* * *
Изабелла и Мортимер выехали из Херефорда в Лондон 26 или 27 ноября; путешествуя «небольшими перегонами»,{1259} они добрались до Ньювента 27-го и до Глостера — 28 ноября. Теперь в свите королевы состояло очень много лордов и леди, и Изабелла позволила многим из них оставить ее, «чтобы вернуться в свои дома и поместья, за исключением нескольких знатных особ, коих она оставила при себе в качестве советников. Она ясно приказала им возвратиться к Рождеству, к большому празднику, который намеревалась устроить»{1260}
30 ноября в Сайренстере в присутствии королевы, принца Эдуарда и Мортимера прошла церемония назначения Эйрмина канцлером вместо Болдока.{1261} В тот же день Изабелла, принц Эдуард и Эйрмин были официально объявлены хранителями Большой Печати вплоть до 20 января, и королеве предстояло держать ее под неусыпным личным надзором.{1262} Начиная с этого момента они постепенно перестали притворяться, будто король лично правит государством, и некоторые приказы издавались теперь от имени «королевы и старшего сына короля», «совета» или даже просто «от имени королевы».{1263}
По указанию Изабеллы вскрыли сокровищницу Деспенсера в Тауэре и все, что там нашли, передали ей;{1264} она также получила конфискованное добро Арундела.{1265} Королева, без сомнения, считала справедливым, чтобы эти неправедно нажитые богатства достались ей — это были своего рода финансовые репарации за все, что ей пришлось выстрадать в руках Деспенсера и его клики.
Изабелла не успокоилась, пока не возвратила себе все, что у нее несправедливо отобрали. В период между 1 декабря и 13 января она вознаградила себя рядом крупных сумм, составивших в общей сложности 11 843 фунта, 13 шиллингов и 4 пенса.{1266}
В некоторых источниках утверждается, что Изабелла и Мортимер 1 декабря находились в Личфилде{1267}, но поскольку они были в Сайренстере за день до того и в Уитни днем после, это кажется весьма маловероятным. Но именно в первый день зимы королева, решительно желая обеспечить покорность столицы, назначила комендантами замков, окружающих Лондон, своих людей.{1268} Двор 2 декабря находился в Уитни, в Оксфордшире, а 3-го переместился в Вудсток. В этот день, учитывая, что в столице все еще было неспокойно, решили отложить сессию Парламента. Соответственно, был обнародован новый призыв, предписывающий участникам сессии явиться 7 января, чтобы «обсудить дела с королем, если он будет присутствовать, или же с королевой, его супругой, и сыном короля, хранителем государства».{1269}
4 декабря в присутствии мэра и муниципалитета гниющую голову Деспенсера водрузили на Лондонском мосту «при большом стечении народа и под звуки рогов».{1270} Примерно тогда же королева, «желая показать, что [Стэплдон] погиб не по ее воле, а также почтить его как духовное лицо, велела извлечь его тело из-под кучи мусора, где оно было позорно брошено, и похоронить как должно в его собственном соборе в Эксетере».[114]
6 декабря королева занималась подготовкой транспорта для наемников, возвращающихся в Эно.{1271}
«Спутники сэра Джона жаждали вернуться домой, ибо они выполнили задачу и покрыли себя великой славой. Они простились с королевой и вельможами, которые предлагали им погостить еще немного, пока не решится вопрос, как поступить с королем. Сэра Джона уговаривали побыть хотя бы до Рождества. Отважный рыцарь учтиво согласился остаться, сколько пожелает королева. И он удержал при себе своих товарищей, сколько смог, но их было немного, поскольку большинство торопились домой, что сильно его рассердило. Но даже когда королева и ее советники поняли, что его товарищи никак не хотят задержаться, им все равно были выказаны все знаки внимания, и королева приказала выплатить им большую сумму денег в восполнение расходов и за службу, и каждому в соответствии с рангом были преподнесены драгоценные украшения. Им также заплатили за лошадей, которых они решили оставить на берегу, не торгуясь, по той цене, которую они сами указали. Сэр Джон остался в Англии, по настоянию королевы»
Сэру Джону оставалось наслаждаться вниманием ее дам, которые оспаривали друг у друга благосклонность этого любезного героя.{1272} Впоследствии Изабелла щедро вознаградила его за преданную службу.{1273}
9 декабря гарнизон Тауэра получил подкрепление, а 11-го была издана прокламация, осуждающая беззаконие в Лондоне. Командование Тауэром, а также замком Херефорд, было поручено лорду Уэйку 12 декабря.{1274} Столица постепенно приходила в норму, но очаги беспорядка еще тлели.
21 декабря двор переехал в Уоллингфорд, по дороге остановившись в аббатстве Осни. Приближалось Рождество; Изабелла наконец собрала вокруг себя всех своих детей, как и Мортимер.{1275} Выполняя обещание, королева «устроила празднество при дворе, и туда съехалось множество знати и прелатов со всего королевства, а также главные должностные лица городов и городков».{1276} Доверие к новому правительству нельзя было продемонстрировать более ясно.
* * *
В Уоллингфорде к Изабелле присоединился архиепископ Рейнольде, чью мольбу о защите она охотно исполнила{1277} — теперь он прибыл продемонстрировать свою покорность. Видя, что победа одержана, приор Истри также открыто стал на ее сторону и прислал поздравительное письмо, желая ей «добра и долгой жизни, милости на земле и славы на небесах». Он также похвалил Рейнольдса за то, что тот стал союзником королевы.{1278}
Архиепископ присутствовал на заседании совета, созванного королевой для обсуждения проблемы — что делать с королем? Там же присутствовали Ланкастер, Кент и многие епископы. Ходили слухи, что король с королевой готовы примириться{1279}, но у Изабеллы явно не было таких намерений. По сути, и она, и ее советники уже решили низложить его, и обсуждению подлежал только способ, как это осуществить.{1280} Кое-кто (имена не указаны) предлагал пойти дальше и предать короля смерти на том основании, что он этого заслужил как плохой правитель, а кроме того, будучи живым, он всегда мог стать объектом внимания диссидентов, которые могут захотеть восстановить его на престоле; если это случится, предупреждали они, те, кто низверг его, будут беспощадно уничтожены. Однако никаких законных процедур для суда и казни короля не имелось, и большинство участников совета считали, что король никак не может быть виновен в измене самому себе. Мнения жестко разделились, пока Джон д'Эно не уладил дело, указав, что монарха, помазанника божия, казнить невозможно, и лучше всего будет низложить его и держать в заключении в надежной крепости до конца его дней.{1281}
