— Ну так я скажу тебе о цели твоей поездки! Ты хочешь бежать за графом Ружемоном, который, устав безумствовать, решил жениться.

Надя вскочила с дивана. Искаженное лицо, сбитая набок шляпа и налитые кровью глаза придавали ей вид фурии.

— Да! Презренный изменник, скрывавшийся от меня под предлогом семейных дел! — вскричала она. — Я сегодня только узнала, что он выходит в отставку и собирается жениться. Но погоди! Я сумею помешать этому! Я посмотрю, осмелится ли он венчаться в моем присутствии!.. У меня больше прав на него, чем у этой ничтожной девчонки!

— Ты не имеешь на него никаких прав! Он свободный человек, а ты — ты замужняя женщина и мать семейства, — сказала сурово Тамара. — Неужели у тебя нет ни капли стыда, что ты хочешь устроить публичный скандал, бросив свой дом, чтобы бежать за человеком, которому ты надоела и который просто выбросил тебя за дверь? Он достаточно ясно показал, что твоя любовь ему в тягость и он рад отделаться от тебя… Ты же хочешь искать новых оскорблений!

Надя снова бросилась на диван и, зарывшись головой в подушки, разразилась громкими рыданиями. Перепуганная Лиза тоже заплакала. Тамара успокоила девочку и затем, подойдя к своей подруге, попыталась ее утешить.

— Успокойся, Надя!.. Приди в себя и одумайся! Ты не можешь так неблагодарно поступать со своим мужем. Вырви из жизни эту позорную страницу!.. Вернись к своим обязанностям и забудь графа, доставившего такое унижение и никогда не любившего тебя, как ты можешь видеть из этого письма, только что полученного мной.

Кулибина выпрямилась, как бы под влиянием какой-то скрытой пружины, и, выхватив письмо из рук подруги, стала с жадностью читать его.

— Нет, я хочу видеть его и во что бы то ни стало поеду! — вскричала она, сверкая глазами и хватая за руку плачущую Лизу.

— Надя!.. Ради Бога!.. Ты сама не знаешь, что делаешь, и потом будешь горько сожалеть о своем поступке! Легко покинуть супружеский дом, но очень трудно опять в него вернуться.

— Я и не хочу возвращаться!.. Я хочу видеть Рожера, хотя бы для этого мне пришлось перед алтарем броситься между ним и этой девчонкой, осмеливающейся отнимать его у меня!

— Оставь, по крайней мере, ребенка в покое! — сказала в негодовании Тамара.

Никогда еще молодой женщине не приходилось видеть такого отвратительного действия разнузданной страсти.

Действительно, Надя больше не владела собой. В первый раз в жизни ей приходилось испытывать горечь разочарования — обыкновенный результат адюльтера. Обезумев от постоянной погони за наслаждениями и не будучи в состоянии отказаться от того, что ей нравится, она со слепым упрямством восставала против неизбежного. Вырвав с гневом ребенка из рук Тамары, она вышла, подобно урагану. Пораженная молодая женщина, дрожа, опустилась в кресло. Минуту спустя она победила свою слабость и быстро пошла к Магнусу, писавшему письмо.

При неожиданном появлении жены барон отложил перо и внимательно выслушал ее рассказ, который она закончила просьбой о совете, как помешать такому скандалу.

— Каким образом ты хочешь удержать эту безумную женщину? Держать ее под замком — невозможно; нравственных же обязанностей она не признает. Она вышла замуж только для того, чтобы иметь положение и комфорт. На детей она смотрит как на неизбежное зло! Чем можно подействовать на такую женщину, если она осталась глуха к твоим убеждениям?

— В таком случае необходимо немедленно предупредить полковника о готовящемся скандале. Пусть поступает как знает!

Магнус пытался отговорить ее от такого, по его мнению, легкомысленного поступка, но, видя раздражение Тамары, уступил, и письмо было послано в министерство, где служил Кулибин.

— По крайней мере, он не позволит ей увезти ребенка, которого она, неизвестно для чего, таскает за собой, — заметила успокоенная Тамара.

Насмешливая улыбка показалась на губах барона.

— Кто знает? Важные причины могут вынуждать ее взять с собой Лизу. Девочка, может быть, представляет главный аргумент, могущий заставить смириться возмутившегося графа.

