Крашке съежился, будто от удара. Безобразное лицо его покраснело, на нем еще отчетливее проступили белые полосы шрамов. Он заплакал.

— Я рад, что вы это поняли, Крашке, — радуясь произведенному впечатлению, сказал Вайнер. — Но не надо отчаиваться. Если ваше лицо прикрыть несколькими тысячами марок, оно не будет таким безобразным. — Вайнер снова захохотал, довольный своей остротой. — Вы говорили, что узнаете того негодяя, который стрелял в вас?

Крашке кивнул.

— Так вот, я дам вам деньги и сигареты. Будете торговать на базаре. В госпиталь можете приходить только ночевать. Если появится тот парень — дайте мне знать и не упускайте его из виду. За это вы получите двадцать тысяч марок, и ваша невеста непременно выйдет за вас замуж.

Вайнер с удовольствием заметил, как высохли слезы Крашке и в единственном глазу вспыхнул алчный огонек.

На следующий день на базаре появился одноглазый немецкий солдат-инвалид с безобразным, покрытым синими пороховыми пятнами лицом. Он торговал сигаретами разных сортов. Первое время люди поглядывали на него с любопытством, но потом привыкли и перестали замечать.

Однажды ночью к Гайшикам пришел товарищ Мартын. Он сидел за столом, пил кипяток с кислыми антоновскими яблоками и то и дело поглаживал седые усы, — видно, о чем-то сосредоточенно думал.

Коля сидел напротив и тоже прихлебывал из белой кружки с отбитой ручкой. В комнате пахло яблоками, как в саду осенью. Когда напились чаю, товарищ Мартын поднялся из-за стола, прошелся из угла в угол, разминая ноги, потом остановился возле Василия Демьяновича.

— Хочу твоего паренька в Ивацевичи послать. Не возражаешь?

— Мал он еще, — сказала Ольга Андреевна, будто Коле впервые ходить в Ивацевичи.

— Вот и хорошо, что мал. Да и дело пустяковое: человеку пару слов сказать. Я бы девчушку эту послал, Еленку из Яблонок, да ей лучше там не появляться.

— Пусть идет, — коротко сказал Василий Демьянович.

У Коли екнуло сердце: наконец-то и ему нашлось дело!

Мартын взял Колю за руку, привлек к лавке и уселся с ним рядом.

— Где Петрусь Борисевич живет, знаешь?

— Знаю. У тетки Варвары, с Козичем.

— Верно… Скажешь ему: «Дороги открыты». И все. Запомнишь?

Коля улыбнулся. Что ж тут запоминать!

— А зачем пойдешь?

— Молоко понесу на продажу.

— Молока нет, — возразил Василий Демьянович.

— А может, Козичу какую посылку от Тарасихи?

— Козичу?

— Скажу ей, что за солью на рынок иду, и прихвачу что.

— Ну что ж, попробуй, — кивнул Мартын. — Только не навязывайся очень. Кто ее знает, Тарасиху эту. Может, и к ней по ночам ходят из Ивацевичей, вот как я к вам. — Он снова прошелся из угла в угол, вздохнул и добавил полувопросительно: — Я сосну часок-другой? До света далеко.

— Ложитесь, ложитесь, — сказала Ольга Андреевна, взбивая подушку на кровати.

Товарищ Мартын снял сапоги и прилег на кровать поверх пестрого одеяла.

— Вы бы разделись…

— Я — по-солдатски…

Спустя минуту товарищ Мартын уже спал. Но Коля уснул не сразу. Все думал о боевом задании…

А утром, только взошло солнце, Коля уже был возле дома Козича. Колючая проволока на заборе, окружавшем сад Козича, заржавела, а забор возле ворот покосился. Коля постучал в калитку. По ту сторону лениво забрехала собака. Он постучал снова. Женский голос испуганно спросил:

— Кто там?

— Я, тетя Елена.

— Кто?..

— Да я ж, Коля Гайшик.

Заскрипела ржавая задвижка, калитка открылась.

— Заходи.

Тарасиха, кутаясь в накинутый на плечи платок, опять плотно заперла калитку.

Хата Козича показалась Коле нежилой, душной, как чердак под железной крышей в жаркий полдень.

— Чего в такую рань принесло?

— В Ивацевичи иду, за солью. А к вам зашел, может, что надо. А то Тарас Иванович обидится…

Тарасиха пододвинула Коле тарелку с яблоками.

— Угощайся, касатик.

