Подлинность письма Фиески как такового не вызывает сомнений — но его содержание оспаривалось многими историками, хотя оснований для этого у них было немного. Для нас вопрос о правдивости сообщения Фиески имеет решающее значение: решив его, мы можем установить, была ли Изабелла соучастницей убийства мужа. Если Эдуард II не был убит — значит, потомки были несправедливы к ней, и ее образ представляется в совсем ином свете. Потому нам необходимо изучить сообщение Фиески подробнее.
Письмо начинается без предисловий, как будто Эдуард III уже был ранее информирован о том, что его отец жив и живет в Ломбардии, и получил доказательства того, что речь не идет о самозванце. Фраза «Во имя Господа, аминь» — обычное приветствие в письмах церковников того времени, и оно подразумевало, что дальнейшее сообщение правдиво. Фиески, видимо, получил эти сведения на исповеди — но он не указывает, дал ли ему Эдуард позволение передать их другим лицам; это либо подразумевалось само собой, либо слово «признался» относится не к таинству исповеди, а к обычному разговору. Как указывает Догерти, в этом признании нет ничего особо греховного, не считая убийства привратника, но в этом Эдуард должен был признаться и покаяться намного раньше. Письмо, несомненно, было доставлено посланцем, который мог на словах передать королю какие-либо деликатные подробности, которые Фиески не счел возможным доверить бумаге. Кто мог быть этим посланцем, мы вкратце обсудим далее.
Весомым аргументом в пользу подлинности текста письма является точность и аутентичность рассказа о действиях короля от бегства из Чепстоу до предполагаемого спасения из Беркли. Он согласуется с известными фактами и содержит подробности, которые могли быть известны очень немногим людям кроме тех, кто находился рядом с Эдуардом при его бегстве в Уэльс. Как было отмечено недавно{1472}, этих подробностей не содержит ни одна хроника, написанная до 1343 года (самая поздняя из возможных дат написания письма Фиески), и ни в одной нет упоминаний о том, что Эдуард вышел в море из Чепстоу и высадился на сушу в Гламоргане; данные об этом были зафиксированы только в хозяйственных отчетах, которые Фиески, да и никто другой, видеть не мог.[126]
Хотя об этом письме говорили много, так и не было выдвинуто удовлетворительное объяснение тому, откуда он мог взять информацию, если не от самого Эдуарда II и не от кого-то из его спутников. Однако Деспенсер, Арундел и Болдок были мертвы. Кто же остался — писцы короля? Солдаты? Насколько вероятно, что Фиески мог при его общественном положении и вдали от Англии получить эти факты от простых людей низкого звания? Откуда он мог вообще узнать, кого расспрашивать и где искать этих людей?
В письме имеются ошибки — например, именование Томаса Герни «лордом», а не «сэром». Но это вполне объяснимо неосведомленностью Фиески в титуловании англичан. «Саймон Барфорд» — это, вполне вероятно, заместитель Мортимера сэр Саймон Берфорд, которого впоследствии называли сообщником Мортимера «во всех его преступлениях».{1473} У нас нет других свидетельств, что он находился в Беркли в те дни, и конкретно в цареубийстве его никогда не обвиняли.
Окл не упомянут, но Эдуард мог и не увидеть его, а даже если и видел, откуда ему было знать, кто это такой? На слуг лорды обычно внимания не обращают. А вот Герни и Берфорда он, несомненно, знал, и они, соответственно, упомянуты поименно.
