– Сестра? Сьере граф?

Те самые девчушки лет по двенадцать замирают перед нами, одновременно с испуганным любопытством и бесцеремонностью дам высоких родов рассматривая меня. Левая из них продолжает:

– Сестра, сьере граф, батюшка и мы едем домой. Папе стало нехорошо. Но он просил вас обоих не забывать, что Лиэй сговорена за герцога дель Хааре.

Киваем почти синхронно, девчушки убегают, и тут до меня доходит то, что они сказали. Сговорена? Значит, выйдет замуж?! И совершенно не фиорийская фамилия… В моих глазах немой вопрос, девушка отвечает:

– Герцог из империи Реко… Это брак по договору. Мы обручены с детства…

– Как жаль, маркиза… Как мне больно, Лиэй… Любимая…

…Я не смог удержаться, и слова сами вырвались из глубины моей души. Она молчит, но её глаза наполняются слезами. Я вынимаю платок из-за обшлага, подаю ей, и девушка аккуратно промокает слёзы. Возвращает:

– Благодарю… Тебя… Атти… Ты так добр…

…Так, без всяких почтительных приставок обращаются друг к другу лишь члены одной семьи, или те, кто любит друг друга… Значит… Глаза… Глаза – зеркало души. И они не лгут. Я тоже… Нет, она испытывает тоже самое ко мне, что и я к ней. Значит, вот она какая, любовь? Я не знал ничего подобного за всю свою жизнь, прожитую в Империи. Были лишь влюблённости, не более. А сейчас совершенно другое чувство к этой красивой и, по своему несчастной девушке, волею судьбы родившейся на моё несчастье…

– Я… Мне безмерно горько… Услышать то, что вы сейчас сказали, доса… Значит, вы уже невеста… Теперь я жалею об одном, что даже став моей военной добычей, мне придётся отдать вас будущему супругу… И никогда не узнать вкус ваших губ…

Лиэй заливается краской, потом шепчет:

– Я бы тоже желала этого… И даже больше… Как ни кощунственно это звучит по отношению к моей семье… Граф, идёмте танцевать. Музыка. А мы уже пропустили два танца. Пойдут сплетни…

И верно. На нас уже начинают посматривать. И я поднимаюсь, веду Лиэй в круг, мерно двигающийся под простенькую музыку. Это меня не на шутку раздражает, и бормочу:

– Надо бы написать ещё что-нибудь… Повеселее…

– А первый танец действительно ваш, сьере граф?

– Увы. Мелодия сама пришла мне в голову, и я напел её одному из музыкантов в Парда. А потом она перешагнула пределы долины, добралась до Саль, а теперь, как я вижу, точнее, слышу, и до столицы Фиори.

– Вы умеет шутить, сьере граф…

– Увы. Что ещё остаётся делать человеку, которому разбили сердце? Только смеяться, чтобы скрыть слёзы…

И я читаю стихи, пришедшие мне вдруг в память:

Говоришь, если остры края,

Даже желание тая, почему то не тороплюсь.

Но отвечу небу и вечности я, чтобы знали, в чём я клянусь.

Голос мой, пускай ещё не слыхать,

И к тебе любви не пробился зов,

Но судьбы ударам меня не сломать,

Это ясно без слов.

Как же не сбиться, как во всём повиниться,

Прямо перед тобой?

…И дальше мы молчим, до самого конца танца. Когда тот заканчивается, бледная девушка просит:

– Я себя плохо чувствую, вы проводите меня, граф?

