Голос Кэти теперь дрожал:

— Знаешь что, Абсолютная Честность? Ты меня обидела. Сильно обидела. Всю неделю я ждала, когда мы увидимся. Поставь себя на мое место и подумай о том, что я почувствовала, когда узнала, что ты ушла, даже не оставив мне записки.

— Кэти, я не нарочно.

— Тогда почему ты не позвонила мне, когда пришла домой?

— Именно это я и делаю. Я звоню тебе. Что еще я, по-твоему, делаю?

— Ну да, конечно, через сто часов после того, как пришла домой.

— Я только что вошла!

— Ты отсутствовала весь день?

— Почему ты поднимаешь такой шум?

— Это я поднимаю шум? Значит, это моя вина?

— Я не сказала, что это твоя вина, но тебе не следует устраивать из-за пустяка сцену. Ты ведь тоже многое делаешь без меня. Почему я не могу сделать что-то без тебя?

— Прекрасно. Пусть будет так. Я жалею, что затеяла этот разговор.

Лайза почувствовала, что, если немедленно не найдет выхода, это будет продолжаться бесконечно.

— Послушай, мне действительно очень жаль. Извини.

Наступило минутное молчание. Кэти не хотела оставлять свою позицию победительницы.

— Ты правда жалеешь об этом?

— Правда. Я не хотела говорить, где я была, потому что это было связано с моей мамой и ее… ты понимаешь… с ее проблемой.

— О, бедняжка. Почему ты сразу не сказала?

— Мне было неудобно. Надеюсь, ты простишь меня.

— Конечно, я тебя хорошо понимаю. Но право же, если бы ты мне сказала, мы бы избежали этого непонимания.

— В следующий раз обязательно скажу. Прости, что я не была с тобой полностью искренней.

— Все в порядке. Лайза, это не твоя вина, что она такая.

— Спасибо тебе за понимание. — Если уж она капитулировала, почему бы еще не поунижаться?

— Когда ты собираешься завтра пойти в парк? Как думаешь, в шесть часов не слишком рано? Я приготовила потрясающие яйца. Мы сможем устроить пикник.

Лайза молчала, не находя слов.

— Лайза?

— Дело в том, что я не смогу пойти. Это еще одна причина, по которой я позвонила. Моя мама больна, и я должна остаться дома на случай, если ей понадоблюсь.

— Но может быть, завтра ей будет лучше?

— Не думаю. Она плохо выглядит.

— Ты не можешь оставить ее даже на один час?

— Ее лучше не оставлять.

— А что с ней?

— Не знаю. Я сейчас позвоню доктору. Она больна целый день, и это может быть серьезно.

— Хочешь, я приду посидеть с тобой? Ничего, что я пропущу фейерверк. Мы можем сделать попкорн.

— Лучше не надо. Что, если она заразна? Она зовет меня, так что я должна идти. Поговорим завтра, ладно?

— Конечно. Я надеюсь, что ей будет лучше.

— Я тоже.

Когда Лайза положила трубку на рычаг, ее спина была мокрой от пота. Она снова и снова прокручивала в уме телефонный разговор, вспоминая тон Кэти и жалея, что не прекратила беседу раньше. Ей не следовало лгать о своей матери, но что еще оставалось делать? Она была уверена, что Кэти никогда не узнает про ее обман. Она знала, что подруга очень жалеет ее из-за пьянства ее матери и даже молится за нее, цитируя Абсолютную Любовь. Лайза думала иначе, но что это меняет?

Она решила покормить мать ужином пораньше, поскольку сегодня вечером собиралась встретиться с Таем. Ей не терпелось рассказать ему все глупости, которые по телефону наговорила Кэти. Ему не нравилась Кэти, и он будет рад услышать, что Лайза наконец-то сумела не подчиниться ей. Хотя бы на некоторое время. Пусть маленький, но прогресс.

Она включила воду, чтобы помыть кастрюлю для рисовой каши, а потом открыла банки с кукурузой и зеленой фасолью. Она старалась следить за тем, чтобы мать хорошо питалась, но та по большей части вообще не хотела есть. Два дня назад Лайза купила индюшачьи котлеты и теперь достала одну из холодильника и поджарила ее на растительном масле. Когда все было готово, она поставила еду на поднос, положила бумажную салфетку и вилку и отнесла в гостиную. Но мать была уже абсолютно безразлична к внешнему миру и даже не повернула головы. В пепельнице догорала сигарета. Лайза выбросила ее и отнесла поднос на кухню, где поставила его так, чтобы мать заметила еду, когда встанет. Затем она помыла кастрюлю и сковородку и убрала их в шкаф.

