— Я боялся, что, узнав о моем выздоровлении, ты не захочешь больше вернуться ко мне, — с горечью ответил барон.
— Что ты говоришь?.. На каком основании ты мог подозревать это? — с упреком вскричала Тамара.
— Значит, я ошибся!.. Меня это очень радует…
— Конечно.
В эту минуту карета остановилась у подъезда изящной виллы, окруженной большим садом. Ожидавший лакей бросился к экипажу, чтобы помочь своим господам выйти из него.
— Его сиятельство приехал и ожидает на террасе, — доложил лакей, пока барон подавал руку своей жене.
— Хорошо, — сказал Магнус и затем, обратившись к Тамаре, прибавил:
— По всей вероятности, ты пожелаешь отдохнуть и переодеться. Позволь проводить тебя в твою комнату!
Через целый ряд роскошно убранных комнат он провел жену в изящный будуар, прилегавший к обширной спальне.
— Если тебе что-нибудь понадобится до прибытия Фанни или ты пожелаешь переодеться, то позвони: в гардеробной ожидает твоих приказаний камеристка, — сказал барон, направляясь к двери. Но молодая женщина остановила его.
— Зачем ты так торопишься уйти, Магнус? Я не понимаю твоего поведения… Ты за это время страшно изменился, — сказала она слегка дрожащим голосом.
Молодой человек остановился и устремил пронизывающий взор на Тамару.
— После я объясню тебе все. Теперь же меня ждет гость, который будет у нас завтракать. До свиданья!.. Через час я зайду за тобой.
Магнус поцеловал жену и быстро вышел из комнаты.
Смущенная и взволнованная Тамара бросилась на диван, и только приход камеристки оторвал ее от тяжелых размышлений.
— Фанни, достань мне поскорей какое-нибудь легкое платье. Теперь жарко, а барон ждет кого-то к завтраку, — рассеянно сказала она.
— В этом нет надобности, баронесса. Гертруда, вторая горничная, передала мне целую массу картонок, прибывших из Парижа. Все они наполнены летними костюмами, так что вам остается только выбрать.
— Мне некогда. Дай поскорей самый простой из них, — ответила молодая женщина, глубоко тронутая и смущенная вниманием мужа.
Фанни заканчивала одевать свою барыню, когда в комнату вошел Магнус. Молча, с озабоченным видом, повел он молодую женщину на большую террасу, выходившую в сад, где уже был накрыт стол для завтрака.
Вдруг Тамара остановилась, и яркая краска залила ее щеки. В посетителе, с волнением раскланивавшемся с ней, она узнала князя Угарина. Если бы молодая женщина взглянула в эту минуту на своего мужа, она подметила бы его испытующий взгляд, устремленный на них обоих, но голова ее была занята другим.
— Вы здесь, князь?.. Какими судьбами? — заметила Тамара, здороваясь с Угариным.
Затем, как бы испытывая жажду, она подошла к столу и налила себе стакан воды.
— Вот уж никак не ожидала встретить вас у мужа, — прибавила она с натянутой улыбкой.
— Грустный случай привел сюда Арсения, — сказал Магнус глухим голосом. — Внезапная смерть Екатерины Карповны заставила его уехать из Петербурга.
При этих словах нервная дрожь пробежала по телу молодой женщины. Бледная, как смерть, она оперлась на стол и, подняв глаза, встретилась со страстным взглядом Арсения Борисовича. Стакан выскользнул из ее дрожащей руки и с шумом разбился о каменные плиты.
При этом молчаливом признании князь и барон смертельно побледнели. Сердце Угарина, казалось, готово было выпрыгнуть из груди от радости, тогда как Магнус имел вид приговоренного к смерти. Несмотря на страшное волнение, Тамара заметила и поняла, что происходит между молодыми людьми, взгляды которых скрещивались подобно шпагам во время дуэли. Она видела также торжествующее выражение одного и отчаяние другого. Сделав над собой почти нечеловеческое усилие, она, не будучи в состоянии говорить, знаком приказала лакею подобрать осколки разбитого стакана; затем, сев за стол, машинально взяла кусок дичи. Мужчины молча последовали ее примеру. Воцарилось мертвое молчание, нарушаемое только стуком ножей и шумом шагов лакея.
