— Это правда, и волосы у той были светлее; но все эти детали теряются в общем сходстве… А теперь, мой старый Юстин, скажи-ка госпоже Берглунд, чтобы она распорядилась завтраком.
Когда шоколад был выпит, Олаф Кадерстедт приказал Юстину показать Гаральду все достопримечательности замка, а сам увел Тамару в свой кабинет.
— Теперь, дорогое дитя, поговорим с вами, — сказал он, заставляя молодую девушку сесть в кресло против себя.
— Прежде всего позвольте мне исполнить поручение матери, — сказала Тамара, подавая ему шкатулочку.
Дрожащею рукой Олаф открыл ее. С каким-то благоговением он вынул исписанную тетрадь и вместе с прочими вещами замкнул в старинное резное бюро. Затем, сев на свое место, он погрузился в глубокое раздумье, прервать которое Тамара не осмеливалась.
После продолжительного молчания Кадерстедт вдруг выпрямился и, схватив руку молодой девушки, крепко пожал ее.
— Благодарю вас, дорогое дитя, за тот луч света, которым ваш приход осветил мои последние дни! Теперь я примирился с прошлым, и ваш чистый образ уничтожил преграду, до сих пор стоявшую между мной и любимой женщиной. Говорите же мне о вашей матери, о ее последних днях, а также о вашем отце. Очень ли он грустит о потере этой несравненной женщины?
Тамара в замешательстве опустила голову, и грустное выражение появилось на ее красивом лице.
— Конечно, он очень жалеет маму, но теперь он женат на другой.
— Женат?.. На ком? — спросил Олаф, сдвигая брови.
— На одной французской актрисе, Люси Морен. От нее у него есть дети: мой брат и моя сестра.
Выражение гнева и презрения исказило лицо Кадерстедта.
— Негодяй! Так ты только для того отнял ее у меня, чтобы принести в жертву какой-то комедиантке! — прошептал он, забывая о присутствии молодой девушки и снова погружаясь в глубокое молчание. Тамара со страхом следила за выразительным лицом старика, на котором отражались все его душевные муки. Наконец, Кадерстедт вздрогнул, провел рукой по лбу и, желая, вероятно, дать другое направление разговору, указал на прекрасный олеандр, стоявший на окне.
— Взгляните, Тамара, на это цветущее деревце! Это отпрыск того самого олеандра, который я и ваша мать посадили в день нашего обручения.
— Сорвите мне один цветок. Я отвезу его на могилу моей матери как видимый знак вашего прощения, — вскричала с живостью молодая девушка.
— В таком случае я дам вам все растение и попрошу вас посадить его на могиле моей дорогой Свангильды. Это будет знаком моего прощения и любви.
С этими словами он наклонился и прижал к губам один из цветков, причем Тамара заметила, как слеза скатилась на зеленые листья олеандра. Мало-помалу старик успокоился и в дружеской беседе расспросил молодую девушку о ее прошлой жизни, о планах на будущее, а также о матери и подробностях кончины последней. Когда настало время расстаться, Кадерстедт привлек к себе дочь изменившей ему невесты и запечатлел на ее лбу поцелуй.
— Не обижайся на эту отеческую ласку, дорогое дитя — вестница мира и прощения, — сказал он с волнением. — Да защитит Небо твою чудную головку и твое чистое сердце от всякого несчастья и разочарования! Но если тебе когда-нибудь понадобится помощь преданного друга, то вспомни обо мне и смотри на меня, как на твоего близкого родственника.
К вечеру этого же дня садовник принес обещанное растение, уже тщательно упакованное для дальнего пути. Тамара дала себе слово внимательно следить за ним в дороге и в то же время решилась ничего не говорить отцу о встрече с Олафом, чтобы не возбуждать в нем тяжелых воспоминаний.
Следующие дни все целиком были заняты приготовлениями к путешествию, которое несколько ускорила телеграмма ее отца, слегка изменявшая первоначальные планы. Ардатов извещал, что очень важное дело мешает ему лично приехать за дочерью, но что по его просьбе одна русская дама, тоже ехавшая в Петербург, согласилась взять ее под свое покровительство.
