Из Парижа Изабелла 16 апреля отправилась в Понтье. На ночь она остановилась в Буасси-л'Айери близ Понтуаза и оттуда написала Эдуарду, что намеревается ехать обратно в Англию.{519} Но 18 апреля она вернулась в Париж, чтобы выдать деньги Элиасу Джонстону, который еще в январе выехал во Францию для подготовки ее миссии; свита ждала ее в Бонвиллере, где она и присоединилась к ним наутро.{520} В тот же самый день, 18 апреля, словно во исполнение проклятия Жака де Молэ, умер папа римский. В тот век суеверий Изабелла, услышав эту новость, могла вспомнить о проклятии и со страхом подумать, что попрощалась с отцом навсегда.
Теперь королева вновь наведалась в собственные владения. Она побывала в Пуа-де-Пикарди 20 апреля, в Эрене 21 апреля и в Аббевиле 23 апреля, — там она принимала своего брата Карла и дядю, Карла Валуа.{521} На следующий день она разослала письма, возможно, касающиеся важного и мрачного дела (как стало ясно вскоре), королю Филиппу, Людовику Наваррскому и другим вельможным господам и дамам Франции.{522} Минуло еще три дня. Изабелла, проехав на север через Монтрейль и Булонь, вернулась в Виссан, села на корабль и отплыла в Англию. Когда она высадилась в Дувре, ей преподнесли странный подарок — дикобраза, которого, несомненно, сразу отослали в королевский зверинец в Тауэре; в мае была сделана выплата за яблоки для него, но более упоминаний о нем нет — возможно, он прожил недолго.{523}
Изабелла поехала поклониться святому Фоме в Кентербери, где сделала еще одно подношение.{524} Можем ли мы угадать, что побудило ее к этому? Возможно, она просто хотела поблагодарить за благополучное возвращение и частичный успех ее миссии. Или она молилась за жизнь и здоровье отца? Или на душе у нее было так темно, что ей настоятельно потребовалось духовное утешение?
Вероятно, Изабелла вернулась домой возмущенная, поскольку в апреле скандал и трагедия поразили французское королевское семейство, и она оказалась непосредственно замешана в это дело. Оно получило название «дела Тур де Нель», поскольку случилось в той башне в Париже, на берегу Сены, где Маргарита и Бланка Бургундская встречались, обедали и проводили время за адюльтером с братьями д'Онэ. Их невестка Жанна, которая оказалась свидетелем прелюбодеяни, умоляла сестер остановиться, однако нет оснований думать, что именно она раскрыла их измену. Ранее мы видели, что у Изабеллы уже возникало беспокойство относительно этих молодых людей, и она даже сообщала об этих тревогах отцу; многие считали, что именно она была в числе главных свидетелей против своих невесток.
У нас нет причин сомневаться в этом, вопреки ряду свидетельств более поздних хроник. Несмотря на все домыслы и неточности отдельных моментов, имеющиеся записи вполне согласуются между собой. Изабелла действительно находилась в Париже, когда тайна вышла на свет, и у нее были все возможности озвучить свои подозрения и свидетельствовать против невесток. Записи Казначейства показывают, что она вела долгие беседы с отцом — и, вероятно, именно тогда высказала свои обвинения. После того 19 марта она оставила Париж в первый раз и написала три письма брату, Людовику Наваррскому, из Палезо, Шартра и Галлардона,{525} а после отъезда, как мы видели, поддерживала контакт с отцом, дядей и братьями.
