Дверь была не заперта. Я отворила ее и шмыгнула в горницу. Лунный свет струился через большое сводчатое окно, в нише которого мы с матушкой играли в чет и нечет, как мне казалось, давным-давно. Полог алькова был задернут, но я слышала там внутри чье-то сонное дыхание.

– Матушка, – прошептала я, отодвинув полог в сторону. – Матушка, проснись, ты должна нам помочь… – Но я не договорила, потому что в алькове спала вовсе не она… То была женщина, которую я прежде никогда не видела.

Она открыла глаза.

– Ну, ты сделал это? – начала было она и только тогда словно бы разглядела меня. – Кто ты? – спросила она, уставившись на меня своими лишенными выражения глазами.

От нее исходил удушливо-сладкий запах, какой бывает, когда забывают переменить воду в цветочной вазе, а букет уже начинает увядать.

Запавшие щеки чужачки придавали ее лицу сходство с черепом, но в ее худых пальцах, вцепившихся в мой подбородок, было еще немало силы.

– Дай посмотреть на тебя!..

Она приподняла мой подбородок, так чтобы свет месяца падал на мое лицо.

– Дочь Пробуждающей Совесть? Она ведь твоя мать, не так ли?

– Где она? – спросила я. – Где моя матушка?

– Не здесь, – ответила она, роясь под подушкой. – Но ежели подождешь немного, я покажу тебе…

Мне так и не довелось узнать, что она собиралась показать. Внезапно я поняла, что за запах исходил от нее: просто ее благовония не могли заглушить запах драконьей крови. А из-под подушки она вытащила нож…

Я бросилась бежать, но в спешке споткнулась и упала, растянувшись на полу. В воздухе плясал белый пух. Взмахом ножа она проткнула подушку и раздраженно отбросила ее в сторону, пытаясь высвободиться из простыней и одеял.

Попятившись ползком, я наткнулась на стол и опрокинула его на нее. Она рухнула навзничь вместе со столом, накрывшим ее тело. Тощей, как у скелета, рукой она попыталась сдвинуть стол, однако нож не выпустила, а справиться одной рукой было ей не под силу.

Я прислонилась к стене, кое-как мне удалось встать. Пух кружился, будто снежинки в лунном свете.

В приступе бешеной ярости незнакомка всадила нож в столешницу, откинула голову и закричала. В ее хриплом крике слышалось шипение, как у крыс, которых ловил Страшила. На миг мне показалось, будто время остановилось. Ее серо-голубой ночной капот раскинулся по полу, так что казалось, будто она сидит на льдине. Она скинула свой белый кружевной чепец, и длинные волосы, доходившие почти до пояса, рассыпались по плечам. В волосах – черных как вороново крыло, черных как ночь – виднелись белые, словно мел, пряди, обрамлявшие лицо.

Она буравила меня своими темными глазами, и этот леденящий душу взгляд овевал холодом, тормозил мысли и лишал возможности двигаться.

Пятясь на затекших ногах, я добралась до лестницы, нащупала дверь и, проскользнув, захлопнула ее. Затем, возясь со связкой ключей Дракана, навалилась на нее всем телом. С той стороны до меня донесся шум и грохот. Несущая Смерть уже освободилась от придавившего ее стола.

Я сунула один из ключей в замочную скважину, но он не подошел. Она тем временем пыталась открыть дверь. Тощая, словно скелет, эта женщина была куда сильнее меня! Дверь дрогнула и чуточку подалась, прежде чем мне удалось снова захлопнуть ее.

Новый ключ! Он не подошел. Третий ключ… И тут замок сработал, быть может, со скрипом и скрежетом, но ключ все же повернулся! Я услыхала какой-то громкий и отчетливый звук. Она что-то вскрикивала, барабанила в дверь, пытаясь проткнуть ее ножом.

Я немного постояла, переводя дух. В горнице по-прежнему бушевала Несущая Смерть, но, к счастью, по другую сторону двери. Мне не хотелось оставаться здесь. Я стремилась очутиться дома, немедленно, в этот самый миг. Там, где кухня благоухала запахом черной бузины и печеных яблок, где Мелли клянчила ложку меда, а Страшила, лежа у очага, чесался всякий раз, когда его кусала блоха. Я хотела домой, в мою постель, домой к Давину, к матушке, туда, где никто и не пытается тебя задушить, ударить ножом или попросту сожрать.

