелец ее, Бертран II, граф Форкалькьерский, чьи владения были расположены в Провансе, с одной стороны изображен сидящим на табурете и играющим на виоле, а с другой стороны — в рыцарском облачении[72]. На печати 1192 года, принадлежавшей Гильему VIII, сеньору де Монпелье, владелец ее изображен сидящим на табурете, покрытом ромбовидной подушкой; туловище его развернуто в профиль, лицо с короткой, по последней тогдашней моде, бородой, смотрит прямо; на нем надет плащ, застегнутый на плече пряжкой; сеньор играет на арфе. На обороте той же печати сеньор изображен уже в кольчуге, шлеме и со щитом овальной формы, заостренным с обоих концов, что позволяло втыкать его в землю; подобные щиты были характерны для XII века; в воздетой правой руке сеньора меч с широким основанием и круглым набалдашником; конь сеньора движется шагом, сеньор сидит в седле, закрепленном подпругою, и свободной рукой держит поводья; ноги его вдеты в стремена[73]: и трубадур, и рыцарь одновременно!

«Мой друг конь»

Боевые скакуны, всадники, мчащиеся вдаль… война, въезд в город могущественного графа, парадные кортежи, эскорт, сопровождающий пустившегося в дорогу князя церкви или барона, инспекционные поездки окруженного отрядом верных вассалов сеньора, пожелавшего посмотреть, как работают крестьяне на его полях и виноградниках — все эти передвижения делают коня одним из главных действующих лиц любых предприятий: без коня не обойдутся ни война, ни праздник. Конь постоянно присутствует в нотариально заверенных актах, жестах (chansons de geste), кансонах. Породистый скакун в те далекие времена был самым ценным подарком. Благородные сеньоры оставляли коней в наследство. После смерти Раймона VI Тулузского трубадур Пейре Видаль, желая, чтобы все узнали о его великой скорби, разыграл настоящий спектакль, приказав отрезать хвост и уши всем своим коням, которых он, без сомнения, получил в качестве подарков от своих покровителей, и теперь пользовался случаем, чтобы лишний раз продемонстрировать свои трофеи:

Пейре Видаль весьма был огорчен смертью доброго графа Раймона Тулузского и впал в великую печаль, и облачился он в черное платье, а всем своим коням обрезал хвосты и уши, обрил себе голову и слугам своим приказал сделать то же самое…[74]

У другого трубадура, согласно легенде, была лошадь поистине необыкновенная, «которая умела танцевать и обо всем имела свое понятие». История о необычной лошади и ее хозяине была записана Гервасием Тильберийским. Гираут де Кабрейра, совершенный рыцарь из Каталонии (он умел сочинять кансоны и сражаться), прозвал сию чудесную лошадь «Добрым Другом». Он велел кормить ее только пшеничным хлебом, который клали в серебряную миску, а также приказал набить ее подстилку пухом. Добрый Друг давал своему хозяину разумные советы, втайне ото всех разговаривал с ним, спасал его от многих преследователей. Гервасий Тильберийский совершенно уверен в правдивости этой истории, тем более что поведали ему ее очевидцы, полностью заслуживающие доверие: люди из свиты Альфонса Арагонского, графа Прованского, а также весьма высокопоставленной дамы, мачехи самого императора Оттона IV. В Арле, во дворце Гервасия Тильберийского, пожалованного ему императором, гости имели возможность видеть, как во время танцев, устроенных дамами, Добрый Друг прыгал, проделывая невообразимые фигуры в такт мелодии, исполняемой его хозяином на виоле:

вернуться

70

БВЛ, c. 94–95.

вернуться

71

Duby G. Guillaume le Maréchal ou le meilleur chevalier du monde, Fayard, 1984, 190 p. — Koehler E. L’Aventure chevaleresque. Idéal et realité dans le roman courtois, préface de Le Goff J., tradiut de l’allemand, Paris, Gallimard, 1974, 318 p.

вернуться

72

Blancard L. Iconographie des sceaux et buttes des archives des Bouches-du-Rhone, 1.1, p. 43, t. II planche XXIII, Marseille.

вернуться

73

Dainville M. de. Sceaux conservés dans les archives de la ville Montpellier. Imprimerie Laffite-Lauriol, Montpellier, 1952, p. 28.

вернуться

74

Жизнеописания… с. 175.

15
{"b":"195964","o":1}