Этой парочке удалось создать впечатление, будто в их браке нет места сексу, будто всю свою энергию они отдают народу. Безусловно, Эвита была самым главным политическим козырем Перона. Под драгоценностями, мехами и царственными манерами простые люди видели свою в доску женщину. Где-то прозвучало, что ее красота олицетворяет перонисткую женственность. Плакаты перонистов отождествляли ее с девой Марией, однако политические недруги по привычке величали ее шлюшкой. Через несколько лет, путешествуя в правительственном автомобиле с итальянским адмиралом среди охваченных весельем толп, она спросила: «Вы слышите? Они меня величают шлюхой». — «Вполне могу вас понять, — ответил адмирал. — Я уже пятнадцать лет не хожу в море, а меня по-прежнему называют адмиралом».
Хорхе Луис Борхес, аргентинский поэт и главный противник режима, сказал: «Жена Перона была обыкновенной проституткой. Содержала бордель около Хунина. И это должно бы ее раздражать: я имею в виду, быть шлюхой в большом городе — совсем не то же самое, что в городишке среди пампасов, где все всё обо всех знают. Быть там шлюхой — это все равно, что быть парикмахером или хирургом. Должно быть, ее это страшно злило — неприятно, когда тебя все знают, презирают и при этом используют».
Эвита, не удовлетворясь второй ролью первой леди, сама захотела политической власти. Она попыталась легализовать проституцию и навести порядок в буэнос-айресском квартале красных фонарей, чем подхлестнула кривотолки о своем прошлом. Она добивалась избирательных прав для женщин и женских организаций. Благотворительный фонд Эвы Перон перекачал миллионы государственных песо в социальные программы, но кое-что осело и на ее счету в швейцарском банке.
Сексуальная харизма позволяла Эвите манипулировать уймой мужчин, занимавших ключевые посты в администрации ее мужа. Она политически кастрировала множество видных государственных деятелей, а к некоторым из ее жертв слово «кастрировала» применимо буквально.
Ее оппонентов пытали электрическим током, отчего они утрачивали мужские способности. На ее совести оскопление повстанческих вождей, яички этих несчастных она держала в стеклянном кувшине у себя на столе. Вероятно, это производило неизгладимое впечатление на министров, государственных чиновников и профсоюзных делегатов, приходивших к ней с петициями.
По-видимому, в браке Эвита осталась верна мужу, но было и одно исключение. Во время второй мировой она познакомилась с Аристотелем Онассисом, поставлявшим через Аргентину продовольствие в оккупированную фашистами Грецию. В 1947 году, во время турне Эвиты по Европе, они снова встретились за официальным ланчем и договорились о приватном свидании на ее вилле на Итальянской Ривьере. Как только Онассис приехал к ней, они занялись любовью. Потом он заявил, что проголодался, она приготовила ему омлет и получила десять тысяч долларов на свою любимую благотворительность. Позже он сказал, что это был самый дорогой омлет в его жизни.
Во время того же турне у посольства в Риме, где она гостила, собрались тысячи людей. Они кричали: «Перон! Перон!» Когда Эвита вышла на балкон и помахала рукой, они ответили фашистским приветствием, чего Италия не видала со времен падения Муссолини. Между коммунистами и фашистами тотчас завязалась потасовка. Целый час полиция очищала улицу от смутьянов, а посольские клумбы были уничтожены во время драки.
В возрасте тридцати трех лет Эвита умерла от рака матки. Ее смерть повергла Аргентину в пучину горя; в память об Эвите снимали фильмы, приобщившие ее к лику святых.
После кончины Эвиты пятидесятишестилетний Хуан Перон вдруг проявил необычный интерес к профсоюзу учащихся средних школ, особенно к его юным членам женского пола. У этого профсоюза была ячейка в каждой школе. Девочек отправляли в роскошные «рекреационные центры», и там они развлекали высоких государственных чинов. Медицинский персонал центров справлялся с нежелательными зачатиями и венерическими болезнями.
