В хате не было приметно никаких следов сборов в дорогу. Все на своих местах, пол тщательно выскоблен, стекла промыты, будто хозяйки ждали гостей, а не собирались в далекий путь.

Пока пили чай, Еленка вышла закрыть ставни.

Коля тоже вышел. Остановились у плетня, прислушиваясь к каждому звуку на улице.

В бездонном небе мерцали звезды. Иногда какая-нибудь срывалась и стремительно падала за горизонт. Было прохладно и тихо.

Долго стояли молча. Коля слышал Еленкино дыхание. Ему было хорошо и спокойно, оттого что она стоит рядом с ним.

— Может, не приедут? — вдруг тихо спросила Еленка.

У Коли пересохло горло. Он кашлянул.

— Должны бы… Батя сообщил…

И снова стояли молча, вглядываясь в ночь. Но ощущение покоя исчезло. Коля уже не видел падающих звезд, не слышал кузнечиков. Еще час-полтора, и Еленке надо уходить в лес.

Оба сразу услышали стук копыт, дружно повернули головы в ту сторону, откуда он доносился.

— Едут, — шепнул Коля.

— А может, не они?

Из темноты появилась лошадь, запряженная в телегу. На телеге сидел, свесив ноги, незнакомый парень. Поравнявшись с Колей и Еленкой, он остановил лошадь, спрыгнул с телеги и пошатнулся, озираясь. Ребята разглядели молодое лицо с отупевшими мутноватыми глазами.

Парень икнул:

— И к-куда ж это я з-заехал, голубки?

Ребята промолчали.

— Вот так хватишь лишний стакан и едешь не знамо куда. — Парень снова огляделся. — Это какое село?

— Яблонка, — сказал Коля.

— Яблонка? — переспросил парень. — А хата чья?

— А вам чью надо?

— А мне все равно, — сказал парень. — Мне бы переночевать… А то я в болото… к лешему заеду…

— Приказано на ночь никого не пускать, — сказала Еленка. — За это — расстрел на месте.

— А если я к приятелю зайду? А? У меня тут приятель гармонист. Петрусем звать. Не его ль хата?

— Ну его, — насторожилась Еленка.

— А вы его сестрица?

Еленка кивнула.

Парень, ни слова не говоря, все так же пьяно пошатываясь, пошел в избу. Еленка и Коля переглянулись и направились за ним.

— Здравствуйте, — сказал парень, входя. — За солью приехал.

Еленка и Коля глядели на парня с изумлением: теперь он был совершенно трезв, только в глазах мелькали веселые, озорные искорки.

— Собирайтесь быстрей, — сказал он. — Я и так запоздал. Места незнакомые, заплутался.

— Что слышно? — с тревогой спросил Василий Демьянович.

Видно, парень понял, о чем он спрашивает. Лицо его вдруг помрачнело.

— Прет, гад…

Мешки с солью и узлы положили на телегу, прикрыли сверху полушубками.

Мать и Еленка попрощались с Василием Демьяновичем.

— Спасибо вам.

Еленка протянула Коле руку.

— До свиданья, Коля.

Он крепко сжал ее маленькую теплую ладонь. Ему не хотелось отпускать ее долго-долго. Еленка уже забралась на телегу, а он все держал ее за руку. Партизан хлестнул лошадь. Телега скрипнула и вскоре исчезла в ночи.

Коля долго еще чувствовал в своей руке теплую нежную ладошку Еленки. Но Еленки уже не было, и мир казался опустевшим.

Последнее время Вайнер находился в отличном расположении духа. Армия фюрера вышла к Волге. Теперь войска двинутся на север, перережут коммуникации русских, сожмут Москву в кольцо и — конец. Россия задохнется в петле.

Даже местные неприятности не могли омрачить настроения.

В свете последних событий на фронте приход Борисевича показался Вайнеру добрым предзнаменованием. Что ж, это закономерно, предприимчивые люди, чуя прочность власти фюрера, ищут с ней сотрудничества. Борисевич неглуп. У него — верное чутье. Можно будет продать ему этот сгоревший лесозавод. Или даже подарить за услугу немецкому командованию. Пусть вкладывает капитал, разворачивает производство. Германии нужен лес, ведь придется заново отстраивать свою новую колонию — Россию.

И все-таки лишняя проверка не мешает. Вайнер и раньше надеялся использовать Борисевича в качестве проводника. Налет на Святую Волю несколько смешал карты. Сейчас партизаны думают, что немецкое командование растеряно. Что ж, тоже подходящий момент для нанесения решающего удара в самое сердце партизан.

