— Я готов, — сказал он. — Едем немедленно!

Эйхман покинул Будапешт 23 декабря 1944 года. В городе остался немецкий комендант Шмидтгубер с шестидесятитысячной армией и толпой вооруженных нилашистов, оставшихся без командира.

Советские войска вели артиллерийский обстрел. Снаряды рвались то тут то там. Каждый день погибали сотни людей. Люди вздрагивали от постоянных взрывов. Находиться вне дома было опасно для жизни. Горожане прятались в подвалах.

В разгар этого безумия к Валленбергу пришла беременная женщина, которая вот-вот должна была родить. Ей некуда было идти. Рауль предложил ей свою кровать. При свете стеариновых свечей она родила дочь. Женщина попросила Рауля стать крестным отцом новорожденной.

На следующий день после Рождества Валленберга и Ангера вызвали в венгерское Министерство иностранных дел. Валленберг знал, что министр Кемени уже уехал из города. Их принимал нилашист.

— Я вынужден просить вас немедленно покинуть Будапешт, поскольку шведское государство отказывается признать наше новое правительство, — заявил он. — Мы больше не хотим вас здесь видеть!

— Мы не сможем покинуть Будапешт за такой короткий срок, — ответил Пер Ангер.

— Ах так, не можете? — получил он ироничный ответ. — Если вы отказываетесь уехать, я не могу отвечать за вашу безопасность.

— Вы нам угрожаете?

Нилашист промолчал, но его улыбка была красноречивее любых слов.

Этой ночью Рауль долго не мог заснуть: «Кто защитит евреев, если шведских дипломатов заставят покинуть город?»

Ранним рождественским утром ему позвонил Пер:

— Сегодня в пять утра нилашисты напали на посольство. Пятьдесят человек с автоматами. Схватили наших шведских секретарей и увезли их. Даниельссон успел скрыться в посольстве Швейцарии. Сейчас нилашисты грабят наши запасы.

Даже Рауль был поражен тем, что нилашисты решились напасть на дипломатическую миссию. Теперь можно было ждать всего.

— Не приходи сюда! — предупреждал Пер. — Они тебя убьют! Постарайся ночевать в разных местах, чтобы нилашисты не могли тебя найти. Я послал телеграмму в Министерство иностранных дел в Стокгольм.

Это была последняя весточка, которую министерство получило от посольства в Будапеште. Советские войска окружили Будапешт. Все дороги были заблокированы. Никто не мог покинуть город. Вскоре не стало электричества и воды.

На Рождество те шведские дипломаты, кто был еще на свободе, собрались в посольстве Швейцарии. Это, похоже, было последнее надежное место в Будапеште. Когда Рауль Валленберг и Пер Ангер пришли в посольство, то увидели перед пылающим камином Даниельссона. В честь праздника он надел ярко-красную бабочку. Через час пришел Ларс Берг. Их угощали кофе и перечным печеньем. За окном слышался грохот пушек, стекла в окнах дрожали.

Внезапно раздался звонок в дверь. Принесли телеграмму.

— Неужели телеграф все еще работает! — вырвалось у Даниельссона. — Надо же!

Телеграмма была адресована Ларсу Бергу. Ее прислали его родители из Швеции. Он открыл ее и прочел:

— Желаем нашему мальчику мирного Рождества!

Между Рождеством и Новым годом советские войска ворвались в Будапешт. Атака немецкого штаба в Буде была отбита. Немцы начали строить баррикады на улицах. В нескольких сотнях метров от швейцарского посольства они оборудовали пулеметную огневую точку.

— Становится все опаснее. Того гляди и мы станем мишенью для русских, — заметил Даниельссон, когда они проходили мимо. — Ты вывесил флаг?

— Да, но нам следует найти для укрытия место получше, — ответил Пер Ангер.

— Прежде всего нам следует держаться вместе перед последней битвой, — подчеркнул Даниельссон и повернулся к Валленбергу. — Ты должен как можно скорее переехать к нам.

— Я не могу. Я должен быть рядом с моими подопечными, — ответил Рауль решительно.

