Сев на корточки, он стал поддувать.

– А ты раздевайся. Пока умоемся – чай уже будет готов, – бросил он Кахарману. Кахарман разглядывал скромное жилище бобыля.

– Не люблю держать в доме ненужных вещей… – пояснил Семен Архипович.

Сказал он это с какой-то категоричностью, даже холодностью, как будто бы Кахарман сожалел о том, что в убранстве комнат не было роскоши.

Поскольку Семен Архипович в машине сидел на переднем сиденье, Кахарману не удалось спокойно разглядеть его лица. Теперь разглядев его при свете, удивился тому, какой у его спутника оказался пронзительный взгляд. Как правило, такие черты лица соответствуют решительному, смелому характеру.

Умывшись, сели за стол. В это время открылась дверь и вошла молодая женщина.

– Братец, вы уже приехали! А мы и не ждали сегодня вас. – Она застеснялась гостя, стала растерянно озираться по сторонам.

– Ассалаумагалекум, брат! – За женщиной в проеме двери показался высокий мужчина. – Говорю ей: приехал – а она никак не может проснуться.

– Ну и жизнь пошла у вас, – рассмеялся Семен Архипович. – Обычно Балзия никак не может тебя растолкать, а тут… Кахарман был удивлен. Семен Архипович заговорил на чистейшем казахском:

– Вообще поменьше себя хвали – это не приведет к добру. Как, впрочем, и Балзию испортишь. Терпеть не могу мужиков, которые хвалят своих жен. – Он обнял Балзию. – Ну, как вы здесь, как дети?

– Что им будет, детям? Я приготовила мясо к приезду, пойду разогрею да принесу… Дуйсен, идем… – И она утянула его за рукав.

– Не стесняйся, Кахарман, это мои родные, Балзия – сестра, Дуйсен – зять…

– Вы говорите по-казахски?.. – Кахарман не мог отделаться от удивления.

– А я то не могу понять, с чего это у тебя отвисла челюсть! Я двадцать пять лет живу в Казахстане – пора бы и научиться…

– В Казахстане много русских, но мало кто из них говорит на нашем языке. Хотя, опять же, не по всему Казахстану. Так, на Синеморье, к примеру, редко встретишь русского, который не говорил бы на казахском. Был у нас там профессор Славиков: прекрасное произношение, чистейшая речь! А здесь даже казахи считают зазорным говорить на своем языке – предпочитают русский…

– Ты меня не путай с другими русскими. Я особенный. У меня кости русские, а мясо на них казахское, так-то вот!

По ходу разговора он достал из сумки несколько бутылок, поставил их в шкаф, одну оставил на столе.

– Семен Архипович, у вас там початая была.

Семен Архипович пресек его:

– Ты что, принимаешь меня за того плохого хозяина, у которого в доме правит гость?

Кахарман рассмеялся, воскликнув:

– Молчу!

– То-то же. Тебе с устатку хорошо пойдет. – Он стал разливать. – Хорошо после стопочки-другой спится… А вот и мясо!

В дверях появилась Балзия. Из кастрюли, обернутой полотенцем, валил пар. Балзия вывалила жаркое на большое блюдо и поставила перед мужчинами.

– Спасибо, Балзия, за хлопоты. Видишь сумку – там подарки для вас. Бери сумку и иди спать, тебе же рано вставать завтра. А Дуйсен останется с нами…

Просидели они допоздна. Кахарману рассказали о жизни на Зайсане. Он интересовался, сколько рыболовных судов имеет Зайсанрыбпром, на каком объеме улова они держатся, каков уровень воды в озере, – и сделал для себя кое-какие выводы. Возникла мысль устроиться в Зайсанрыбпром обычным инженером, но следом же пришло сомнение. Был и он самоотверженным, но ничего не добился ни на Балхаше, ни в Семипалатинске. Жизнь его превратилась в никчемное топтание на месте. Не пора ли ему изменить свое отношение к жизни? Наверняка тогда все станет проще…

Утром он решил прогуляться по аулу, маленький тихий Зайсан напомнил ему родные места. Кахарман был расстроен. Ему показалось, что именно здесь он найдет себе утешение, обретет какую-то поддержку в жизни, придет в себя, и тогда возвратится к нему былая уверенность силах. Но встал перед ним образ Айтуган, вспомнил ее слезы: «Мы измучились в этих бесконечных переездах – и мы измучились, и ты сам. Будет ли этому конец, Кахарман? Тебе уже сорок лет – успокойся, остепенись… Ведь нельзя же так всю жизнь…»

Председатель здешнего рыболовецкого колхоза радушно принял Кахармана: оказался он человеком рассудительным, взвешивающим каждое сказанное слово. По всему было видно, что гости в ауле бывают нечасто. Семен Архипович оставил Кахармана с председателем и ушел по своим делам, сказав, что встретятся попозже дома.