Киваю. Затем веду её выходу, где нам отдают верхнюю одежду. Бесформенная шубка скрывает её фигурку, на головку, увенчанную причёской, опускается меховой колпак, скрывая редкую красоту девушки. Потом подкатывают заваленные мехами сани, я усаживаю Лиэй в них, мне подводят Вороного, вассалы готовы сорваться за мной. Но я делаю жест, который нельзя расценить иначе, как остаться. Пусть мы побудем вместе ещё немного… Хруст снега под копытами. Визг снежинок под деревянными полозьями… Вот и её дом. Точнее, постоялый двор, где маркиз арендует этаж. Я срыгиваю с жеребца, подаю руку, её ладонь вновь исчезает в моей лапе, и мы вместе с девушкой входим в здание. Поднимаемся на второй этаж, и нам преграждают дорогу два воина. Из-за моей спины выходит Лиэй, солдаты расступаются. Вдруг открывается дверь и появляется сам маркиз. Смотрит на меня, потом на дочь злым взглядом. Потом спрашивает:

– Лиэй, этот негодяй позволил себе что-нибудь непристойное, или посмел оскорбить тебя?

Она мотает головой:

– Конечно, нет, папочка. Граф… Необыкновенно вежлив и галантен, и никогда не позволит себе бросить даже тени на мою честь и достоинство…

Тумиан сверлит меня взглядом, потом вдруг смотрит на меня совсем по-другому, бормочет, думая, что про себя. Но на самом деле вслух:

– Может, нам и не нужно воевать… Лучше бы я выдал её за тебя, щенок…

Я резко вскидываю голову – щенок?!

– Пожалуй, маркиз, только вы что сказали единственную разумную вещь за всё время…

Разворачиваюсь, выхожу во двор и вспрыгиваю в коня, посылая его сразу в бешеный аллюр. Я не хочу… Не хочу!!! Но…

День сегодня чудесный. Грам с утра чахнет на Совете, а я развлекаюсь. Ну, после вчерашнего, делать это тяжело, поэтому на моём лице играет этакая застывшая полуулыбка, ни к кому конкретно не адресованная, и то лишь потому, что рядом со мной красивая молодая женщина в простенькой беличьей шубке. Та, как полагается, совершенно бесформенная, как и её платье, одетое под переносным обогревательным агрегатом, а роскошные, цвета вороньего крыла волосы, как и добрая половина лица, скрыта под безобразным длинным колпаком, украшенным согласно канонам моды, деревянным шариком. Этакой безразмерной пампушечкой. Как их только женщины таскают? Это Маура дель Конти, столь любезно согласившаяся мне помочь вчера с выбором подарков для матушки. Надо же, чтобы она тоже порадовалась изменению статуса Парда, как и все остальные? Поэтому после завтрака я велел запрячь лимузин, навалить в него побольше мехов, и поехал к досе дель Конти. Та, к моему огромному удивлению, жила вместе с пятёркой таких же точно вдов и даже брошенных жён, чей статус даже ниже, чем у крепостных, в скромной гостинице на три звезды. Извиняюсь – в третьеразрядной харчевне, в комнате под чердаком ценой пять диби в неделю. За всех оптом. Однако… Некоторых из девчонок я видел впервые, они никогда не бывали ни на Совете, ни, тем более, на балу. Да и комнатушка у них была… Одна единственная кровать, на которой спала пожилая пятидесятилетняя женщина, бездетная, чьё небольшое поместье вскоре отойдёт обратно лорду. Её муж, рыцарь, давно умер от чахотки, и старушка мирно доживала свой век, не интересуясь ничем. Остальные обитатели комнатки спали на полу, на груде соломы, застеленной кучей покрывал и шубами, и прочими тряпками. Я ввалился без стука, хозяин заведения просто проводил меня наверх, тупо ткнув пальцем – здесь, ошарашенный появлением цельного графа в моём лице. А я, как то не подумав, что Маура может быть не одна и привыкнув, что каждые покои, как правило, имеют прихожую, сдуру ввалился внутрь, решив постучать из предбанника… Вот и постучал… Представляете картину? Стоит на пороге великовозрастная детина с открытым ртом, в комнате, у окошечка, хвала Высочайшему, сидит бабуля божий одуванчик, мучаясь бессонницей. Посреди каморки – груда соломы, на которую настелены полотнища рядна. А поверх – четыре стройных тела, в нижних рубашках, причём у добрых трёх четвертей лежащих, видимо, из-за духоты, поскольку комнатушка крохотная, два на три метра плюс кровать-лежак, шубы и плащи скинуты, а рубашки тонкого полотна задрались чуть ли не до самого пупа, демонстрируя стройные ноги, ну и то, что между ними… Первой, естественно, как самая опытная, среагировала бабуля. Нет, орать и возмущаться она не стала. Просто на её лице появилась ехиднейшая улыбка, она толкнула ногой ближайшую, идеальной формы длинную ножку, принадлежавшую, к счастью, Мауре, затем рявкнула:

