– У моего алмаатинского друга в Афганистане погиб брат, – промолвил Кахарман.

– Его уже привезли?

– Да. Недавно похоронили.

– Если б видели вы кладбища наших солдат по дороге от Кабула до Саланга – и дальше, до самой границы… Это что-то кошмарное – невозможно смотреть на это без содрогания! Девятнадцатилетние ребята – за что они погибли на чужой земле?! – Сейхун с трудом подавил волнение. – Почему случилось это? Кто ответит?

– У тебя есть награды?

– Два ордена Красной Звезды, медали. Но он их не носит, – ответил Нурлан за Сейхуна.

– И не буду носить, – упрямо сказал Сейхун. – Кахарман-ага, вы за весь вечер не выпили ни одной рюмки. Может, выпьете со мной за ребят, погибших в Афганистане?

– Выпью, – ответил Кахарман и твердо повторил: – За это выпью! Наливай, брат!..

– Чего вам налить, ага? – спросила Тамила.

– Тамила, чего спрашивать, принеси всего. Тогда и нальем, – сказал Сейхун.

– Сейчас, сейчас, – улыбнулась Тамила и ушла в дом, позвав с собой одну из подружек. Принесли поднос с бутылками и закуской. Сейхун разлил водку по рюмкам.

– Себе налей шампанского, – сказал Нурлан.

– В данный момент будем подчиняться не медицинским, а военным приказам. Пусть афганская земля будет пухом для наших ребят!

После выпитого прошла мелкая дрожь в теле Кахармана, но в сердце закралась гнетущая печаль. Повернувшись к Нурлану, попросил:

– Налей-ка мне еще водки.

Нурлан налил, но Кахарман не торопился взять стакан в руки.

– Сейхун, какие у тебя планы на будущее? – спросил Кахарман Сейхун водил прутиком по земле, медлил с ответом.

– Если честно, – начал он, глянув на Тамилу, – мне не хотелось бы оставаться на водоеме под Алма-Атой. Наших, конечно, немало там, но все-таки чувствуется, что мы не на своей земле. Когда вижу, как наши ребята, вырастив в пруду рыбу, ловят ее, мне становится жаль их. Разумеется, Оразбек-ага заботился о людях, когда перевез их поближе к Алма-Ате. И для ребят легче учиться в Алма-Ате. Люди сыты, одеты. Но я не смогу там жить. Никак не могу привыкнуть. Хочу этой осенью вернуться в Синеморье. Я еще не говорил с отцом, но с Тамилой мы договорились. – Он обнял жену.

– Договорились. А если отец не согласится? – спросила невеста.

– Проскользнем мимо границы; не проскользнем, так пробьемся – или же придется зимовать у пруда. Сейхун озорно засмеялся. – Кахарман-ага, вы правильно сказали – нет без родной земли ни жизни, ни счастья. Правда, без ноги рыбаком я буду не ахти каким, но это ерунда, сгожусь на что-нибудь другое. Лишь бы быть у моря. Поступлю заочно учиться – ничего, проживем, правда, Тамила? Эх, если бы не эта нога! – Он отчаянно стукнул кулаком по протезу.

Кахарман притянул к себе парня. Он ни слова не сказал больше Сейхуну и Тамиле – его чувства были понятны без слов.

В Семипалатинск он прибыл ночью, Айтуган еще не ложилась. Они крепко обнялись на пороге.

– Вернулся… жив, здоров, о господи!..

Кахарман сразу полез под душ, а Айтуган принялась хлопотать у стола. Выйдя из ванной, пройдясь по квартире в своей любимой домашней рубашке, он почувствовал облегчение – с его плеч как будто упал груз, накопленный этой двухнедельной поездкой. Чай был в самом деле хорош, но он так усердно принялся нахваливать его, словно в жизни ему еще не доводилось пить ничего вкуснее и ароматнее. Простодушная Айтуган, влюбленными глазами смотря на мужа, не замечала, что в похвальбах была изрядная доля лести. А Кахарман между тем думал, как, в какой форме сказать жене, что уезжает на Зайсан работать простым рыбаком. Айтуган, никогда не перечившая ему ни в чем, покорно кочевавшая за ним повсюду, теперь могла не понять Кахармана – должна же и ей когда-нибудь надоесть эта бесконечная жизнь на чемоданах. Кахарман коротко рассказал о своем двухнедельном путешествии, о замечательном человеке Семене Архиповиче, о Марзие, о свадьбе. Айтуган невесело вздохнула:

– Здесь, между прочим, тоже последствия взрывов чувствуются. Позавчера среди бела дня меня вдруг начало тошнить. Сижу в учительской, и встать не могу – голова словно каменная, а ноги не держат. А одна из наших коллег преспокойно говорит: опять, наверно, испытания. И точно: вон газета за вчерашний день, там сообщение ТАСС. Кахарман пробежал глазами короткое сообщение: «Вчера в 5 часов 35 минут по московскому времени на полигоне в Семипалатинской области был произведен подземный ядерный взрыв. Испытания произведены в целях совершенствования военной техники».

