Она настолько привыкла к Борису, что даже странно было: неужели после этого похода их разъединят, направят в разные отряды… Нет, лучше уж и не предполагать такое!

Борис на ходу поднял руку: внимание, осторожней. Зоя старалась ступать на носки, внимательно прислушивалась. Какие-то странные звуки доносились издалека. Она дернула Бориса за рукав, тот остановился.

— Слышишь?

— Вот опять? Что это?

— Лошади? На ржанье смахивает…

Сделали еще шагов пятьдесят, и перед ними открылась прогалина, заросшая низким кустарником. Дальше, наверно, — поле. Во всяком случае, конца прогалины не было видно за белесой мглой. Лишь смутно обрисовывались впереди очертания какой-то постройки. Ветер, дувший оттуда, нес запах печного дыма, обрывки голосов. Совсем явственно раздавалось ржание многих лошадей. Поили их там, что ли, или в сарай загоняли?

Чуть приметно мелькал огонек. Он перемещался. Наверно, кто-то ходил с фонарем.

— Петрищево, — тихо сказал Борис. — Ты побудь здесь, а я подберусь поближе, посмотрю.

Зоя прижалась спиной к стволу дерева, на всякий случай вытащив наган. Это был не ее револьвер, к которому она привыкла. Когда Клава Милорадова и Лида Булгина уходили на разведку, у Зои было такое ощущение, что она долго не увидится с ними. Да и увидится ли вообще?! Захотелось оставить Клаве на память что-нибудь. Но ведь нет ничего. Разве только поменяться наганами: у нее револьвер лучше, как-никак самовзвод. Клава даже растрогалась…

Согревая ладонью рукоятку нагана, Зоя следила за Крайновым. Он сделал несколько перебежек от куста к кусту, потом пополз и скрылся из виду. Надо было набраться терпения. Усилившийся снегопад совсем заслонил виденное вдали строение. Теперь Зоя могла лишь слушать, но и слушать-то было нечего. Голоса в деревне больше не раздавались, конское ржание прекратилось. Только собака жалобно тявкала где-то вдали. Не облаяла бы Бориса!

Минуло полчаса или даже больше, пока вернулся Крайнев. Он поманил Зою в глубь леса. Пошли по своим же, недавно протоптанным, но почти занесенным следам. Остановившись, Борис отряхнулся:

— Все лицо мокрое от этого снега, и воротник тоже. Набился, пока полз…

— Что там?

— Длинный сарай — конюшня. В домах немцев полно, крайняя изба как улей гудит.

— Ну и что?

— Зажигать будем. Ты — конюшню, я — избы.

— В такой снегопад? Кто увидит? С какого самолета рассмотришь?

— Подождем, может, кончится. Еще рано, до полуночи время есть. И немцы угомонятся.

— Платок возьми, шею вытри. Замерзнешь.

— Я попрыгаю, — Борис принялся бесшумно топтаться на месте. У Зои, долго стоявшей без движений, тоже застыли пальцы ног и рук, она тоже начала приплясывать, то приближаясь к Крайневу, то отступая. И вдруг фыркнула весело.

— Тихо! Чего смешного? — удивился Борис.

— Вроде бы танцуем вместе… Наш с тобой бал!

— Похоже, — улыбнулся Борис. — Лесной бал! — И, словно оправдываясь: — А что поделаешь? Еще по крайней мере час ожидать надо.

Ползти — вот что самое ненавистное. Неподалеку фашисты, они не таясь выходят из дома, хлопают дверью, разговаривают в полный голос, гогочут. Уверенными хозяевами себя чувствуют. А Зоя вынуждена ползти по своей родной земле, хорониться в канаве, не смея выпрямиться в полный рост. Разве не обидно! Если бы не строгий приказ Бориса, она не стала бы унижаться. А Крайнов твердил: на войне полжизни ползком. Хочешь победить врага и уцелеть — не гнушайся простыми испытанными приемами. Это он слова Спрогиса повторял.

Но теперь Бориса не видно. Зоя одна, а он где-то справа. Когда они выбрались из леса на прогалину, снег почти не шел, и Зоя, поднимая голову, первое время могла еще разглядеть командира: он полз быстрее, и уже значительное расстояние разделяло их.

А потом снег повалил снова, да так густо, что и сарай, и лес — все скрылось. Чего уж ползти-то при такой видимости! Одна забота: не потерять направление, к сараю попасть. Зоя встала и с каким-то даже озорством пошла в открытую, выставив руку с наганом.

