Напрямую, в лоб, шли двое. Третий атаковал справа. Еще один наступал слева. Всеволод вертелся ужом, уворачивался, уклонялся, парировал удары двумя длинными тяжелыми клинками. Держался. Пока держался…

Всеволод был из особых воинов. Обоеруких. Опасных и в одиночном бою и в сплошной рубке рать на рать. Такие, как он, идут впереди дружины, перед стеной щитов, чтобы хватало место для размаха и чтобы ничего не помешало сверкающему булату выписывать смертоносные круги.

Или прут в одиночку против двух-трех противников сразу.

Или против четырех, как сейчас…

Конечно, при необходимости Всеволод, мог драться и одной рукой – одинаково ловко хоть правой, хоть левой – во второй сжимая щит. Но все же не для того он обучался двуручному бою, чтобы прятаться в сече за увесистой доской, обтянутой кожей и обитой металлом.

Да, щит хорошо укрывает от вражеского оружия, но и отягощает тоже, лишает скорости и маневренности, делает воина неуклюжим и неповоротливым. Снижает количество пролитой вражеской крови вдвое. Как минимум вдвое. А это непозволительно, если врагов больше. Нет, задача обоерукого – быстро и точно разить супостата сразу с обеих дланей. А уж коли потребуется, то и лучший щит для обоерукого – меч.

Два меча.

И вот… Клинки со свистом рассекают воздух. Пляшут. Звенят. Долго уже. Очень. Противники – опытные, тренированные, из самых лучших. И действуют четко, грамотно, слажено. Жестко.

Обходят, прижимают щитами. Рубят и колют мечами.

Главное – не пустить никого к себе за спину. Всеволод не пускал. Отступил к дубу – кряжистому, разлапистому великану. Ствол в три-четыре охвата надежно прикрыл тыл. Тут уж не обойдут. Никак.

Плохо только, что усталость дает о себе знать. Привычная тяжесть доспехов уже не просто ощущается – давит на тело. Будто из толстых свинцовых блях броня кована. Да и рука… обе руки уже утратили былую легкость, немеют от бесчисленных ударов. Своих и чужих, принятых на свои клинки. Но ведь и противники тоже подустали. Не так яростно наскакивают, как по первоначалу. Дышат под шлемами тяжко. Даром что вчетвером на одного.

Ладно, пора кончать забаву. Тот, что слева, вылезает вперед дальше других. Открывается в замахе больше, чем следовало бы.

Всеволод спиной оттолкнулся от дуба, скользнул между двумя клинками…

Сухо и сильно – даже в шлеме слышно – сталь ударила в дерево. Теперь в дубовой коре останется глубокий след.

…в ложном выпаде поднырнул под третий…

По наплечью чиркнуло. Слегка задело, самую малость. Не страшно.

…и резко уйдя влево, ткнул под чужое зерцало. В брюхо замахивающегося мечника.

Животы нападающих защищают нижние пластины панциря. И кольчужная рубашка. И толстая поддоспешная куртка. Но Всеволод бил-колол тяжелым мечом во всю силу.

Как учили.

Противник, охнув, отшатнулся. Обрушивающийся в ответном ударе клинок ушел в сторону.

Всеволод добавил. С другой руки. Вторым мечом. Сверху вниз. Да наискось. Да по закрытому шлему с полумаской.

На гладкой полированной поверхности стального купола, явственно обозначилась вмятина. Оглушенный противник рухнул навзничь.

А Всеволод уже уходил от запоздалых ударов, путая смешавшийся вражий строй. Щиты нападавших стукнули друг о друга, не дали успеть, помешали достать.

Клинки безрезультатно рассекли воздух.

Один, второй… Скрестив свои мечи, Всеволод поймал между ними оружие третьего противника. А поймав – вывернул, выковырнул из уставшей кисти.

Меч упал.

Щит остался. Но что такое щит без меча?

Миг – и подле оброненного клинка в притоптанной траве распластался его хозяин.

С двумя оставшимися ратниками расправиться было проще. Два меча против двух мечей – это ж поровну. Ну, почти. Даже если одну пару держит один обоерукий боец.

Двигался Всеволод быстро, резво, будто и не уставал вовсе. Но на самом деле – вкладывал в боевой танец последние силы.

Обошел, обскочил медлительных воинов с тяжелыми щитами. Слева.

Его обойти не смогли. Он – смог.