– Значит, гостите у нас? Добро пожаловать. Будут просьбы – рады будем послужить…

– Я не просто в гости, аксакал. Ищу работу…

– А специальность какая у вас?

– Я рыбак…

– Рыбаки нам позарез нужны! – выпалил председатель, но недоверчиво осмотрел Кахармана, ибо тот внешним видом мало походил на простого работягу Кахарман, видя, что председатель в замешательстве, назвал себя, назвал должности, которые он занимал недавно.

Председатель опешил.

– О! Тысячу раз слышал о вас! Могу предложить любую работу – вплоть до моего заместителя. Правда, с жильем у нас плоховато – говорю правду… – Он помолчал, потом грустно добавил: – Не знаю, интересно ли будет вам у нас. Может быть, вам лучше устроиться в управление Зайсанрыбпром а?

– Уважаемый Жомарт-ага! Независимо от должностей, мы все в первую очередь рыбаки. В управление я совершенно не хочу, как не хотите туда и вы, наверное. Возьмите меня в колхоз рядовым рыбаком. А дальше – сами увидите, чего я стою.

Председателю такой ответ очень понравился. Но он решил высказать сомнение:

– Это совсем нетрудно – взять вас в колхоз простым рыбаком. Однако не будут ли ваши земляки смеяться над вами?

– Надо мной или над вами? – лукаво прищурился Кахарман.

– У меня есть и друзья, и враги. Могут сказать: вот, мол, Жомарт, без пяти минут пенсионер, трясется за свое место – пригрел на всякий случай человека, у которого наверняка остались связи – ведь он работал на высоких должностях. Что я отвечу?

– Жомарт-ага, сплетни пойдут в любом случае – на то они и враги, чтобы их распространять. Как говорят, караван исправляется в пути. Со временем люди увидят собственными глазами, тогда и сплетни прекратятся… – Кахарман раскраснелся от смущения, ибо в данную минуту ему в какой-то степени пришлось хвалить самого себя, чего он не переносил.

Жомарт отметил скромность Кахармана.

– Выбирай тогда сам. Хочешь – дам тебе судно. Хочешь – иди бригадиром.

– Спасибо, Жомарт-ага. От своего не отступлюсь – все-таки хочу обыкновенным рыбаком…

– Но с квартирой-то! Только следующим летом – раньше никак не могу, ну никак! Уж не обижайся…

– Никаких обид! – Кахарман легко встал и протянул председателю руку. – Вернусь через неделю. – И он направился к двери.

– Погоди, – остановил его председатель. – Ты денек еще побудешь у нас? Дело-то вот в чем, думаю, что тебе интересно: сегодня у нас выдают замуж одну девушку. Она из ваших краев, Кахарман. Парень тоже из ваших – из тех, которые обосновались под Алма-Атой…

Предстоящее событие, в общем-то не имеющее никакого отношения к Кахарману, вдруг заставило вздрогнуть его сердце – у него даже потемнело в глазах, нашла какая-то слабость, и он прислонился к дверному косяку – ему показалось, что не сделай он это, то непременно упадет. Ничего этого не успел заметить председатель.

– Как знать, если женятся – может, и становится жизнь лучше, как ты думаешь? Все равно радостно, что твои земляки вступают в родство. Понятно, хотят держаться кучнее, крепче… Знаешь ли, так легче переносить оторванность от родных мест. Я к чему об этом говорю? Дело в том, что и у нас произошло что-то похожее – не таких, правда, масштабов, как у вас в Синеморье. У нас здесь с семьдесят четвертого года по семьдесят девятый была страшная засуха. В Иртыше, Зайсане, Бухтарме вода упала на три-четыре метра. Рыба исчезла, колхоз остался без доходов. Люди стали разъезжаться кто куда. Но в основном народ остался, выдержал. Не приведи господи, чтобы это повторилось. Сейчас в Зайсане воды много, рыбы тоже достаточно. Уехавшие возвращаются с повинной. Ни одного бы из них я не принял обратно в колхоз – да не могу взять греха на душу. Как же это можно человека отлучить от родного места?