– Девки! Тут мужчина к нам зашёл! Признавайтесь, чей?

Затем послышался сонный голос, не знаю чей, чуть хрипловатый спросонок, на меня глянул ещё мутный глаз редкого тигрового цвета:

– О, точно… Мужчина… Мужчина. Мужчина!!!

И по ушам резанул дикий визг… Словом, выкатился я из дамского номера мгновенно, но главное, сообразил уйти перекатом в сторону, потому следом за моей тушкой вылетели: первое – сковородка цельнолитая, чугунная – одна штука. Миски глиняные толстостенные – пять штук. Посох деревянный, увесистый – одна штука. Ботинок местного типа, с деревянной прокладкой – семь штук. Чьё-то платье, довольно ветхое и аккуратно заштопанное, свёрнутое в ком – одно. Ну и, до кучи, верёвка с нижним бельём, скрученная в клубок – одна… В общем, останься я на линии огня, не отделался бы лёгким испугом. Зато полюбовался полуобнажёнными красивыми женщинами, да ещё сразу четырьмя. Бабушка у них нечто вроде надзирательницы, как я понял… Потом наружу выглянула укутанная в эту саму шубку Маура, очаровательно залилась румянцем, разглядев меня, пролепетала нечто вроде просьбы обождать её внизу, в зале, и юркнула обратно, не забыв прихватить с собой скрученную в клубок верёвку и набедренные повязки на ней. Решив исполнить просьбу дамы, я спустился вниз, уселся за так называемый господский стол, и когда появилась девчонка, исполняющая обязанности официантки в данном заведении, заказал себе горячего настоя натты, того самого, что так похож на кофе и по вкусу и по действию. А получив, стал вспоминать подробности увиденной картины… После того, как я опорожнил половину кружки, мне в голову пришла светлая мысль загладить вину перед столь красивыми девочками, которым не очень повезло в жизни, поэтому я опять кликнул прислугу и сделал заказ… На пять голодных ртов. И велел отправить его наверх, в комнату дам, сообразив, что наличие сковородки и присутствие в каморке нечто вроде примуса на дровяном топливе явно говорит о том, что девицы находятся на подножном корме, тем более, что один из выпущенных по мне снарядов очень сильно напоминал небольшой мешок с местным корнеплодом типа репы. И, кажется, полупустой… Служанок при дамах я не заметил, но исподнее бельё явно было ещё влажным, значит, дамы на полном самообслуживании. Плюс то самое платье было таким, что у меня сервы одеваются намного лучше. И цена каморки, которую мне любезно сообщили… Так что девочки, как бы мне не хотелось, вряд ли рискнут спуститься вниз и составить мне компанию за столом. Увы. Я оказался полностью прав. Мне передали благодарность, потом отругали, сообщив, что воспитанные люди вначале стучат, потом спрашивают позволения войти – всё это через посланную к ним служанку. Ну а потом, наконец, спустя вторую кружку натты, появилась Маура, уже причёсанная и подкрашенная, но, хвала Высочайшему, без этих дурацких, резко пахнущих, приторных духов. Покраснев, поздоровалась, мы уселись в транспортное средство системы 'И-го-го – два', поскольку сани с обязательной грудой шкур, были запряжены парой, и мы поехали на рынок… А сейчас только что вошли в лавку самого знаменитого ювелира Ганардбы и молодая женщина выбирает украшения, а я терпеливо жду, пока она выберет модное и красивое ожерелье, достойное моей матушки…