Тай заехал за ней в девять часов вечера на пикапе своего дяди, который каждый раз приходилось выпрашивать. После того как Лайза забралась в машину, он протянул ей пакет с кривовато завязанным бантом.

— Что это? — спросила она, вынимая из пакета бутылку, похожую на шампанское.

— Вино «Коулд дак». Я купил его на рынке, чтобы мы могли отпраздновать. С днем рождения!

— Ты купил алкоголь?

— Я выгляжу совершеннолетним, так что я все время так делаю. Продавец ни разу даже не проверил моего удостоверения личности.

— Смотри, как бы твоя тетя не узнала.

Он улыбнулся, блеснув белыми зубами и ямочками на щеках.

— У меня есть еще кое-что для тебя, но это потом.

Лайза улыбнулась. Ее щеки горели. Она еще никогда не получала подарка от мальчика. Она представила себе браслет с выгравированными на нем их именами — на память об их любви.

Они поехали в имение Тэннье, как делали два предыдущих раза. По городу они не могли ездить: если бы их увидели вместе, у Тая были бы неприятности с тетей.

Новая дорога была намечена, но только частично заасфальтирована. В качестве кульверта вырыли канаву, и с помощью подъемного крана в нее уложили трубы. Когда Тай свернул с главной дороги, они увидели временный знак «Проезд закрыт». Вдоль дороги выстроился ряд оранжевых колпаков, преграждавших путь. Поскольку Четвертое июля выпадало на субботу, правительственные учреждения были закрыты накануне, в пятницу. Не работали ни суд, ни почта, ни библиотека, ни банки. Бригаде дорожных строителей, очевидно, тоже был дан трехдневный выходной.

Тай проехал вокруг заграждения, огибая кучи грязи и земли, а также строительную технику. В наступающих сумерках казалось, что экскаватор светится. Перед их первым визитом Тай осмотрел дом и окружающую местность и обнаружил незапертый сарай, куда теперь поставил свой пикап. Он помог Лайзе выбраться из машины и повел ее за руку к широкому деревянному крыльцу с задней стороны дома. Вдалеке слышался шум машин, выезжавших на 101-е шоссе.

— Подожди секундочку, — сказал он, побежал к машине и через минуту вернулся со свертком под мышкой. — Спальный мешок, — объяснил он. Тай обнял ее за плечи и повел через темную кухню наверх по лестнице для слуг. В доме, так долго простоявшем запертым, было душно. Когда они оказались в хозяйской спальне в передней части дома, Тай распахнул все окна, чтобы стало прохладнее. Ветерок, влетевший в окно, был теплым, но по крайней мере создавал хоть какую-то циркуляцию воздуха. Тай расстелил громоздкий спальный мешок и протянул к ней руку, увлекая за собой на пол.

Потом он открыл бутылку с «Коулд дак» и предложил Лайзе сделать первый глоток. Вино оказалось не таким противным, как она ожидала, и Лайза почувствовала, как по телу разлилось тепло, а голова слегка закружилась. Они передавали бутылку друг другу, пока она наполовину не опустела. Лайза лежала на боку, положив голову на руку, они шепотом разговаривали. Она начала было рассказывать ему о Кэти, но он прервал ее поцелуями и ласковыми многозначительными взглядами.

— Да, чуть не забыл, — сказал он. — Твой подарок.

Он вынул из кармана тюбик с вазелином и с улыбкой протянул ей.

— Что это?

— Ну, знаешь, на всякий случай.

Лайза почувствовала спазмы в желудке и села.

— Я думаю, что нам этого лучше не делать. Это нехорошо.

— Не волнуйся. Необязательно прямо сейчас. Все зависит только от тебя, — сказал Тай. Он притянул ее к себе и снова поцеловал. От невинных ласк первых свиданий они перешли уже на более опасную территорию, и Тай на каждом свидании начинал с того места, где они останавливались в прошлый раз. Он захотел раздеть ее. Лайзе это не понравилось, но она не могла ему отказать. Ей было приятно целоваться с ним, и вообще ей повезло, что он выбрал ее, когда любая другая девчонка в школе была бы рада оказаться на ее месте. Она чувствовала, как плывет, увлекаемая его решительностью и своей неспособностью сопротивляться. Внутренний голос нашептывал ей, что настойчивость Тая и угрозы Кэти должны насторожить ее, но от «Коулд дак» ее клонило в сон и она чувствовала себя так расслабленно, что ей было все равно. Легче было сдаться, чем оказывать сопротивление.