Гарри обвела взглядом опустевшую квартиру и нервно передернула плечами. Последние несколько часов она только и делала, что прибирала, но квартира все равно оставалась какой-то чужой.

Как только они выбежали из лабиринта и уселись в автомобиль, Диллон вызвал полицию. Но когда полицейские прибыли, злоумышленник уже исчез. Единственное, что свидетельствовало о его присутствии, были погнутые петли ржавых ворот.

Гарри потянулась к шпингалету оконной рамы в гостиной, но в последний момент сжала пальцы в кулак. Все, хватит с нее чокнутых ритуалов! Она уверенным шагом прошла в кухню, заварила себе кофе — покрепче, чтобы прочистить мозги, — и заходила туда-сюда, прихлебывая из чашки. Ее распухшее колено показалось ей не столь болезненным, тело — не столь разбитым. Через нее, словно электрический ток, пробежала пробудившаяся потребность в активных действиях.

Точная информация — вот в чем она сейчас нуждалась. Что там, в конце концов, произошло со сделкой по «Сорохану»? Кто еще, кроме ее отца, был членом инсайдерского круга? Как именно совершал свои махинации отец? Если она поймет механику инсайдерской торговли, которой занимался Сальвадор Мартинес, ей, возможно, удастся выяснить, откуда взялись двенадцать миллионов евро. И кто, черт возьми, за ними стоит.

Что до оптических иллюзий, то Гарри занималась наукой и технологией, а не дымом и зеркалами. Двенадцать миллионов не были иллюзией. Она видела их на экране собственными глазами, да и в банке это подтвердили. Никаких фокусов а-ля Гудини.

Поставив сумку на кухонный стол, она принялась рыться в ее недрах. Диллон советовал ей поговорить с отцом. Он был прав. Ей нужны были объяснения — и с кого же следовало начинать, как не с отца? Но она никак не могла решиться. Нет, не сейчас. Надо попытаться найти другой способ.

Гарри достала из сумки пригоршню визиток и принялась перебирать их, пока не нашла нужную. Закусив нижнюю губу, она задумчиво смотрела на карточку. Однажды она уже столкнулась с этим человеком, и теперь ей совсем не хотелось просить его о каком-либо одолжении. Но выбирать не приходилось. Не считая отца Гарри, это был единственный инвестиционный банкир, с которым она была знакома лично.

Гарри набрала номер, указанный на визитке, и подождала. Сегодня суббота, но Тирнан все равно должен быть на месте. У инвестиционных банкиров не бывает выходных.

— Алло, Джуд Тирнан слушает. — Голос у него был низкий, как у деревянного духового инструмента.

Гарри слишком поздно сообразила, что не придумала для своего звонка никакой легенды. Придется играть в развязность.

— О, привет! Это Гарри Мартинес.

Молчание на том конце провода неестественно затянулось. Не выдержав, она подсказала Джуду:

— Мы встречались вчера.

— О, не волнуйтесь, я отлично вас запомнил, — отозвался он. — Просто не могу поверить, что мне еще раз придется с вами говорить.

Гарри поморщилась и закрыла глаза. Наверное, она заслужила это. Решив придерживаться правды, она продолжила:

— Послушайте, я должна перед вами извиниться. Вчера я, похоже, немного погорячилась.

— Вы не просто погорячились — вы позволили себе откровенную клевету.

Глаза Гарри округлились от гнева.

— Эй, но меня ведь на это спровоцировали, помните? Ваш коллега мог бы следить за тем, что говорит!

— Феликс Роуч — болван, тут я с вами согласен. Однако, насколько я помню, ваши обвинения касались не только его, но и всех присутствующих.

Усевшись в кресло, Гарри вздохнула.

— Послушайте, не можем ли мы начать нашу беседу заново? Мне очень нужно с вами поговорить, причем совсем о другом. — Она взяла его визитку за уголок. — О моем отце.

Пауза.

— Продолжайте.

— Я хочу задать вам несколько вопросов, касающихся того, чем он занимался.

— Вы что, не можете спросить у него самого?

Гарри поморщилась и честно ответила:

— Это не так-то просто. Если бы вы смогли уделить мне время днем, я бы вам все объяснила.