Жоффруа Парижский, французский хронист, писавший около 1317 года, утверждает, что после появления Изабеллы во Франции многие вещи были разоблачены и открыты «нашим государям», проверены и найдены истинными многими людьми.{526} Он не уточняет, в чем заключались разоблачения — но на этот период мы не находим ничего более подходящего под это описание, чем история Нельской башни. Кроме того, «среди простонародья повсюду ходили слухи», что именно Изабелла открыла это дело королю, хотя многие такому не верили.{527}
Соблюдение супружеской верности королевами или женами наследников престола было не только требованием морали. Адюльтер ставил под угрозу вопрос о законности наследования власти, и потому мужчина, склонивший к разврату женщину из королевской семьи, считался виновным в государственной измене. Филипп установил наблюдение за пятью подозреваемыми, выждал немного, а затем приказал провести срочное расследование; когда выяснилось, что измена имела место, его возмездие было ужасно. Все любовники были арестованы. Мы узнаем из «Scalacronica», что один из рыцарей бежал в Англию, но был там захвачен и отправлен обратно, навстречу жестокой судьбе. После беспощадных пыток братья д'Онэ признались в своих преступлениях и были приговорены к смерти. В апреле, на судебном заседании за закрытыми дверьми Маргарита и Бланка также признали свою вину перед членами Парижского Парламента. В мае их обеих приговорили к пожизненному заточению.[64]
Брак Маргариты с Людовиком Наваррским был немедленно расторгнут; впрочем, он никогда не был особенно счастливым, потому что принц часто покидал свою игривую и стройную жену ради игры в мяч[65], к которой питал истинную страсть. Не удивительно, что она вздумала искать любви на стороне. Теперь, проливая бесконечные слезы раскаяния, Маргарита принуждена была надеть грубое платье кающейся грешницы. В знак позора ее остригли наголо{529}, а затем заперли в сырой и темной камере замка Гайяр (Шато-Гайяр) в Нормандии — угрюмой крепости, воздвигнутой в конце XII века Ричардом Львиное Сердце; похоже, что обращались с нею с систематической жестокостью. Ее двухлетнюю дочку Жанну, единственную выжившую из детей, лишили прав наследования, подозревая, что Людовик не был ее отцом. Подозрение, скорее всего, было необоснованным, поскольку Маргарита, судя по всему, вступила в преступную связь только после рождения Жанны в 1311 году.
Бланку Бургундскую также, обрив голову, заточили в подземелье замка Гайяр — но папа римский, несмотря на мольбы ее мужа Карла, отказался расторгнуть их брак. Лишь спустя десять лет, после того, как Бланка произвела на свет ребенка от своего тюремщика, папа пошел на уступки, и ей позволили принять монашеский сан в обители Мобиссон. Но здоровье Бланки было уже подорвано суровыми условиями заключения, и год спустя, в 1326 году, она умерла.
Принц Филипп не отверг свою жену, Жанну Бургундскую, веря в ее невиновность; но, несмотря на то, что Парижский Парламент ее оправдал, она несколько месяцев содержалась под домашним арестом в Дурдане за то, что скрыла шашни сестер. Однако с ней обошлись с намного большим снисхождением и уважением, чем с Маргаритой и Бланкой, и в 1315 году она была вновь допущена ко двору. Впоследствии она подарила мужу еще двоих детей.
С незадачливыми братьями д'Онэ поступили значительно суровее: после того, как любовников прилюдно кастрировали и отрезанные гениталии бросили собакам, их частично освежевали заживо, а затем колесовали, переломав все кости, и наконец милосердно обезглавили на Монфоконе в Париже; изломанные тела выставили для всеобщего обозрения на виселице.{530}
Если Изабелла и испытывала какие-то угрызения совести за ужасную участь этих глупых распутных девушек и их любовников, никаких сведений об этом не сохранилось. И если она действительно выдала их, то, несомненно, усматривала в этом акт спасения дома Капетингов, поскольку нельзя было допустить осквернения священной крови, унаследованной от предков, внебрачными примесями. Высказывалось мнение, что она была инициатором заговора с целью дискредитировать потомство братьев, чтобы ее сын мог впоследствии унаследовать французский трон.{531} Однако думать так — значит слишком раздвигать границы вероятного, поскольку французские принцы были совсем молоды и запросто могли вступить в новый брак, родить новых наследников. Мы вообще не имеем каких-либо указаний на существование подобного заговора. Изабелла отправилась во Францию по поручению Эдуарда II, а не затем, чтобы погубить своих невесток.{532}