Имя стражника или слуги, который помог Эдуарду и бежал вместе с ним, нам неизвестно, однако он, очевидно, пользовался доверием у начальства. То, что он знал о планируемом убийстве Эдуарда, означает, что бегство, если оно вообще состоялось, имело место после того, как Окл привез распоряжения Мортимера и письмо Шалфорда. На мой взгляд, весьма мало вероятно, чтобы Эдуард бежал попущением Мортимера, как недавно предположил Айен Мортимер.{1474} У Роджера Мортимера не имелось никаких мотивов, чтобы сохранить жизнь Эдуарду, и были все причины желать ему смерти; мы уже привели достаточно доказательств, что, оставаясь в живых, бывший король представлял собой постоянную угрозу — и как объект заговоров для его освобождения и восстановления на троне, и как потенциальный глава диссидентов, оппозиционных правлению Изабеллы. Пока Эдуард был жив, Мортимер, чья власть зависела от положения женщины, контролировавшей молодого короля, не мог чувствовать себя в безопасности. А если бы Эдуард вернулся к власти, Мортимера ожидал бы кровавый финал.
Высказывались мнения, что перемена одежды не помогла бы Эдуарду II скрыться — но горожане и простолюдины того времени часто носили шапки с опущенными полями, капюшоны или шапочки-чепцы, полностью скрывающие волосы, а иногда еще и затеняющие лицо. И потому, если слуга был примерно того же роста, мало кто стал бы присматриваться к проходящему мимо Эдуарду.
На самом деле трудно поверить, чтобы Эдуард мог пройти через все посты до самого домика привратника, и его никто не остановил; ведь незадолго до того случились две новых попытки его освободить, причем одна даже увенчалась временным успехом, и меры безопасности должны были ужесточиться. Но в таких случаях меры обычно принимаются с учетом уже происшедших событий, а против неожиданностей защиты не предусмотришь. Беглец был переодет, кроме того, его держали взаперти так, что не все обитатели замка видели его и могли бы узнать; да и кому могло прийти в голову, что он просто возьмет и выйдет из тюрьмы? Любой, с кем он сталкивался по пути, принял бы его за коллегу-сторожа. Связка ключей в его руках также никого не удивила бы. Судя по всему, побег состоялся ночью, когда число караульных уменьшалось, при плохом освещении. Видимо, сторож шел впереди, а Эдуард следовал за ним. Переплыть ров для Эдуарда не составляло труда, а как только он выбрался из замка, его спаситель, возможно, местный уроженец, легко провел бы его через окрестные болота и леса.
Очень знаменательный момент в письме — упоминание о том, как тюремщики боялись реакции Изабеллы, когда она узнает, что Эдуард убежал от убийц. У Эдуарда не было никакой возможности узнать, что приказ убить его исходил только от Мортимера, а не от Изабеллы, которая, будучи далеко, в Ноттингеме, не могла знать о новейшем заговоре — а лицо, снабдившее Фиески этими сведениями, предполагало, что убийство заказала Изабелла. Между тем ко времени написания этого письма всем было известно, что Эдуард III считал ответственным за гибель отца именно Мортимера.
Если Эдуарду все-таки удалось бежать, почему он не объявился, не заявил о реставрации своей власти? Прежде всего, он знал, что не может рассчитывать на серьезную поддержку, поскольку большинство его сторонников были арестованы или лишены средств. Во-вторых, мало кто поверил бы его рассказу, поскольку большинство населения полагало его умершим и погребенным. В-третьих, он уже хорошо усвоил, каким безжалостным может быть Мортимер: рискни он обнаружить свое местонахождение, Мортимер, не колеблясь, выследил бы его и расправился бы с ним на месте. В-четвертых, как заметил Догерти, Эдуард пережил серьезное потрясение, был сломлен физически и душевно, что проявилось в сцене его отречения в Кенилворте, в январе того же года. К этому добавился год в заключении — тяжелое испытание, даже если обращались с ним хорошо. Он потерял свой трон, жену, детей и свободу, он наверняка еще оплакивал потерю Деспенсера. И наконец, попав в беду, он мог обратиться за утешением к религии, что породило желание отрешиться от всего суетного и удалиться от мира. Такой резкий душевный перелом был не редкостью в средние века.
В поддержку этой теории можно привести стихотворения, приписываемые Эдуарду, где сквозит озабоченность собственными грехами, желание отрешиться от всего «низменного» и надежда на искупление милостью Христа.