Молодая девушка была очень недовольна и грустна. Путешествие в обществе этой незнакомой дамы было для нее в высшей степени неприятно, а разлука с семейством, к которому она так привязалась, наполняла печалью ее сердце. Скоро Фанни, ее верная камеристка, будет единственным существом, с которым ей можно будет вспоминать своих далеких друзей и поговорить на шведском языке, сделавшемся для нее таким же близким, как и ее родной. Эта Фанни, ровесница Тамары, была дочерью скромной портнихи, работавшей на госпожу Эриксон. Смерть отца-гравера, последовавшая после продолжительной болезни, разорила это многочисленное семейство. Чрезмерные расходы, вызванные болезнью мужа, повлекли за собой долги, и несчастная вдова готова уже была продать свое последнее имущество, когда к ней на помощь явилась Тамара.
Получая много денег от отца, молодая девушка великодушно помогла этому бедному семейству, о несчастьях которого она узнала от Эвелины. Она уплатила все их долги, приняла на себя заботы об образовании двух мальчиков, а старшую дочь, Фанни, оставила при себе в качестве камеристки. Испытывая чувство благодарности, последняя всей душой привязалась к Тамаре и считала за большое счастье, что может следовать за своей благодетельницей.
В самый день отъезда, когда Тамара еще одевалась, к ней в комнату вошла Эвелина и, отослав Фанни, усадила свою воспитанницу рядом с собой на диване.
— Я пришла, — сказала она, — звать тебя к завтраку. Но, прежде чем идти в столовую, мне хотелось бы, дорогая моя, сказать тебе несколько слов. Мы расстаемся с тобой надолго, может быть, на целые годы, а свет, в который ты готовишься вступить, так не похож на нашу тихую и уединенную жизнь, что первое соприкосновение с ним будет пробным камнем для твоего характера. В этом блестящем, но развращенном обществе ты ежедневно будешь наталкиваться на эгоизм и измену. Блестящее положение, громкие титулы и светская любезность маскируют вначале пустоту сердца и бедность ума; но при ближайшем знакомстве, при первом же столкновении интересов обнаруживается во всей своей наготе вся сухость души, весь эгоизм этих людей, ненасытных в погоне за земными благами.
— Но, может быть, я буду настолько счастлива, что не встречусь с такими людьми. Ведь всюду же есть честные и добрые люди? — сказала Тамара дрожащим голосом, со слезами на глазах.
Эвелина нежно прижала ее к своему сердцу.
— От души желаю, но не надеюсь на это, дитя мое!
Рассеянная жизнь большого света и паркет гостиных слишком благодарная почва для кокетства, мелочной зависти и тщеславия. Как же в подобных условиях не развиться дурным страстям? Циничные и пустые мужчины ищут исключительно наслаждений и материальных выгод. Порочные и развращенные женщины только и грезят бриллиантами и победами. Чтобы составить себе более блестящую партию, чтобы отбить поклонника у соперницы, они забывают свою честь и внутреннее достоинство; для них перестает существовать благородство и дружба. Впрочем, тебя не должна пугать эта грустная картина! Жизнь есть борьба, которую каждому из нас приходится выдерживать, и ты должна менее чем кто-нибудь другой бояться ее. По мере наших сил мы приготовили тебя к этой борьбе. Твои знания и твой прекрасный талант ставят тебя вне случайностей богатства. Если тебя постигнет какое-нибудь несчастье, то ты всегда будешь в состоянии сама себя содержать. Твоя любовь к наукам, к серьезному чтению и к труду делает тебя независимой от общества, если оно отвернется от тебя. С такими союзниками ты никогда не будешь одинока! Наконец, чувство добра, которое мы старались тебе внушить, и знакомство с духовным миром должны дать тебе силы бороться со злом, если оно когда-нибудь коснется твоего сердца. Пусть чувство долга, которое подсказывает нам наша совесть, всегда руководит твоими поступками: этот неподкупный страж всегда укажет тебе настоящую дорогу. Еще одно слово, мой друг: старайся как можно тщательнее сохранять свое женское достоинство. Оно должно быть для тебя дороже всяких расчетов и блестящих положений, даже дороже любви, так как без него любовь ведет к падению. Избегай дурных книг этой современной литературы, которая под предлогом натурализма разрушает основы общества, уничтожает стыдливость, деликатность души и низводит человека на уровень животного. Итак, будь сильна в этой неизбежной борьбе! Жизнь среди людей очень тяжела, но тем славнее победа, и я надеюсь, что при нашей встрече я найду в тебе такое же чистое сердце, как и теперь, и буду в состоянии сказать твоей матери, что я честно исполнила свой долг.
