Коуди повернулся к ней, бережно обхватил ладонями лицо и заглянул в самую глубину ее изумительных зеленых глаз.

— Хочу любить тебя… Хочу обнять тебя и почувствовать, что ты со мной, что ты только моя…

— Я тоже, Коуди. Я тоже хочу быть с тобой…

Он продолжал смотреть на нее, думая о том, как ему повезло, что он встретил Кэсси, что она вошла в его жизнь, что эта встреча предопределила их судьбу… Первый поцелуй был нежным, как легкий ветерок в преддверии бури. Коуди прижался к ее губам, медленно, словно неохотно приоткрывающимся, и вдруг она сама завладела его ртом, и он, охваченный закипевшей в крови страстью, целовал ее вновь и вновь. Потом его медленные, дурманящие поцелуи стали более настойчивыми, рука скользнула от ее талии вверх, и он с новым восторгом ощутил совершенство ее груди, которой еще не успел насладиться вволю. Она тихо и счастливо засмеялась, и этот низкий, ласкающий смех отозвался в груди Коуди радостной дрожью. Они слились воедино, тесно сплелись, слыша дыхание друг друга, глядя в глаза и не видя их. Оба точно вступили в обольстительную, волшебную и одновременно живую сказку. Ночь, полная ласк, признаний, шепота и страстных вздохов, недолгого сна без сновидений и упоительных пробуждений, отдаваемых любви…

Потом Кэсси тихо лежала, прижавшись к Коуди, чувствуя усталость и радостное довольство. Она подумала, что в ее жизни никогда не будет никого, кроме Коуди. Наверное, и в его тоже. Потому что никакая другая женщина и никакой другой мужчина не смогли бы дать ни ему, ни ей того ослепительного блаженства, какое они испытывали, отдаваясь друг другу. Кэсси хотела кое-что сказать Коуди, но боялась, что эта новость расстроит его еще больше. Она наконец поняла, что беременна, что носит ребенка Коуди. Немного поразмыслив, она все же решила держать это пока в тайне, опасаясь, что он будет обвинять себя во всех грехах, так как не может на ней жениться. Так что до поры до времени придется все скрывать, чтобы не причинить Коуди новых страданий.

Она знала, как сильно он всегда переживал из-за того, что был незаконнорожденным, и вдруг поняла, что такая же участь ожидает их ребенка, если он появится на свет, когда она и Коуди еще не будут женаты. Кэсси слабо представляла себе процедуру развода, но предполагала, что она занимает достаточно длительный промежуток времени, и окончательно убедила себя ничего не говорить Коуди как можно дольше. И молиться Всевышнему, чтобы все закончилось для них хорошо.

Все последующие дни Коуди был сам не свой, хотя всеми силами старался этого не показывать. Он поставил Сэнди Блалоча руководить постройкой новой конюшни; остальные работники ранчо вернулись к своей обычной работе. Коуди пытался спланировать дела так, чтобы во время его отсутствия все шло как бы само по себе, без сучка и задоринки. Раз он обещал детям, что предпримет все от него зависящее, чтобы убедить суд удовлетворить его ходатайство, то ни в коем случае не отступится от своих слов. Коуди твердо решил, что будет присутствовать на суде и передаст официальное заявление на усыновление. Кэсси поедет в Сент-Луис вместе с ним.

Коуди не раз вспоминал Реба. Поскорее бы он вернулся из своего загадочного путешествия! Тогда часть хозяйственных забот можно будет переложить на его плечи. Несмотря на увечье Реба и кое-какие его прошлые грехи, Коуди знал истинную цену однорукому бродяге и полностью доверял ему.

Кэсси всем сердцем тянулась к Коуди. Когда он попросил ее поехать вместе с ним в Сент-Луис, девушка тут же согласилась; ей было совершенно все равно, что люди, не знающие о силе чувства между ней и Коуди, могут дурно истолковать их взаимоотношения. Кэсси знала, что ее могут открыто назвать любовницей, содержанкой, оскорбить, но это ее нисколько не волновало: он нуждался в ней, значит, она должна быть с ним рядом.

