— Ее семья все еще живет там?

— Только отец — Чет Креймер. Фоли купил ту машину при его посредничестве. Кэти замужем, и они с мужем купили дом в Оркатте. Ее мать умерла лет через семь или восемь после исчезновения моей, и Чет через полгода снова женился.

— Держу пари, что это вызвало много разговоров. — Я указала на следующее имя в списке: — А это кто?

— Кальвин Вилкокс — мой дядя, единственный мамин брат. Я думаю, он видел ее в ту неделю, так что сможет восполнить кое-какие пробелы. А этот парень — Маккей — был барменом в том баре, где тусовались мои родители, дальше — имена разных людей, которым «посчастливилось» стать свидетелями их стычек.

— Вы разговаривали с этими людьми?

— Нет. Я, в общем, знаю их много лет… но я не спрашивала о маме.

— Вы не думаете, что вам они рассказали бы больше, чем мне? Я посторонний человек. С чего бы им со мной откровенничать?

— С того, что люди любят поговорить, но некоторые вещи они могут не захотеть рассказывать лично мне. Например, как часто отец приходил в ярость и наставлял матери фонарей. Или как мать выходила из себя и выплескивала стакан ему в лицо. Время от времени я узнаю кое-что, но в основном люди стараются не говорить со мной об этом. Я знаю, что из лучших побуждений, но меня это бесит. Терпеть не могу секретов. Меня возмущает, что от меня что-то скрывают. Может, они и по сей день шепчутся за моей спиной?

— Я буду предоставлять вам регулярные письменные отчеты, так что вы будете в курсе всего, что мне удастся узнать.

— Прекрасно. Давно пора, — сказала она. — О, я хочу, чтобы у вас была эта фотография, чтобы вы знали, с кем имеете дело.

Она протянула мне маленький черно-белый снимок с зубчиками по краям и, стоя за моим плечом, наблюдала за тем, как я изучаю лицо на фотографии. Снимок был размером в четыре квадратных дюйма; на нем улыбалась женщина в платье в горошек без рукавов. Волосы темно-русые, длинные и вьющиеся. Невысокого роста, хорошенькая — в стиле 1950-х годов, очень чувственная. На одной руке у нее висела соломенная корзинка, из которой высовывался крошечный пушистый щенок, уставившийся в объектив блестящими черными глазками.

— Когда была сделана эта фотография?

— Думаю, что в начале июня.

— А собачку зовут Бэби?

— Да, Бэби. Чистопородный шпиц, которого ненавидели все, кроме моей мамочки, просто обожавшей это маленькое дерьмо. Папа с удовольствием забил бы его в землю, как колышек для палатки. Это его слова.

Казалось, что прямо из головы Виолетты росла балясина крыльца. Позади нее на перилах крыльца я могла прочесть две последние цифры номера дома: 08.

— Это дом, в котором вы жили?

Дейзи кивнула.

— Я отвезу вас туда.

— Хорошо бы.

По дороге в Сирина-Стейшн мы молчали. От яркого солнца бледно-голубое небо казалось почти белым. Холмы, покрытые травой цвета жженого сахара, будто не спеша катились к горизонту. Машина Дейзи была единственной на дороге. Мы миновали заброшенные нефтяные вышки, покрытые ржавчиной. Слева я заметила старую каменоломню и ржавые рельсы, у которых не было ни начала, ни конца. На единственном ранчо, которое мы проехали, паслось десять коров, издалека похожих на больших мускулистых кошек.

Город Сирина-Стейшн неожиданно появился за поворотом двухполосной дороги. Мы свернули, увидев указатель: «Дорога на край света». Улица в три квартала резко обрывалась у запертых ворот. За воротами дорога взбиралась на невысокий холм, и складывалось впечатление, будто по ней давно уже не ездили. В городе было припарковано множество автомобилей, но казалось, что ничто в нем не движется, кроме ветра. Несколько домов неопределенного цвета были обшиты досками — видимо, жильцы давно уже покинули их. Перед одним из домов краска на белом штакетнике облупилась, обнажив древесину. На маленьких лужайках, усеянных солнечными пятнами, сохранившаяся кое-где трава выглядела безжизненной, а земля — каменной и бесплодной. Во дворе под навесом из гофрированного зеленого пластика сидел человек. Вокруг него валялись пни и высилась беспорядочная груда дров. То, что когда-то было мастерской по ремонту машин, теперь представляло собой жалкое зрелище. Высокая темная пальма возвышалась над оградой, тянувшейся позади дома. Ветер время от времени срывал головки чертополоха и гонял их по пыльной дороге. По боковой улочке пробежала охотничья собака, спешившая по своим собачьим делам.