— Не смогу. Днем я буду занят, а вечером еду в аэропорт. Так что, если у вас все…

— Вчера кто-то пытался столкнуть меня под поезд. — Черт! Гарри совсем не хотелось выпалить это вот так, с бухты-барахты. Она собиралась рассказать об этом походя, как бы между делом. — И знаете, тот тип, что меня толкнул, сказал что-то про деньги «Сорохана».

После очередной паузы Тирнан осведомился:

— Речь идет о сделке по поглощению, из-за которой арестовали вашего отца?

— Да.

— Не понимаю. И уж совсем не возьму в толк, чего вы хотите от меня. Вы звонили в полицию?

— Конечно, звонила. — Гарри скрестила пальцы, отгораживаясь от вранья. — Но если бы вы ответили всего на несколько вопросов, мне это очень помогло бы. Обещаю, что не отниму у вас много времени.

Он медлил с ответом, и Гарри поняла, что у нее остался единственный способ поймать его на крючок. Джуд был инвестиционным банкиром. Возможно, этому человеку не было дела до Гарри, однако ему просто не могло не быть дела до денег. Она глубоко вздохнула и ровным голосом произнесла:

— По моим прикидкам, сумма «сорохановских» денег составила двенадцать миллионов евро, и я точно знаю, где эти деньги сейчас.

На том конце провода надолго повисло молчание. Наконец Тирнан сказал:

— Можете доехать со мной до аэропорта. Я подберу вас у парковки МЦФУ в шесть вечера. Это все, что я могу для вас сделать.

Гарри, откинувшись на спинку кресла, выдохнула:

— Спасибо, вы делаете мне огромное одолжение.

— О, не заблуждайтесь — я делаю это не ради вас. Я делаю это ради вашего отца. — Тон Тирнана был язвительным. — Я его любил.

Гарри обвела взглядом бокс, служивший ей офисом. Ее пальцы замерли над клавиатурой. Сжав зубы, она ударила по клавишам: «Сальвадор Мартинес, Сорохан, инсайдерская торговля», — изо всех сил стиснула мышь и щелкнула «Поиск», не дав себе успеть передумать.

По экрану потянулся список публикаций о ее отце. Первая статья была датирована седьмым июня две тысячи первого года. «Высокопоставленный инвестиционный банкир, служащий “КВК”, задержан по обвинению в инсайдерских махинациях». При виде следующей серии заголовков Гарри почувствовала, как горло сдавливает знакомая боль: «Банкир Мартинес отвергает обвинения», «Выявлен инсайдерский круг — вовлечены крупнейшие инвестиционные банки», «Мартинес сколотил миллионы на инсайдерских махинациях». Гарри медленно проматывала список вниз, заново прослеживая путь отца к его катастрофе, пока не добралась до последней статьи. Статья, датированная четырнадцатым апреля две тысячи третьего года, была озаглавлена сухо, без прежней сенсационной крикливости: «Сальвадор Мартинес заключен в тюрьму».

В тот день, когда отца посадили, Гарри сидела у матери в кухне. Мириам с Амарантой вернулись из суда, где присутствовали при вынесении приговора. Гарри не пошла с ними. В последние месяцы она вообще перестала ходить на судебные заседания и даже читать газетные отчеты о судебном процессе. Окончательно разуверившись в невиновности отца, она чувствовала, что все-таки не может в полной мере осознать всю глубину его вины.

Гарри стояла в дверях, обхватив себя за плечи — так, будто на ней была смирительная рубашка. Мириам, прямая, как жердь, сидела за кухонным столом, теребя в руках кухонное полотенце. Ее светлые волосы были стянуты в тугой пучок, на похудевшем лице проступила почти славянская скуластость. Не в силах смотреть матери в глаза, Гарри уставилась на полотенце. Полотенце было в красно-белую полоску. Гарри вспомнился костюмчик пастушкá из ее первой школьной пьесы. Ей хотелось быть ангелом, с крыльями и нимбом, — но мать сказала, что на эту роль могут претендовать только блондинки.

— Твоего отца посадили в тюрьму Арбор-Хилл на восемь лет, — сухо произнесла Мириам. Она обвела взглядом сверкавшую чистотой кухню. — Мне сказали, что там сидят одни убийцы и насильники.