Вайнер вызвал Козича.

Козич пришел, как и всегда, содрогаясь от неодолимого страха. Но Вайнер принял его приветливо, даже ласково.

— Вы и не представляете себе, дорогой Козич, сколько приятных минут доставили вы мне своим подарком. В вашем саду чудесные яблоки! — улыбаясь, сказал Вайнер.

Красивое лицо его с тщательно выбритыми розовыми щеками казалось Козичу лицом бога. И он только бормотал, ошалев от радости:

— Всегда готов… Чем могу… Всегда, пожалуйста…

— И этот ваш гармонист, господин Борисевич, показался мне человеком приличным, очень преданным. Вы давно его знаете?

— Да-а… Еще при панстве польском…

— Вот видите, — одобрительно сказал Вайнер. — Мне бы хотелось сделать для этого молодого человека что-нибудь хорошее. Мы ценим таких людей, как вы и он.

Козич растрогался, смотрел на Вайнера восторженно и умильно.

— Может, у господина Борисевича есть какие-нибудь планы на будущее, мечты? — осторожно спросил Вайнер.

— Есть, есть… — закивал Козич.

— Какие же?

— Ба-альшие, господин начальник. Размах! Мечтает свое дело завести. Заводик собственный.

Вайнер удивленно поднял брови:

— Вот как? Весьма похвально… Что ж, может быть, я со временем буду ему полезен… У нас отлично идут дела на фронте. Мы — на Волге. Красной Армии конец!

Поговорив еще немного о победах немецкого оружия, Вайнер отпустил Козича и задумался. Борисевич действительно мечтает о собственном лесозаводе. Чудесно! Значит, он поможет накрыть партизан в лесу.

А Козич спешил домой, подгоняемый нежданной радостью. Ай молодец Петрусь! Догадался насчет презенту. Угодили мы начальству!

Дома еще с порога он крикнул Петрусю:

— Поздравляю. Уговорил я господина Вайнера. Будет тебе заводик. Сперва он артачился, но я ему так, мол, и так, дела наши на фронте хорошие… В общем, уговорил!

Петрусь усмехнулся:

— Ну что ж, Тарас Иванович, придет день, уж я тебя не забуду, отблагодарю!

— Не забывай, Петрусь, не забывай своего благодетеля. Я за тебя словечко замолвил, и ты за меня замолвь. Может, войтом меня назначат? А? Немцы-то на Волге. Советам — капут!

— Назначат тебя, Тарас Иванович, войтом. Назначат.

Петрусь отвернулся и долго смотрел в окно. И счастье Козича, что он не видел его лица.

Сводки, передаваемые ставкой, были полны оптимизма. Они бодрили, поддерживали, вселяли уверенность. Вайнер забыл о недавних «неприятностях» под Москвой. Всегда легко забываешь то, о чем хочется забыть.

С каждой сводкой все более близким казался конец затянувшейся войны, все более случайными налеты партизан. И оттого, что так блестяще складывались дела на Волге, казалось, что и здесь легко покончить с партизанами одним решительным ударом.

Вайнер собрал у себя офицеров и произнес краткую речь. Она была энергична, полна уверенности и здорового оптимизма, как сводки из Берлина.

А через неделю, глухой, безлунной ночью, внезапно, в полном молчании, чтобы не выдать себя партизанским разведчикам, из Ивацевичей в разных направлениях вышли небольшие отряды. Точно в назначенное время эти отряды собрались на окраине леса. Солдат было около шести тысяч, но оттого, что они молчали, Петрусю казалось, что их гораздо больше. Он нервно покусывал нижнюю губу. Рядом с ним, словно оберегая его от каких-либо случайностей, стояли три здоровенных автоматчика.

Петрусь понимал, что Вайнер не доверяет ему до конца, но теперь это уже не имело никакого значения.

— Пора, — тихо сказал Вайнер. — И помните, господин Борисевич, каждый шаг вперед приближает вас к желанной цели.

— Спасибо, пан Вайнер, — так же тихо ответил Петрусь. — Я готов.

Он кивнул автоматчикам и двинулся в глубь леса. Позади кто-то вполголоса отдал команду.

Петрусь шел, то и дело отстраняя от себя ветки. Он с наслаждением вдыхал влажный запах леса и чутко вслушивался в тяжелые шаги солдат. Мысленно Петрусь видел всю колонну. Ядовитой змеей втягивается она в дремлющий лес и ползет, чтобы смертельно ужалить этот лес в самое сердце… Ползет меж высоких стройных сосен, меж белых берез, подминая нежный подлесок.