Бревенчатая заснеженная стена выросла вдруг перед ней. Зоя затаила дыхание. Рядом, за стеной, слышалось какое-то шевеление, ворочалось там что-то живое, жующее, теплое. Из продолговатого оконца струился парок, тянуло свежим навозом… Может, и люди там?

У Зои наготове бутылка с горючей смесью. Стукни о бревно, чиркни спичку… Но бутылка звякнет, дробясь на осколки, удар и звон стекла нарушат тишину. Зоя не осмелилась на это. Минуту или две провозилась, вынимая пробку. Осторожно, чтобы не булькала, облила горючей смесью стену: сверху вниз, от самой крыши. Солома-то наверху запылает, но хотелось, чтобы огонь охватил и бревна.

Пальцы слушались плохо — замерзли, пока открывала бутылку. И волновалась она. К тому же крупные снежные хлопья падали на спички, мешая зажечь их, хотя спички были с особой пропиткой. Они ломались, шипели, выскальзывали. Тогда Зоя взяла сразу несколько штук, сжала их сильно, чиркнула. Сверкнул огонек, она поднесла его к бревнам: пыхнуло пламя. Зоя на какое-то время ослепла. Попятилась с закрытыми глазами. Побежала спиной к свету, не оглядываясь.

Громкий испуганный крик донесся слева. Зоя посмотрела: не белой, а розовой была пелена в той стороне. Там слышался разноголосый гомон и вдруг ударит выстрел. «Борис!» — екнуло сердце. Зоя рванулась туда, но вспомнила приказ командира: подожжешь — и сразу в лес! Немедленно в лес!

За спиной заржали лошади. Кто-то кашлял и ругался непонятно и хрипло. Зоя, пригибаясь, побежала дальше, инстинктивно забирая вправо, в лощину, где чернели кусты.

Выстрелы в деревне ухали раз за разом. Однако стреляли куда-то в сторону. Только одна пуля свистнула над головой и подстегнула Зою: она побежала быстрей, высоко вскидывая ноги. Снега в низине нанесло до щиколоток, и девушка вскоре выбилась из сил. Остановилась, вытерла мокрое лицо, отдышалась и только тут сообразила, что лощина увела ее куда-то в сторону. И довольно далеко. Во всяком случае, даже проблеска пожара отсюда за снегопадом не было видно, а выстрелы раздавались глухо — ветер относил звук в сторону.

Зоя растерялась: где же искать Бориса в этой белой круговерти? Метнулась из лощины наверх и почти сразу очутилась в лесу. Но это был совсем не тот лес, в котором скрывались они с Крайновым и где должны были встретиться возле трех старых сосен. Там росли хвойные деревья, а здесь — березняк.

Она попыталась успокоиться, подумать без спешки, определить направление. Борис ждет ее. Может, совсем рядом. Но где? Куда повернуть? Пропал и последний ориентир — прекратилась стрельба. Зоя шла наугад, все еще рассчитывая на счастливый случай. Шла долго, вспоминая, как учил командир-инструктор находить стороны света. По муравейникам, они с южной стороны стволов, где греет солнце, но какие сейчас муравейники! По годовым кольцам на срезах пней. Тоже отпадает. А вот это, пожалуй, можно использовать: у старых сосен, растущих на открытых местах, крона гуще с юга.

На какой-то поляне Зоя нашла несколько отдельно стоящих деревьев. Пригляделась. Она знала: нельзя идти на север, там магистральные дороги, много фашистов. И на запад ей ни к чему. На восток надо пробираться, к своим. Но тоже придется пересекать шоссе. Не лучше ли на юг, в большие леса?

Она притулилась к стволу. Так устала, что не хотелось двигаться, не хотелось думать. Опуститься бы на землю, да посидеть хоть немного. Но нельзя. Она вспотела, убегая от деревни, и теперь холод исподволь пробирался под одежду. Зоя чувствовала это, однако не было сил нарушить оцепенение. Сникла она, подавленная случившимся. Сами собой закрылись тяжелые веки. Стало вроде бы лучше, уютней.

И вдруг она услышала странный звук: над головой мертвенно, по-костяному, стучали под ветром закоченевшие ветки. От этого звука сделалось так жутко, что она вскрикнула, оттолкнулась от дерева и быстро пошла по просеке, начинавшейся от поляны. Кажется, на юг или на юго-запад. Во всяком случае, не надо отчаиваться и распускаться. Не в пустыне она. Просека обязательно приведет куда-нибудь. На другую просеку, на дорогу, в деревню, к избе лесника. Там можно сориентироваться. Только не стоять, не поддаваться гнетущему настроению. Идти и идти!