Брошь из камня, который ее отразить сумеет…

На груди, рядом с сердцем…

Проклята…

Нет, соврали гномы, соврали…

Не сейчас проклята, не сегодня, и не за невинную смерть Рыжего. Проклята до рожденья, потому как сердца не было. Лишь булыжник. Такой же, как покоится в озере.

Выполнил свой заказ Рыжий.

Настоящий мастер, последний из говорящих с камнями.

Поднялась фея с колен – и когда опустилась – не ясно? И пошла вдоль пустых коридоров подземных, под шепот маленьких жителей. И болело в груди так, будто она потеряла что-то безумно важное и будто в груди билось разбуженное сердце, последний подарок Рыжего…

– А в каждой сказке должен быть намек – добрым молодцам урок? – спрашивает Егор, когда я умолкаю.

– В хороших – наверное, а в моих – как выйдет.

Егор поднимается с кресла, садится на кровать рядом со мной и говорит совершенно потрясающие вещи для каждого автора:

– Мне понравилась сказка. И я понял, о ком был намек. Каждый может ошибиться – это об Аиде и злых словах феи к Рыжему. Когда любишь, способен на все – это про гнома. И даже если сердце приносит боль, это все равно лучше, чем когда оно застывает булыжником. Вот только…

– Что?

– Вот только не думаю я, что твоя фея заслуживает такой жертвы.

– Гном считал по-другому, – усмехаюсь.

– Я сейчас образно говорю, – отмахивается мальчишка. – Это же сказка-перевертыш. Ты – гном, а Яр – фея. Специально написано так, чтобы меньше кто догадался. Вот я и говорю, что вряд ли твоя фея… заслуживает такой жертвы.

Я хочу расспросить его, хочу, чтобы успокоил мои смутные подозрения, но в коридоре слышатся шаги, и я узнаю этот мерзкий голос, который приближается к комнате.

– Блин, – сокрушается Егор, – значит, мне вчера не послышалось… мама приехала…

При этом говорит тоном, будто приехал зубной врач. Но я, честно говоря, тоже морщусь и запираю поспешно дверь. Сплю я, сплю, разве непонятно?

Правда, возмущение за дверью столь громкое, что сон при таком ультразвуке противопоказан, но мы с Егором затыкаем уши и по-тихому сматываемся на балкончик, переждать. А пока там сидим, он уговаривает меня взять его с собой в салон и напоить сладкой газировкой, потому что у него есть план, как не попасть на глаза его маме.

Рискованный план, я же скалолазанием не занималась, но лесенка, которую спускает из своей комнаты Егор, кажется надежной, а внизу нас уже встречает Макар. Да и второй этаж всего! Я решительно перекидываю одну ногу через бортик и… правильно… по закону подлости слышу снизу громкий изумленный голос свекрови:

– Ах! Посмотрите на нее! Она хочет покончить жизнь самоубийством, а мой сын скажет, что это я ее столкнула! Ах! Она хочет нас с ним поссорить!

Егор присел и хихикает на балконе, изо всех сил стараясь себя не выдать. Я вишу с одной ногой под взглядом сбежавшейся охраны, они суетятся, кажется, как и свекровь, не замечая лесенку. И в этот момент изматывающий вой прерывает звонок моего мобильного.

– Тихо! – кричу я вниз. – Муж звонит!

Свекровь что-то там возмущается, но я угрожаю, что действительно навру Яру, будто меня спихивают с балкона, и все молча, изредка повизгивая соло, ждут, пока я наворкуюсь.

– Все! – так же решительно убираю ногу с лесенки, подтягиваю лесенку на балкон – еще пригодится. Машу рукой зрителям, в том числе и тем, что в шляпе-торшере алого цвета. – Мне пора! Макар, заводи машину! Не будем заставлять Ярослава Владимировича ждать! – заявляю строго.

И величаво покидаю сцену, а потом подхватываю сумочку и несусь по лестнице, а за мной галопом бежит Егор, чтобы успеть к машине, пока к ней не подобралась дама-торшер.

Запыхавшись, вваливаемся в салон машины и смеемся, наблюдая в заднее стекло, как машет нам раскачивающаяся на ветру шляпа.

Первый день военных действий, а я уже подустала. Интересно, в этой войне подразумевается план для отдохнуть или только один вариант – насмерть?