«Паданцы. На тебе, небоже, что нам негоже», — подумал Коля, но отказываться от угощения не стал, чтобы не обидеть хозяйку. Выбрал яблоко с пятном поменьше, обтер его о пиджак и надкусил. Оно оказалось кислым и терпким.

— Нонче яблок не тот на вкус, что в прошлые года, — сказала Тарасиха, увидев, как скривился Коля. — Может, ты мешочек моему мужику снесешь? Аль не под силу? С пудик, не боле.

Коля отложил яблоко в сторону. «Кабы не такой кислятины наложила, я бы поволок», — подумал он, и вдруг в голову пришла озорная мысль:

— Лошадь бы… Я бы воз свез. Тарас Иванович человек значительный. Начальник. Он бы продал выгодно.

— Лошадь нельзя. Отобрать могут.

— У Тараса Иваныча?.. Истинный крест! — Коля перекрестился. — Он там над всеми голова, вроде войта. А на обратном пути я вам соли прихвачу.

Тарасиха вздохнула. Муж строго-настрого приказал лошадь никому не давать и самой со двора не выезжать. Но ведь это когда было!

Коля заметил, что Тарасиха колеблется.

— У меня и пропуск есть. Вот. — Он показал Тарасихе свой пропуск. — С печатью. Тарас Иванович лично дал.

Печать убедила Тарасиху.

— Идем в сад…

Коля и раньше бывал в саду Козича. Но теперь сад показался таким же запущенным, как и хата. Стволы яблонь не были обмазаны известью. Трава побита. Всюду виднелись следы лошадиных копыт. Многие ветви яблонь обломаны. Видимо, Тарасиха пасла коня прямо в саду, боясь выпустить его за ограду. Но яблок было много. Часа два Коля помогал Тарасихе наполнять ими ящики и мешки. Их перетащили и уложили на телегу. Туда же Тарасиха сунула кусок соленой свинины килограммов в десять и две четверти самогона в пыльных бутылях, видно, старого запаса.

— Не разбей! — строго сказала она.

— Не разобью, — весело откликнулся Коля.

Тарасиха вывела из сарая тяжелого на подъем старого коня какой-то пыльной масти. Его давно не запрягали, он отвык от сбруи и неуклюже бил задом по оглоблям телеги. Только после того, как Тарасиха несколько раз в сердцах хлестнула его вожжами, он успокоился и позволил себя запрячь.

— Коню побегать надо. Совсем спортится, — по-хозяйски заметил Коля.

Минут десять возились с воротами. Ворота осели и будто вросли в землю. Пришлось поработать лопатой.

Наконец, ворота открыли, Коля уселся на мешки с яблоками, и застоявшийся конь медленно потащил телегу.

— Помоги, господь, — сказала Тарасиха и перекрестила коня, и телегу, и Колю.

Коле, как и любому деревенскому мальчишке, не раз доводилось ездить на лошади — и верхом на водопой да в ночное, и в легких зимних розвальнях, и летом, лежа на возу с хрустким душистым сеном. Но никогда, пожалуй, не получал он такого удовольствия, как сейчас, сидя на мешке с козичевыми яблоками и погоняя вожжами козичева коня. Поглядела бы Еленка!

Отвыкший от работы конь еле передвигал ноги, а Коле хотелось, чтобы все летело навстречу, чтобы ветер свистел в ушах. Он то и дело гикал, вытягивал коня вожжами. Конь приседал от удара, делал неуклюжий рывок, пробегал десяток метров рысью и снова переходил на унылый шаг. Не понимал он состояния Коли!

На КПП солдаты, едва глянув на пропуск, устремились к телеге, жадно ощупали мешки, отведали яблок, откромсали здоровый кусок свинины и утащили в свою будку бутыль с самогоном.

Протрясясь пыльными узкими переулками, Коля подъехал к Варвариному дому. На крыльцо вышла Варвара с малышом на руках. Увидев Колю, улыбнулась:

— Здравствуй, Коля. Что давно не был?

— Некогда. Тарас Иваныч дома?

— Нету.

Из-за избы появился Петрусь с лопатой в руках.

— О-о! Миколка! Здорово, жених! — Петрусь приставил лопату к стене и подошел к Коле. — Здорово!

Коля пожал протянутую руку.

— Да ты целым обозом пожаловал!

Петрусь открыл ворота и завел коня во двор.

— Чей конь-то?

— Тараса Ивановича. И товар его.

Петрусь чуть удивленно посмотрел на Колю.