Тамаре казалось, что она задыхается. Только теперь поняла она, какую вероломную ловушку приготовил Магнус, скрывая от жены свое выздоровление и устраивая неожиданную встречу с овдовевшим Угариным. И он осмелился сделать это после ее чистосердечного признания во всем, что произошло между ней и князем! Вся ее гордость возмущалась при мысли, что Магнус хотел хитростью проникнуть в самую глубину ее души. Никогда не думала она, чтобы он был способен на подобный поступок, — он, кого она знала таким слабым и страдающим и кто всегда выражал ей чувство горячей признательности за ее самоотверженность и заботы. Теперь же, исцелившись от болезни, он сделался совсем другим человеком. Молодая женщина почувствовала такой страшный прилив гнева, что едва могла сдержаться. Только один раз она взглянула на мужа, но этого было достаточно, чтобы тот, увидев ее взгляд, полный гнева и невыразимого презрения, понял, что сделал громадную ошибку.
Арсений Борисович тоже наблюдал за молодой хозяйкой. По ее смертельной бледности, нервно дрожащим рукам и мрачному враждебному взгляду князь заключил, что под супружеской кровлей кузена готовится разразиться ужасная гроза. Гордый и независимый характер Тамары делал вероятным предположение, что она сама разобьет и отбросит от себя то, что до сих пор было ей дорого. Но тем лучше! На развалинах прошлого, может быть, он создаст свое собственное счастье. Несомненно, Магнус совершил непоправимую ошибку, вызвав эту сцену и пригласив его, князя, присутствовать при приезде жены.
Само собой понятно, что все желали как можно скорей окончить этот мучительный завтрак, и только присутствие лакея удерживало их до конца. Наконец, было убрано последнее блюдо. Все поспешно встали из-за стола, и мужчины церемонно поблагодарили хозяйку дома, после чего князь немедленно уехал домой. Его сверкающий взор искал взгляда молодой женщины, но та стояла, опустив глаза, и только легким наклоном головы ответила на поклон Арсения.
«Вздор!.. Несмотря ни на что, ты все-таки моя! — думал Угарин. Ты сама себя выдала… А этот дурак — идеалист не задумается вернуть тебе свободу».
Проводив кузена, Магнус прошел в свой кабинет и послал лакея сказать баронессе, что он просит ее пожаловать к себе. Тамара с нетерпением ждала этого момента, чтобы дать, наконец, волю буре, бушевавшей в ее груди. Почти бегом пробежала она через коридор и вошла в кабинет, дверь которого Магнус тщательно за ней запер. Молодые супруги остались наедине.
Барон облокотился на бюро. Он был страшно бледен. Только вздувшиеся на лбу жилы выдавали его волнение и изобличали искусственность холодной решимости, отражавшейся на его изящном аристократическом лице.
— Нам необходимо объясниться, Тамара, — с напускным спокойствием сказал он.
— Да, — ответила молодая женщина, не владея больше собой. — Я требую объяснения странной встречи, которую ты мне приготовил… Что все это значит?
Магнус нахмурился, и мрачный огонек вспыхнул в его глазах.
— Это значит, что мне нужно было, наконец, знать, кого из нас двух ты предпочитаешь: меня или Арсения, сделавшегося снова свободным. С этой минуты у меня нет больше сомнений! Лестное для меня впечатление, произведенное на тебя моим выздоровлением, и сцена на террасе красноречивее всяких слов доказывают твою любовь к князю. Ну что же!.. Твоя роль сиделки кончена, и я возвращу тебе свободу… Различие религий облегчит нам развод. Через несколько дней я уеду в Петербург и начну процесс… Понятно, что вину я беру на себя.
Как будто окаменев, с широко раскрытыми глазами, Тамара выслушала эти слова. С минуту ей казалось, что она упадет, но страшная гордость и негодование поддержали ее силы.
— По какому праву ты позволяешь себе все эти оскорбления и позорные обвинения? — вскричала она, задыхаясь, вне себя от гнева. — По какому праву хочешь ты бросить бесчестье в лицо женщины, от которой желаешь избавиться? Что скажет свет о разводе на другой день после выздоровления мужа?.. Ты говоришь, что примешь вину на себя? Вероятно, ты насмехаешься надо мной, разыгрывая такое великодушие, так как я ни в чем не виновата. Только ты жестоко ошибаешься; я не позволю забросать грязью мою честь!.. Я не допущу, чтобы меня выбрасывали за дверь, как негодную вещь!.. Я требую, слышишь ли, требую…