– Макар, я вот что подумала…

Водитель бросает удивленный взгляд в зеркало заднего вида и снова переключается на дорогу. Наверное, это неправильно, общаться запросто с теми, кто на тебя работает, но я не чувствую себя хозяйкой, пани и все такое, поэтому если и нарушаю какие-то приличия, то не сознательно. Да и вообще, не родственникам моего мужа судить о приличиях.

– Ты ведь был личным водителем Ярослава Владимировича? – продолжаю. – Почему он приставил тебя ко мне?

– Вы против?

– Да нет, просто подумала… обычно привыкаешь, срабатываешься…

– У шефа нет привыкания к своим служащим.

Ответ, вполне объясняющий, и все же…

– На него работает четыре водителя, – после паузы поясняет Макар, – двое только при шефе, один из них – я. Сейчас его возит Савелий, раньше мы сменяли друг друга. Когда шеф посчитает нужным, снова сделает рокировку. Я ответил на ваш вопрос?

– Да, спасибо.

И мы едем дальше. Егор делает вид, что поглощен видами летнего города за окном, я – разглядыванием своих ногтей. Кстати, может, маникюр сделать, раз уж буду в салоне? Я бы хотела наращенные, они выглядят так элегантно, но с ними ручкой писать неудобно, да и что-либо делать по дому не выйдет. Хотя последнее мне вряд ли грозит. Я вообще после свадьбы превратилась в хрупкую бесполезную вазу. Пыль сдувают, любуются ею, передвигают с места на место, но так дорого и так непривычно видеть ее, что даже цветы не ставят.

Н-да…

Егор просовывает свою руку под мою, не поворачиваясь. Услышал мой вздох, что ли, и таким образом выражает поддержку? Никак не пойму этих львов. По-хорошему с ними – норовят откусить палец, оскалишься – ластятся, как безобидные котики. Между тем машина останавливается у салона, рядом с другими поблескивающими солнечными лучами авто. Водитель остается, а мы с Егором заходим внутрь, в прохладу кондиционеров, жужжание фенов и стойкий аромат ацетона.

Мальчишка тут же затыкает пальцами нос и предлагает начать визит с газировки. Я машу рукой, мол, обязательно, но позже, а сама ищу глазами подругу и Яра. Улыбчивая девушка – парикмахер – говорит, что они в кабинете обсуждают деловые вопросы, и показывает рукой направление. Улыбается искренне, а не потому, что я – жена хозяина, а может, мне только кажется.

Лариса и Яр не слишком радуются, что их прервали, хотя муж искупает первое впечатление поцелуем. Не хочется от него отрываться, но с нами ребенок, очень любопытный ребенок, застывший с открытым ртом, так что…

– Как тебя встретили? – спрашивает подруга.

– Приветливо, – отвечаю честно.

Может, это и ее работа, но я думаю, подсуетился Яр, и еще свое дело сделало увольнение неретивой администраторши. К тому же на мне короткое белое платье от Андре Тан, в нем и простушка будет выглядеть дорого и стильно. Безупречное платье, единственное, для чего оно не походит – лазания по балконам.

Но подруга у меня без комплексов, принимает похвалу на свой счет и расплывается в улыбке под оба уха. Она даже ласково пытается потрепать волосы Егора и едва успевает одернуть руку до щелчка зубов.

– Какой… – на ее лице можно прочесть кучу эпитетов, кроме того, который она озвучивает, – …милый мальчик.

Милый мальчик клацает зубами еще раз, и подруга переключается на меня.

– Хорошо выглядишь.

– А ты просто великолепна.

На ней брюки со стрелками, красная блуза и коротенькая безрукавка – вот умеет найти на нашей толкучке вещи, созданные именно для нее. Это дар. Я же обычно ходила часами между рядами, а в итоге покупала то, что носили все.

– Мы вас отвлекли, да? – надеюсь, что начнут уверять, как они рады нашему приезду и что ничуть-то мы их не отвлекаем, и вообще… Но если Яр и хотел смягчить ответ, подруга его опередила вовсе не изысканной прямотой.

– Немного есть, – мнется она. – Мы, понимаешь, только подошли к самому главному… А может, кое-кому подстричься?