В небе послышался звук мотора. Это был советский бомбардировщик, но ни одной бомбы не упало. Тишина предвещала несчастье. Они стояли и пристально смотрели вверх на бледно-серое небо. Что-то двигалось там, в воздухе, будто птицы. И вот вокруг них стали опускаться листовки. Они медленно, словно снежинки, кружились над крышами.

Листовки призывали немецкую и венгерскую армии сложить оружие. Тогда город не будет разрушен. Проигравшим было обещано хорошее обращение. В противном случае любое сопротивление будет подавлено без оглядки на гражданское население Будапешта.

— Эти условия намного лучше того, что немцы могли ожидать, — вырвалось у Даниельссона.

— Было бы чистым безумием не принять их и не сдаться на этих условиях, — сказал Пер.

— И тогда мы были бы спасены — и наши подопечные тоже, — подумав, сказал Рауль. — Но ведь все, что Гитлер делал до сих пор, было безумием.

Оставшуюся часть дня в Будапеште было непривычно тихо. Шведам стало известно, что русские и немцы договорились о перемирии.

Немецкий комендант Шмидтгубер послал телеграмму Гитлеру:

Ответ Гитлера пришел молниеносно:

— Теперь мы все проиграли! — покорно сказал Шмидтгубер Даниельссону. — Не только мы — немцы, но и вы — дипломаты. Город и его жители будут уничтожены.

— Теперь здесь наше убежище, — констатировал Даниельссон. — И ты, Рауль, остаешься здесь.

Валленберг покачал головой.

— Это невозможно. Я должен позаботиться о шведских домах и наших подопечных в них. Для меня нет иного выбора. Я взял на себя эту миссию. Я никогда бы не смог вернуться в Стокгольм, не будучи уверен, что сделал все возможное, чтобы спасти как можно больше евреев.

Даниельссон протянул ему руку:

— В таком случае — желаю тебе удачи.

Рауль пожал его руку. Это была их последняя встреча.

В январе 1945 года в Будапеште начались уличные бои — квартал за кварталом, все ближе и ближе к центру. Люди, как крысы, ютились в подвалах и укрытиях. Все время слышались выстрелы и взрывы. Никто больше не знал, кто стрелял из-за угла дома — враг или друг. Когда дверь в укрытие открывалась, прятавшиеся внутри пугались: кто там на этот раз — немцы или русские? Скоро ли придет освобождение?

Но даже те, кто мечтал об освобождении, боялись прихода русских. Ходили слухи об их жестокостях и казнях. Все старались найти надежное укрытие. Лишь бы пережить первые дни, а потом, возможно, все и наладится.

Чем ближе подходили русские, тем больше зверствовали нилашисты. Они начали бояться за свою жизнь. Ненависть к Валленбергу росла. Чтобы его не выследили и не убили, он был вынужден менять ночлег каждую ночь. Стало невозможно перемещаться по городу на автомобиле — нельзя было проехать между полуразрушенными домами, сгоревшими вагонами, автобусами и машинами. Но это не остановило Валленберга — он пересел на старый дамский велосипед.

В защитных домах жили пятьдесят тысяч евреев. Двадцать пять — тридцать тысяч человек размещались в шведских домах. Остальные жили в домах Красного Креста или в домах, находившихся под защитой других нейтральных государств, прежде всего Швейцарии.

Остальные семьдесят тысяч евреев содержались в закрытом гетто. Там они жили в ужасных условиях. Дома не отапливались, хотя на улице была зима. Людям запрещалось выходить на улицу. У них не было еды, кроме тех пайков, что Валленберг изредка для них доставал.

Как-то раз, когда Валленберг ехал на велосипеде по улице Татрагатн, ему навстречу вышел нилашист и остановил его. Рауль вздрогнул, но ему показалось, что он узнал этого человека. Это был тот, кто однажды прошептал ему: «Я помогу вам сейчас, если вы поможете мне, когда придут русские».

Валленберг обещал замолвить словечко за него. Нилашист ухватился за руль велосипеда и прошептал:

— А вы знаете, что немцы собираются завтра взорвать гетто?