– А вот это следует немедленно конфисковать! Подростку это ни к чему!

– Как же я могу, товарищ капитан? Дед у него мулла, книги ему принадлежат.

– Мулла? А сын у него – позорище! Убийца и псих! Тьфу! – Капитан сплюнул.

– А вы когда-нибудь читали Библию? – спросил шофер.

– Библию? Я, по-твоему, христосик, да? – Капитан продолжал сокрушаться, имея в виду Кахармана. – Псих! Точно, псих! Все из-за него, чокнутого, черт бы его побрал! Влипли, точно: здесь все подохнем… – Он зло обернулся к Виктору: – И ты хорош, гусь! Вызвали бы бригаду, сейчас сидели бы уже на станции. Нет: «сами поймаем»! Вот тебе и сами с усами!

– Это же ваша идея была, товарищ капитан! – оторопел Виктор.

– Длинный у тебя язык, пацан! – Капитан был в бешенстве. – Выберемся – я тебе его окорочу! Допрыгаешься ты у меня! Попадись ты мне в Афгане – я бы тобой занялся! Я в Афгане и не таким ухарям рога ломал!

– Мы, товарищ капитан, тоже воевали там, – ответил жестко шофер, глядя капитану прямо в глаза, – Сделайте из этого правильный вывод.

Капитан скрипнул зубами и затих.

Бериш застал Насыра сидящим на расстеленном чапане.

– Тридцать шесть лет ни один казах не может подойти к могиле святого Иманбека! Это унижение, позор! Тридцать шесть лет! А впереди, Бериш, еще тридцать шесть лет позора, а может, и больше – вот так вот!

Насыр зашелся сильном в кашле, потом продолжал:

– Да разве это жизнь, если мы не можем поклоняться своим святым? Есть ли совесть у этих людей, которые огородили, могилу святого Иманбека, которые оставили ее без людского присмотра?!

Гневный голос его глухо отразился под куполом мавзолея. Милиционеры, приблизившись к этому удивительному строению, с опаской посматривали внутрь, не осмеливаясь войти.

Насыр обернулся.

– Что же вы встали как вкопанные, добрые люди? Входите! Нет ничего на побережье надежнее, прочнее этих стен. Что им эта буря? Случись даже ураган, предвещающий конец света – даже и тогда не дрогнут они. Не было в байконурской степи человека священнее Иманбека! Не было построено мавзолея краше и выше мавзолея Иманбека! Не стойте, входите. Степь горит, корчится от жары, а здесь, под куполом, – покой и прохлада. Входите, пусть отдохнут здесь ваши тела, успокоятся мысли, отдохнет душа, раскроются сердца…

Милиционеры отступили еще на шаг.

Старый рыбак встал, прислонился спиной к прохладной стене и сказал самое свое сокровенное, то, что долго вынашивал в мыслях последние несчастные годы своей жизни:

– Уа, Аллах! Моря нет, оно умерло. Пусть это будет твоей волей – не ропщу. Но меня-то, почему ты до сих пор держишь в живых? Когда же будет мой последний час? Молю тебя, покажись мне на глаза, дай ответ.

Белое облако, отдаленно напоминавшее человевеческий образ, встало перед Насыром. Он снова упал на колени.

– Я десять долгих лет молился на тебя, о Создатель!

– Это твое дело, человек. Разве от молитв тебе стало хуже?

– Нет…

– Разве я плохо относился к тебе?

Насыр задумался, а потом тихо сказал:

– О всевышний, я не знаю, как ты ко мне относился.

– Я сотворил мироздание и человека, сотворил и тебя, старый рыбак. Я предначертал человеку продолжать род человеческий. Разве я лгу?

– Нет, Всевышний, нет!

– Я дал вам силы, чтобы трудиться и жить в достатке, дал разум, чтобы вы могли мыслить, усваивать науки… Неблагодарные! На что вы потратили силу и разум, дарованные вам? Презренные, вы направили силу и разум на осквернение того, что было создано мной! Вы забыли, что есть бог, что, наступит час, когда я за это зло отплачу вам беспощадно и жестоко!

– Всевышний! Человека губит стремление к сытости, богатству, к собственному благополучию. Создав богатство и бедность, ты отрубил пути к себе, о Аллах!

– Не я виновен в том, что люди разделились на богатых и бедных. Человек! Это не я заставляю страдать тебя от напастей, от болезней…

– Всевышний! Кто, если не ты, послал эти несчастья на землю? Кто еще так могуч, как ты, чтобы обрушивать на человека день за днем так много зла?

Туман стал рассеиваться, голос теперь слышался из-под самого купола.

– Умерь гнев, старик! Это беснуется Сатана! Я один борюсь за добро. А вы, презренные, отвернулись от меня. Без вашей веры мне трудно бороться с ним. Ты продал ему свою душу, человек! И вот – кара! А теперь прощай, старик!

– Мне не страшны ни смерть, ни адово пламя, Всевышний! Помог бы ты несчастному моему народу, а?.. Умерло наше море. Умирает Балхаш. Завтра погибнет земля и сам человек. Разве ты этого хочешь? – воскликнул Насыр.

Но ответа уже не было.

– Что с тобой, дедушка? Ты весь дрожишь… – Бериш наклонился к Насыру.

– Ничего не стоит человек, – забормотал Насыр, потрясенный. – Он дерьмо… Кара ему… кара…

Ему стало трудно дышать. Вспомнил вдруг Нурдаулета с Кызбалой и похолодел от ужаса. Он шевелил губами, чтобы что-то сказать, но не мог издать ни звука. Губы его побелели, в шепоте их слышались то ли проклятие, то ли слова из Корана – Бериш не мог разобрать. И вдруг он тоже вспомнил, закричал:

– Ата, мы забыли взять дядю Нурдаулета и тетю Кызбалу!

Насыр медленно-медленно кивнул ему и стал сползать на бок, все шевеля и шевеля губами. Бериш бросился к нему.

Но было уже поздно.Насыр больше не дышал.

Аральск, Балхаш, Алма-Ата, Зайсан, 1983–1988 гг., Москва, ноябрь-декабрь, 1989 г.

Примечания

1

Свободу не следует продавать ни за какие деньги ( лат .)