Ближайший противник замешкался, не поспевая за скорым соперником. Развернулся. Прикрылся впопыхах. Но не так, как нужно. Тяжелая полоска стали свистнула над верхним краем щита, обрушилась между бармицей и наплечником.

Еще прежде, чем осел третий ратник, на четвертого – последнего – обрушилось сразу два меча. Защититься он сумел только от одного.

Теперь в траве лежала вся четверка.

– Все! – хрипло выкрикнул Всеволод.

Бросил наземь мечи – простые, тупые, без изысков, без насечки, без заточки, кованные специально для воинских упражнений. Но при этом – точные копии его боевых клинков. И по длине, и по весу, и по форме.

Всеволод потянулся снять шлем.

Водицы бы сейчас испить. Родниковой. Холодной. Сладкой. Хоть глоток…

Двое поверженных противников, кряхтя и пошатываясь, поднимались на ноги сами. Двоих из-под дуба уносили отроки из младшей дружины. За строй ратников, наблюдавших схватку, за осиновый частокол Сторожи уносили – к травнику и костоправу дядьке Михею.

Все…

– Не все! – властно прогремел за спиной знакомый голос.

Всеволод обернулся. Ох, худо! Водицы ему сейчас точно никто не поднесет. А вот что поднесут вместо нее и за какую такую вину – Бог весть.

На Всеволода смотрел, неодобрительно покачивая головой, сторожный старец-воевода Олекса. Волосы у старца – длинные, седые, что твое серебро, повязаны узким кожаным ремешком, чтобы не падали на глаза. На лице – густая сеть глубоких морщин. Но при всем при том Олекса могуч, как дуб, что давеча прикрывал Всеволоду спину. Плечи под простой холщовой сорочкой – косая сажень. Ручищи бугрятся мышцами и не желают знать старческой дряблости. Пудовые кулаки быка свалят. Глаз – ясен. Разум – тверд. И в движениях на воинских игрищах, в учебе или в сече, Олекса быстр и ловок – юному отроку не угнаться. Тело крепкого старика, изрядно закаленное в ратных трудах, не спешило расставаться с накопленной про запас недюжинной силушкой.

Подле воеводы стояли двое. Один – высокий, второй – пониже. Странно… Нездешние, незнакомые. Всеволод никогда прежде на Стороже их не видел. А ведь чужаки сюда забредают крайне редко и лишь тогда проходят тайными тропами, находящимися под неусыпным наблюдением дальних дозоров, когда сам Олекса того пожелает.

Впрочем, на этих двоих Всеволод глянул лишь мельком – не до гляделок сейчас. Потому и рассмотрел так… в общих чертах. Однако и того хватило.

Пришлые стоят чуть позади старца-воеводы, но держатся с достоинством. Особенно тот, что повыше. Ну, прямо, гости важные. И не из близких краев. Иноземные гости. Одежда, вон, какая-то чудная виднеется из-под края запахнутых дорожных плащей. Не наша одеженка-то. Русичи такой не носят. И облик, опять-таки…

– Не все, – повторил воевода. – Подними мечи, Всеволод!

Захотелось стонать. Ан – нельзя. Перед Олексой – нельзя. Да и перед чужаками, что пялятся на него… Всеслав сцепил зубы. Сглотнул сухую слюну, норовившую стать поперек горла шершавым комом.

Поднял клинки.

– Илья! – уже выкликивал следующих бойцов Олекса. – Федор! Дмитрий! Лука!

Еще четыре ратника в полном доспехе и с затупленными мечами в руках выступили из строя.

Всеволод вздохнул: старец снова выбрал для боя на железе лучших десятников Сторожной дружины. Стонать хотелось пуще прежнего. А еще – выругаться похлеще, да позаковыристей.

Всеволод удержал при себе и стон, и брань. Отчаиваться и расходовать силы понапрасну перед очередным испытанием – неразумно.

Собрался. Попытался хоть немного восстановить дыхание, стряхнуть усталость.

И опять противники подступали полукругом. Мягко, пригнувшись, чуть не вприсядку подступали. Шаг в шаг. Выставив мечи вперед. Осторожно шли. Еще бы им не осторожничать. Видели ведь, чем закончился первый бой…

Против Всеволода в последнее время часто выставляли четверых. Больше – особого смысла нет: обвешенные броней и щитами ратники начинают мешать друг другу. А для меча ведь размах нужен. И быстрая рука. И чтоб – ничего под мечом и под рукою.