У Перона был личный рекреационный центр, где он проводил вечера с несовершеннолетними девицами. Глядел, как они играют в баскетбол или плавают. Одна из них, Нелли Ривас, дочь рабочего конфетной фабрики, стала его любовницей. Ей было всего лишь тринадцать, но Перон заявил, что у него нет предрассудков. Дома Нелли спала на диванчике в изножье родительской кровати. Как-то раз босс оливосского профсоюза учащихся средней школы сказал ей, что у нее есть шанс позавтракать с президентом. За одним завтраком последовали другие.
Потом ей поручили доставить из Оливоса в президентский дворец какие-то бумаги. Она скоротала вечер в беседе с Пероном и осталась ночевать. На другой день она побывала вместе с ним на спортивных состязаниях. Закончились они поздно, и Нелли опять спала у Перона. На третью ночь разразилась гроза, и она не смогла уехать к родителям. Короче говоря, домой она так и не вернулась.
Перон осыпал ее драгоценностями и в цокольном этаже одной из своих вилл оборудовал для нее шикарное любовное гнездышко с зеркальными стенами и белыми медвежьими шкурами на полу. Но отношения их не сводились к одному сексу. Перон преподавал ей азы культуры. Он даже предложил Нелли посетить Европу, но она отказалась — не захотела с ним расставаться. «Одна лишь мысль об отъезде из резиденции вызывала у меня приступы безумия», — написала она позже.
По стране поползли слухи о шашнях Перона с несовершеннолетней девицей, а затем и о сексуальных оргиях за высокими стенами президентского особняка, о том, как Перон, подобно римскому императору, тешит себя среди девочек-рабынь.
И хотя большей частью все это было высосано из пальца, многие приверженцы Перона решили, что он предал память Эвиты. Страну охватил тяжелый экономический кризис, и Перон, оттолкнувший от себя львиную долю сторонников, был свергнут. Ему пришлось искать спасения на парагвайской канонерке, стоявшей на ремонте в гавани Буэнос-Айреса. Прежде чем уплыть на чужбину, он написал Нелли Ривас последнюю записку: «Моя милая девочка… я каждый день ужасно скучаю по тебе и по нашим собачонкам… Тысяча поцелуев и наилучших пожеланий. До скорой встречи. Папочка».
Впоследствии любовные письма Хуана и Нелли попали в печать, отчего вконец подмоченная репутация Перона нисколько не подсохла. За связь с Нелли Ривас он был заочно осужден военным трибуналом и лишился генеральского звания. В обвинительном заключении говорилось о «поведении, недостойном офицера и джентльмена».
«Невозможно выразить словами ужас, охвативший нас, когда мы получили доказательства преступления, совершенного тем, кто всегда заявлял, что «единственно привилегированные граждане страны — это дети», — писал судья.
Нелли была вне себя от горя. «Он любил меня, — говорила она. — Он годился мне в дедушки, но он меня любил. Он всегда говорил, что я очень хорошенькая, но ведь на самом деле я дурнушка, правда?» Ее упекли на восемь месяцев в исправительное учреждение, а родителей выдворили в Монтевидео. Позднее Нелли вышла замуж за аргентинца, работавшего в американском посольстве.
Тогда же были эксгумированы и вывезены за пределы Аргентины останки Эвиты — чтобы почитатели Перона не сделали из них культа. Их спрятали в Италии.
Изгнанник Перон повстречал в Италии Исабель Мартинес, аргентинскую танцовщицу, и она променяла сцену на должность его личного секретаря. В 1961 году они поженились.
В 1971 году Аргентину потряс очередной переворот. Военные декларировали намерение восстановить демократию и сделали ставку на Перона, у которого в стране осталось огромное число приверженцев. В качестве жеста примирения они привезли к нему в Мадрид останки Эвиты.
В 1973 году Перон возвратился в Аргентину и победил на президентских выборах. Исабель Мартинес баллотировалась вместе с ним на должность вице-президента. В октябре того же года, принимая дела, он уже знал, что умирает. 1 июля 1974 года вдова унаследовала его пост. В политическом смысле она, конечно, проигрывала в сравнении с Эвитой, или, точнее будет сказать, с Эвитой из легенды. Тяжело переживая утрату, она перевезла в Аргентину прах Эвиты и захоронила его рядом с Хуаном Пероном в склепе под президентским дворцом.