Смотревшая на него с удивлением Тамара покраснела и, не говоря ни слова, вышла из кабинета.

Около семи часов вечера к Лилиенштернам приехал полковник Кулибин и был радушно принят молодыми супругами.

— Благодарю вас за ваше доброе и благородное намерение предупредить меня, — сказал он, целуя руку Тамары. — К несчастью, я получил ваше предупреждение слишком поздно. Обыкновенно я бываю до пяти часов в министерстве, но сегодня уехал оттуда в три часа с докладом на квартиру своего начальника. Ваше письмо переслали ко мне, и я получил его, уже возвратясь домой. В то же время я узнал, что жена уехала с пятичасовым поездом, увозя с собой бедную Лизу.

— Может быть, можно телеграфировать на границу, чтобы ее задержали, — заметила нерешительно Тамара.

Полковник отрицательно покачал головой.

— Нет, нет, пусть она уезжает с Богом! Давно уже я устал от домашнего ада, созданного этой женщиной, всегда торопившейся бежать из дому, всегда разряженной для посторонних и постоянно грязной и растрепанной для меня. Уже давно между нами не существует никакой нравственной связи. Ее неимоверные расходы, безумства и преступное равнодушие к детям истощили мое терпение. И я, и дети — мы только выиграли бы от ее отъезда, если бы только она оставила мне Лизу. Меня возмущает, что она взяла с собой девочку и будет подвергать ее опасности.

Он умолк и закрыл глаза руками. Горечь и страдание отражались на его бледном и расстроенном лице. Печально, с глубоким сочувствием, смотрели молодые люди на несчастного Кулибина, не оплакивавшего даже свой разрушенный домашний очаг, созданный им без всякого расчета, с единственной надеждой найти спокойное убежище и любовь в недрах своего семейства.

Воцарилось тяжелое молчание, прерванное лакеем, доложившим, что какой-то человек желает немедленно видеть баронессу по очень важному делу. Выйдя в переднюю, Тамара с удивлением увидела посыльного со спящим ребенком на руках. Тот подал ей конверт. Взволнованная баронесса поспешно распечатала письмо, содержавшее следующие строки: «Отошли Лизу к отцу. Я передумала и не хочу таскать бесполезную тяжесть. Надя».

Щедро вознаградив посыльного, молодая женщина взяла у него ребенка. Девочка проснулась и радостно охватила ее за шею своими ручками. С ребенком на руках Тамара поспешила в гостиную.

— Поднимите голову, Петр Михайлович, — весело крикнула она. — Взгляните, я приношу к вам вашу маленькую Лизу. Благодаря Богу, мать сочла ее за обременительную обузу. Вот ее письмо.

Кулибин быстро выпрямился. Не взглянув даже на письмо, он схватил девочку и покрыл ее поцелуями, причем только молчаливая слеза, скатившаяся на его бороду, говорила о том, сколько горести накопилось в его сердце. Поговорив еще около часа, полковник простился с любезными хозяевами, оставив их под влиянием грустного впечатления. Молодая женщина только и думала об этом несчастном человеке и горьком чувстве, которое он должен был испытывать, возвратясь в свой опустевший дом, так позорно брошенный его недостойной супругой.

На следующий день, вечером, раздевая свою хозяйку, Фанни рассказала, что к ней приходила горничная Кулибиной, с которой она хорошо знакома, и просила рекомендовать в какое-нибудь место, так как полковник отказал ей. От этой девушки она узнала, что бегство Нади было уже известно всей прислуге. Возвратившись в бешенстве домой, Кулибина тотчас же послала свою горничную заложить бриллианты и дорогие образа. Кроме того, она заняла сто рублей у швейцара и семьдесят пять у кухарки. Ни для кого не было тайной, что она уехала к графу Ружемону. Этот рассказ произвел отталкивающее впечатление на Тамару, хотя, в то же время, ей очень интересно было узнать, чем кончится вся эта история для Нади и графа.

Этот случай так расстроил молодую женщину, что в продолжение восьми дней она никуда не выходила из дому и сама никого не принимала. Только получив записку Кати, где та писала, что чувствует себя не совсем здоровой, и просила навестить ее, Тамара решила на следующее же утро съездить к ней.