За городом холмы сделались выше, но еще не казались горами. Они были суровыми, голыми — лишенными растительности, неприветливыми, если уж не для диких животных, то для туристов точно. Линии электропередачи петляли от дома к дому, и телефонные столбы мелькали передо мной как штрихи на карандашном рисунке. Мы припарковались и вышли из машины, быстро спустившись вниз по разбитой асфальтовой дороге. Здесь не было ни тротуаров, ни уличных фонарей. По причине отсутствия уличного движения не было и светофоров.

— Большого ажиотажа не наблюдается, — заметила я. — Полагаю, что ремонтная мастерская приказала долго жить.

— Она принадлежала брату Тэннье — Стиву. Он перебрался в Санта-Марию, полагая, что владелец машины, требующей ремонта, не сможет доставить ее сюда. В то время у него был только один буксир, да и тот обычно неисправный.

— Не лучшая реклама для ремонтной мастерской.

— Ага, дела у него шли плохо. Но когда он переехал, то нанял пару автомехаников и теперь преуспевает.

Дейзи показала дом, где жил Чет Креймер со своей новой женой.

— Креймеры были единственной зажиточной семьей. У них одних в городе был телевизор. Если вам удавалось попасть к ним в дом, вы могли посмотреть лучшие шоу. Лайза привела меня туда однажды, но Кэти я не понравилась, так что меня больше не приглашали.

Дом Креймеров был единственным двухэтажным зданием, которое я увидела в этом городке, — старомодным домом с широким деревянным крыльцом. Я достала из кармана куртки блокнот и набросала план городка. Мне предстояло переговорить с большим числом его нынешних и бывших жителей, и я решила, что это поможет мне представить себе, где находились их дома по отношению друг к другу.

Дейзи остановилась перед бледно-зеленым домом с лепниной и плоской крышей. Короткая тропинка вела от улицы к крыльцу. Дом номер 3908 окружала ограда, а на открытой калитке висела табличка: «Не входить». Все вокруг было мертво. Окна заколочены листами фанеры. Входная дверь снята с петель и прислонена к наружной стене.

— Вот, значит, где вы жили… Я узнала крыльцо по фотографии.

— Да. Хотите войти?

— Мы не нарушим границу частной собственности?

— Нет. Я купила этот дом. Не спрашивайте меня почему. Мои родители арендовали этот дом у человека по имени Том Пэджет, который и продал его мне. Вы увидите его имя в списке. Он несколько раз бывал в баре, когда там ссорились мои родители. Папа работал строителем, так что иногда у нас водились деньги. Если деньги у него были, он их тратил, а если их не было… Долги его никогда не беспокоили. В плохую погоду он не выходил на работу, часто его выгоняли за появление на работе в пьяном виде. Он не неудачник или бездельник, просто у него планида такая. Он оплачивал счета, если бывал в настроении, но на него нельзя было рассчитывать. Пэджет, как правило, выколачивал из него арендную плату, потому что папа имел обыкновение задерживать ее, если вообще платил. Когда нам грозило выселение, отец наконец «отрывал от себя» арендную плату, и это всегда сопровождалось жалобами на то, что его обманули.

Я прошла за хозяйкой дома в калитку. Дейзи возвращалась сюда сотни раз, но что она искала? Объяснение, подсказку, ответы на вопросы, которые ее мучили?

Внутреннее убранство дома было очень простым. Жилая комната с нишей для обеденного стола, кухня, в которой едва хватило бы места для стола и стульев, хотя их давно уже там не было. Кухонная утварь отсутствовала, из стены торчали провода. Участки сравнительно чистого линолеума указывали места, где когда-то стояли плита и холодильник. Раковина пока была на месте, так же как и рабочая поверхность с металлическими краями. В шкафах с распахнутыми дверцами зияли пустые полки, покрытые бумагой с завернувшимися вверх уголками. Я машинально подошла к одному из шкафов и закрыла дверцу.