Я всхлипнула, слезы, готовые навернуться, уже давно жгли мои веки, просочившись в уголках глаз, но вот они уже катились вниз по щекам. Я была готова забыть обо всем на свете, сжаться в комочек и ждать, когда кто-нибудь придет и спасет меня.

Но Нико ждать не мог, а Пробуждающей Совесть здесь не было. Всхлипнув еще раз, я рукавом вытерла глаза и нос. Потом сбежала по лестнице и, миновав сводчатый подвал, добралась до двери караульной.

Нико сидел там, где я его оставила. Увидев меня, он быстро поднялся на ноги:

– Дина! – После краткого отдыха его дыхание стало чуточку спокойнее. – У тебя такой вид, словно… Что произошло?

– Матушки там не было, – тоненьким голоском прошептала я, задыхаясь от плача. – Только одна… мертвая дама. Она пыталась ударить меня ножом!

Он положил мне руку на плечо, но я, не сдержавшись, приникла к нему. Он погладил меня по волосам и приложил пальцы к моей щеке:

– Совсем холодная. Но, Дина… я не верю… Здесь не водятся привидения!

– Она вовсе не привидение! Это женщина, совсем настоящий человек, только…

Я попыталась объяснить Нико, как она выглядела.

– А-а-а! – протянул он. – Ты имеешь в виду даму Лицеа. Мою тетку! Это мать Дракана. Она хворала… поэтому… так выглядит… она такая худая.

Я отерла слезы с лица. Мать Дракана?

– Быть может, поэтому она напала на меня. Но… откуда ей было знать, что сын ее мертв? Или тяжело ранен!

– А все же, Дина… ты уверена… эта история с ножом? Не думаешь ли ты… Ведь ты могла ошибиться? Может, у нее в руках было что-то другое?

Я покачала головой:

– То был нож!

Я явственно видела его пред собой: то тусклый, то блестящий в свете месяца, почти такой же длины, как моя ладонь.

– Она умудрилась пропороть ножом дыру в подушке. Пух разлетелся повсюду.

– Ну ладно! Что тогда сделала ты? Где она теперь?

– Я заперла ее там!

Положив руки мне на плечи, он слегка отстранил меня.

– Значит, ты заперла ее там?

Вдруг он расхохотался, хрипло, так как ему не хватало воздуха. Но, ясное дело, то был смех.

– Знаешь что… я посижу тут еще немного. А если выждать несколько часов, то ты, пожалуй, завоюешь весь замок, всю крепость, и притом безо всякой посторонней помощи.

Но мне было не до смеха.

– Идем! – сердито сказала я. – Мимо драконов я одна не пойду!

Он тут же снова стал серьезным:

– Дина! Ты слишком несправедлива. Я бы никогда… не бросил тебя… – Он слегка сжал мое плечо. – Теперь пора идти. Посмотрим, удастся ли нам справиться с этими драконами!

– А нельзя дождаться, когда рассветет? Он покачал головой:

– Нет. Нам надо убраться отсюда… пока нас не хватились… надо воспользоваться темнотой.

На миг я крепко зажмурила глаза, чтобы остановить подступившие слезы.

– Ладно, коли нельзя иначе… – сказала я как можно спокойнее, – тогда мы, верно, сумеем с ними справиться.

Он кивнул:

– Тем более поторопимся! Времени в обрез! Прихватив из караульной драконью шкуру и фонарь, мы двинулись к Драконьему двору.

Огасо… Огасо[2]

Леденящий холод стоял на Драконьем дворе. Он ударил нам навстречу уже у самых решетчатых ворот. Часть драконьего обиталища состояла из нескольких древних сводчатых подвалов, подобных тем, откуда ушли мы, но некогда, давным-давно, это крыло замка – подвалы да и все княжеские покои наверху – рухнуло. Так что над развалинами ныне нависало холодное как лед черно-синее ночное небо. А мох и клейкие, влажно-скользкие мелкие грибы проросли в щелях, между обломками обрушившихся стен и прогнившими балками.

Я охотно зажгла бы фонарь, взятый в караульной, но Нико сказал, что лучше не стоит. Фонарь высвечивает лишь узкий коридор, но там, куда свет не доходит, тени становятся черными и трудно что-то разглядеть. Если на нас нападет куриная слепота и мы станем метаться во тьме и светить куда попало, драконам будет слишком легко взять над нами верх. Так что мы, стоя меж двумя решетчатыми перегородками, пытались приучить глаза к темноте.