Примерно через неделю после того, как Бакстер увез детей, Коуди собрался поехать в Додж-Сити, чтобы купить билеты до Сент-Луиса и поговорить с адвокатом Уиллоуби: так как Бакстер уничтожил ходатайство об усыновлении, Коуди нужно было написать и заверить другое. Он уже оседлал своего жеребца, когда заметил, что к ранчо приближаются два всадника. Спрыгнув с коня, Картер с раздражением ожидал прибытия непрошеных гостей. Когда они въехали во двор, в одном из них он узнал Реба. Спутник Лоуренса, высокий, костлявый человек, показался Коуди смутно знакомым. Картер попытался вспомнить его и место, где его видел, но так и не смог.

— А-а, вот и ты!.. — сердито приветствовал Реба Коуди. — Где тебя, к дьяволу, носило?

Реб смущенно улыбнулся:

— Извини, Коуди, но поиски преподобного Уискотта заняли у меня больше времени, чем я рассчитывал. А когда я все-таки настиг его в Гарден-Сити, он не захотел возвращаться в Додж. Когда же я стал настаивать, он повел себя как сущий дьявол.

Уискотт бросил на Реба бешеный взгляд.

— Я слуга Господа, сэр, а не какой-нибудь разбойник или бродяга, чтобы угрожать мне оружием или приказывать! — пронзительно возопил он и, раздраженно фыркнув, устремил на Коуди безумные глаза, в которых сверкали молнии.

У того брови поползли вверх:

— Что все это значит, Реб? Лучше бы сие явление сулило что-нибудь хорошее, а то ваш приезд и так отрывает меня от важных дел в городе.

— Конечно, хорошее. Чертовски хорошее! — торопливо заверил его Реб. — Преподобный Уискотт и есть тот человек, который обвенчал тебя с Холли.

Коуди замер. Значит, это правда: он и Холли действительно женаты! А он-то надеялся… Эх, к чему теперь об этом думать, слишком поздно!

— Что ты собрался доказать, Реб? Человек, который провел эту отвратительную церемонию, — последний, кого я сейчас хотел бы видеть! — с чувством произнес он.

— Возможно, ты изменишь свое мнение, когда узнаешь, что его преподобие Уискотт — вовсе не «его преподобие». Он — самозваный проповедник, не имеющий разрешения на заключение браков. Он никогда не получал его от церкви.

Коуди вздрогнул всем телом. Он уперся взглядом в Уискотта, и тот начал переминаться на месте, сразу почувствовав себя очень неуютно.

— Это правда, Уискотт? — жестко спросил Коуди. — Если вы знали, что церемония является незаконной, то почему согласились проводить ее?

Уискотт исподлобья угрюмо взглянул на Коуди.

— Ваш брат сказал мне, что это всего лишь шутка, которая отучит вас пить и шляться по борделям, — глухо проговорил он. — И заверил меня, что все объяснит вам, как только вы проспитесь. Вы были пьяны в стельку, мистер Картер. Мы едва смогли заставить вас расписаться в брачном контракте.

— Могу предположить, что мой брат недурно заплатил вам за эту фиктивную свадьбу.

— Деньги пошли для Бога! — торжественно возгласил Уискотт.

Его лицо исказилось, в глазах зажегся фанатичный блеск, и Коуди понял, что перед ним — полусумасшедший или вообще безумный человек, далекий от чувства реальности. Не было никакого смысла предъявлять ему какие-либо претензии. Главное — получить подписанное «его преподобием» заявление, что он не имел права проводить брачный обряд. Уиллоуби позаботится о деталях.

— Вы даже не представляете, какой вред причинили мне этой шуткой, Уискотт, и я жду, что вы признаете это публично.

Уискотт колебался.

— Каким образом? — настороженно спросил он.

— Вы поедете со мной к моему адвокату. Он знает, что делать.

Затем Коуди повернулся к Ребу:

— Почему же перед тем как уехать, ты не сказал мне, что задумал? Зачем ты приплел сюда историю о посещении родственников?

— Просто не хотел напрасно тебя обнадеживать. Вдруг мне не удалось бы отыскать Уискотта. — Реб посмотрел на Коуди признательным взглядом. — Понимаешь, мне очень хотелось сделать это для тебя. Я стольким тебе обязан! Ты вернул мне самоуважение. Если б не ты, я сдох бы в том переулке за «Длинной скамейкой». Ты и Ирен сделали так, что я снова почувствовал вкус к жизни.

— Но с чего вдруг ты вообще решил разыскивать Уискотта? — спросил Коуди, донельзя смущенный излияниями Реба.