– Эх, Семен, – пробормотал он в растерянности, – к сожалению, ты прав…

«Что можно придумать страшнее, – подумал он, – на территории необъятного Казахстана невозможно отыскать уголка, где бы тебя не преследовал страх уничтожения! Все нацелено на уничтожение тебя, других людей, которые рядом, – а может быть, и на всю нацию. Под землей вот уже сорок лет рвутся страшные бомбы, на земле высыхают, гибнут моря. Реки отравлены выбросами химических заводов – по всему побережью рождаются уродливые дети: с двумя головами, тремя ногами. Вот твое будущее, Казахстан! Вот будущее твой нации, Казахстан. Казахи, куда вам деваться? В тридцатых годах погибло два миллиона от голода – нынешняя катастрофа уничтожит всех! Да-да, к началу двадцать первого века как бы это ни было дико и жестоко, казахский народ будет истреблен! Он превратится в скопище двуглавых, трехногих уродов, ползающих по выжженной, испоганенной земле!..»

– Айтуган, у тебя найдется выпить? – чувствуя, как что-то вновь сдавило ему сердце, чувствуя, что если он сейчас не выпьет, то просто сдохнет от ярости и тоски.

– Есть, но стоит ли? – Впрочем, посмотрев на мужа, она тут же принесла бутылку, привычно укорив: – Последнее время ты совсем пристрастился к спиртному, Кахарман, худо это.

– Водка, кстати говоря, единственное средство против радиации, – угрюмо пошутил Кахарман. – Это мелочь, по сравнению с тем, что мы пережили с тобой, Айтуган, – так стоит ли об этом?

Он наполнил стакан:

– Без тебя, Айтуган, я становлюсь слабым, потерянным – вот что я понял в последнее время. Хочу, чтобы ты всегда была здоровой, только так мы сохраним наш дом, нашу семью… Пью за тебя!

– Спасибо, что я тебе нужна, Кахарман!

И сынишка стал что-то лопотать во сне: быстро, горячечно.

– Дети очень по тебе скучали… Кстати, почему ты не заехал на Синеморье? Я так переживаю за нашего Бериша, как он там? Страшно иной раз за него становится…

– Не хотел бередить старые раны: эта поездка обернулась бы мукой для меня.

– Ты знаешь, что Камбар-ага умер?

– Да, Болат сказал мне. Что тут удивляться – рак…

Айтуган замолчала, хотя у нее была и приятная новость для Кахармана. Хлопоты Якубовского обернулись удачей – Кахарману и Айтуган была выделена двухкомнатная квартира в благоустроенном доме совсем недалеко от казахской школы. Дети были в восторге и упросили мать не говорить пока – они хотели рассказать об этом сами. И сейчас, вспомнив про квартиру, Айтуган тихо засветилась радостью. Кахарман, ничего не зная, с удивлением посмотрел на жену, но разговор о Зайсане решил отложить на завтра.

Утром дети с веселым визгом бросились в постель к Кахарману и перебивая друг друга, рассказали ему о новой квартире. Кахарман опешил.

– А папочка наш, кажется, совсем не рад. – Айтуган подняла голову от подушки и посмотрела на мужа, начиная догадываться, что Кахарман что-то скрывает от нее.

– Папа вы же обрадовались? – спросил старший из сыновей.

Младший поцеловал отца.

– Прямо рядом со школой! – Папа смеется, значит, папа рад.

– Ну конечно я рад! – Кахарман прижал к себе мальчишек. Айтуган накинула халат, заколола волосы на затылке и отправилась на кухню.

– Мама мы еще полежим с папой, ладно?

– Валяйтесь, валяйтесь… Лодыри…

– Да, уж не лодырями ли вы у меня растете? – пошутил Кахарман, целуя сыновей.

– А вот и нет, – возразил младший, первоклашка. – Мы всегда помогали маме!

– Не много и не мало, – уточнил старший.