Нортхэмптонский договор в одну ночь уничтожил популярность Изабеллы и Мортимера. Как могли они, спрашивали люди, так много дать человеку, которого большинство англичан считало военным преступником? Пошли даже дичайшие слухи о том, что Мортимер сделал такие уступки шотландцам в обмен на поддержку его стремления сделаться королем Англии.{1554} Хронист из Лэйнеркоста был ближе к истине, утверждая, что Эдуард III, «поддавшись на зловредные уговоры матери и Роджера Мортимера», вынужден был согласиться на этот договор, чтобы осуществить свои намерения относительно Франции.
И все же с точки зрения подлинных интересов страны договор в Нортхэмптоне был большой политической удачей. Он избавил Англию от безнадежной и дорогостоящей войны, принес мир на земли севера. Хотя и король, и большинство его подданных предпочли бы нанести резкий решительный удар и завоевать Шотландию, горький опыт уже не раз показывал, что возможность такого решения мнимая. Правительство не могло позволить себе подобную экстравагантность, поскольку Изабелла с Мортимером так разбрасывались средствами, что казна, унаследованная от Эдуарда II, теперь была практически опустошена. На заседаниях Парламента оба они доказывали, что мир крайне необходим, если предстоит война с Францией.{1555}
Именно Нортхэмптонский договор, а не слухи о соучастии в убийстве Эдуарда II, стоил Изабелле доброго отношения народа и поддержки союзников. У нас практически нет доказательств, что недовольство народа Изабеллой усилилось после смерти или похорон Эдуарда. Разумеется, с осени 1327 года началось некоторое разочарование в ее режиме, но оно было вызвано позорным провалом Уирдэйлской кампании. (О непоследовательность народа: убедиться воочию в невозможности победы над шотландцами — и ругать королеву за то, что она сделала из этого разумные выводы!)
Ясно также и то, что в 1328 году началось все более яростное соперничество между Изабеллой и Ланкастером за влияние на короля и правительство. Несмотря на родство, они никогда не были естественными союзниками и объединились только ради победы над Деспенсерами. Но с момента, когда Изабелла присвоила часть наследства Линкольна, отношения между ними стали быстро ухудшаться. Королева, похоже, из кожи вон лезла, чтобы спровоцировать Ланкастера и подорвать его авторитет — а он, в свою очередь, стал одним из самых суровых ее критиков и охотно вырвал бы власть из ее рук, если б мог.
Дело сэра Роберта Голланда наглядно иллюстрирует ту пропасть, которая постепенно возникала между королевой и Ланкастером. Поначалу бывший доверенным сторонником Томаса Ланкастера, крепко привязанный к нему из-за его богатства и успешности, Роберт Голланд в 1322 году оставил графа и перешел на сторону короля. Новый граф Ланкастер так и не простил ему этого предательства, поскольку уход Голланда лишил Томаса очень важной для него поддержки в Мидленде и непосредственно привел к его поражению.
Даже сторонники короля были потрясены этим предательством. Эдуард II посадил Голланда в тюрьму и конфисковал его земли. На сессии Парламента в феврале 1327 года, когда Изабелла и Мортимер еще сотрудничали с Ланкастером, было постановлено, что владения Голланду не возвратят, хотя его простили за то, что он бежал из тюрьмы. В сентябре 1327 года Голланд подал прошение о возврате прежних земель в то время, когда Изабелла уже начинала видеть в Ланкастере угрозу своей позиции; по ее подсказке это прошение было наконец удовлетворено Эдуардом III в декабре.{1556}
Это был верный признак того, что к концу 1327 года союз Изабеллы и Ланкастера затрещал по швам. Ланкастера обижало то, что Мортимер оттирает его на обочину, и Изабелла понимала, что Ланкастер, и влиятельный, и популярный, имеет достаточный потенциал и средства, чтобы стать могущественным и успешным оппонентом. Намереваясь сохранить монополию на власть, она не хотела рисковать еще большим падением своей популярности, идя на открытый конфликт с графом, но принялась исподтишка подрывать его авторитет, мало-помалу отстраняя Ланкастера и его сторонников отдел управления.{1557} После восстановления Голланда в правах она демонстративно оказывала ему покровительство и «была на диво благосклонна»{1558}, чем преследовала, вероятно, две цели: не только перетянуть на свою сторону одного из главнейших врагов Ланкастера, но также спровоцировать графа на ссору и тем самым получить предлог отстранить его от дел.{1559}
Но у Ланкастера были и более серьезные причины не одобрять поведение Изабеллы. Она была алчной и скупой — в этом сомневаться не приходится. Как мы видели, у нее имелись важные причины стремиться к финансовой безопасности и привилегиям своего статуса, но ее стяжательство было чрезмерным по любым меркам и заслуживало порицания. Возможно, это ее качество, присутствовавшее всегда, после перенесенных душевных испытаний приобрело невротический оттенок — иначе она не захватывала бы, например, собственность Ланкастера себе во вред. Но для современников это ситуации не меняло. Ясно также, что с момента подписания Нортхэмптонского договора в 1328 году адекватность Изабеллы как правительницы все сильнее компрометировалась, и большинство прежних союзников постепенно оставляли ее.
Однако положение Изабеллы было почти безвыходным. Она не затем возглавила вторжение, свергла короля, укрепила свой авторитет и создала собственное правительство, чтобы позволить кому-то вырвать власть из ее рук. Для этого Изабелле требовалось сохранить контроль над сыном, с которым у нее, несомненно, был хороший психологический контакт, поддерживать свой статус и влияние и удержать при себе любовника; она, несомненно, рассчитывала, что останется у власти в тени трона и после того, как король войдет в возраст (что сделала столетия спустя Екатерина Медичи).
Но, видя маневры Ланкастера и его клики, Изабелла чувствовала, что может потерять все это сразу. Поэтому у нее не оставалось иного выбора, как поддерживать свой режим и дискредитировать противников. А для этого требовалось, в частности, контролировать доступ к королю, назначать своих людей на важные посты и накапливать достаточный запас средств и территорий, чтобы ее власть распространялась по всем государству, и под рукой всегда были средства для преодоления любого кризиса или угрозы ее политическому превосходству.
Эта сложная ситуация также означала, что королеве приходилось прибегать и к не слишком достойным методам — таким, как злоупотребление личной («Малой») печатью короля для оказания благодеяний покровительствуемым{1560} с целью загодя создать систему поддержки, которой можно будет воспользоваться при необходимости; или же нажим на правосудие ради нанесения ущерба противникам.{1561} И, кроме того, ей следовало укреплять власть Мортимера, ее главного союзника и самого надежного защитника, как бы непопулярен он ни был, и придерживать в сторонке Ланкастера и остальных членов регентского совета.
Изабелла прекрасно понимала, что граф является официальным опекуном короля, а она сама — всего лишь мать и никакой официальной роли в правительстве не играет. Ланкастер мог бы, при желании, на вполне законных основаниях перехватить контроль над королем. И пока перед Изабеллой стояла эта страшная и недопустимая перспектива, она была вынуждена оберегать собственные интересы всеми мерами, которые, будучи любящей матерью-собственницей, склонной к манипуляциям, наверняка искренне считала интересами своего сына — порой в ущерб благополучию всего королевства.
