– Давненько не бушевало, мы и нрав-то его стали уже забывать…
Говорили и другое:
– Пропали наши сети…
– Мать твою, вместе с сетями! – ругнулся кто-то в ответ. – Что толку от твоих сетей, рыба-то ушла вся! – Стало ясно, что это бранится однорукий Кадыргали, бывший председатель колхоза. Руку ему некогда откусил огромный сом. Люди уважали Кадыргали за прямоту, справедливость, да и за крепкое словцо тоже: всегда оно было кстати. Вот и сейчас кто-то из толпы охотно поддержал его:
– Кадыргали-бескарма, как же ему без такого крохоборства казахом остаться?
Между тем все опять вспомнили про лодку.
– Апырай, кто же это такой смелый: вышел в море в такую погоду?
– Может, это посланец царя Сулеймана? – пошутил кто-то.
Все покосились на Насыра. Лицо его было сураво, он по-прежнему сосредоточенно молился. Все разом замолчали.
Лодка медленно приближалась к берегу. Люди на берегу замерли: они молчали, им было тревожно. Жырау Акбалак, хоть и знал, что голос его не будет услышан смельчаками, все-таки закричал:
– Прыгайте в воду! Эй вы, растяпы, – прыгайте!
– Если лодку выкинет на берег, их в щепки разнесет, – беспокоились люди.
В лодке было двое: Есен и Бериш.
Этой ночью Есен вышел в море, чтобы проверить сети. С ним напросился Бериш. Они встретились в условленное время: Есен прокричал совой, Бериш бесшумно натянул на себя брюки и рубаху, осторожно вылез в окно.
Они спустили лодку на воду; лишь молодой месяц подглядывал за ними, крупные звезды блестели на черной воде. Они гребли быстро и бесшумно, наслаждаясь ночным, покойным морем. Разве могли они предположить, что вскоре разыграется стихия и польет такой ливень, который им запомнится на всю жизнь?
Теперь Есен был рад, что все завершается как будто бы благополучно, хотя впереди у них была самая главная трудность – выбраться на берег.
– В лодке двое! – догадались на берегу.
– Крикните им: пусть прыгают в воду!
– Эге, ребята, да это же Есен! – обрадовались молодые рыбаки. – Он парень смышленый, сам должен догадаться, что делать.
В это самое время сильная, высокая волна подняла их на свой гребень, лодку перевернуло, и ребят вытряхнуло в воду. Есен успел крикнуть Беришу:
– Держись! Плывем к берегу!
Бериш наглотался соленой воды, но, усиленно двигая руками и ногами, вынырнул. Следующая волна снова накрыла его. Есен повернул назад, нырнул, вытащил слабеющего Бериша и, поддерживая его левой рукой, поплыл к берегу. Несколько молодых парней с берега бросились им на помощь. За ними прыгнула в воду и девушка Айгуль, которая училась с Беришем в одном классе.
Ветер снова стал крепчать, пошел дождь. Лодку Есена выкинуло на берег. Она уткнулась тяжелым мотором в песок, затрещала и развалилась. И тут же набежавшей волной подхватило доски, понесло обратно в море; тяжелый лодочный мотор, волна за волной, тоже стал скрываться в пучине.
Изможденные, счастливые – спаслись! – глядели на обступивших людей Есен и Бериш; они улыбались. Кызбала бросилась к Есену, обняла его и снова заплакала. Она гладила его по голове, ощупывала лицо, плечи, руки. Потом поняла, что это не Даулет, – смолкла и отошла, что-то бормоча.
Бериш вышел из круга обступивших людей и подошел к деду.
– Ата, давай я тебе помогу встать. Нам пора домой…
– Видно, не терпится тебе умереть, – сурово ответил ему старик. Но в глубине души Насыр был доволен внуком: смелым показал себя Бериш и решительным. «Моя кровь, так оно и должно быть», – подумал он удовлетворенно.
И Насыр попытался подняться. Однако острая боль в щиколотке помешала ему это сделать.
Кажется, ногу подвернул… Посмотри, где кобыла… да приведи…
Бериш и Есен помогли старику Насыру влезть на лошадь. Дождь лил с новой силой, все вокруг опять потемнело. Люди потянулись в аул. Насыр прокричал внуку, ведущему кобылу за узду:
– Я им говорил, что молитвы мои спасут море! Они смеялись надо мной. Пусть теперь посмеются!
Бериш промолчал: то ли не расслышал он слов Насыра сквозь ливень, то ли заложило ему уши, пока плыл к берегу. Сейчас он думал об Айгуль. «Смелая все же!» – мелькнуло у него. Ему хотелось, чтобы Айгуль шла сейчас рядом с ним. Но Айгуль с сестрами оказалась уже далеко впереди.И на берегу осталась лишь безумная Кызбала. А рядом с нею – дворняжка с белой отметиной да коза с козленочком.
Между Синеморьем и озером Балхаш лежит сейчас бесконечная степь. Это песчаное безводье – редко на таком огромном пространстве встречается зеленый цвет: небольшие островки травы с куцыми деревцами. В этих песках обитает много сайгаков, косуль, и летчики поговаривают, что видели недавно в этих местах тигрицу с тигренком. Удивительно – ведь уже много лет никому не встречался этот зверь, хотя некогда на южных берегах озера Караой шумели камышовые заросли и были эти камыши толщиной в человеческую руку и водились в этих камышах тигры. Было такое. В ауле у многих в домах по сей день лежат на полу полосатые шкуры. К примеру, у известного охотника Мусы: у него целых две таких шкуры. Хорошо сохраняется тигровый мех – не меняется в цвете, не лезет с годами шерсть. Тигры тиграми, а вот одичавших лошадей в этой степи много. Они не подпускают к себе людей, держатся настороженно. Их можно видеть на песчаных курганах сбившимися в табуны. У них длинные, отросшие хвосты и гривы, и выглядят они поэтому как бы крупнее обычных лошадей. Нередко они появляются вблизи аулов рыбаков, по крайней мере вблизи Караоя их видели не раз. Много в этих табунах молодых кобыл. Призывным ржанием они зовут к себе домашних жеребцов, подбегая к самой окраине аулов.
В эту дождливую ночь они опять появились за Караоем и увели за собой жеребца-иноходца охотника Мусы. Муса, как только обнаружил пропажу, вскочил на лошадь и умчался в степь на поиски. Но дикий табун был уже далеко – слишком поздно хватился охотник. Всю жизнь держал Муса охотничьих птиц, собак и быстроногих лошадей. Можно представить, как он переживал эту утрату, – даже занемог от огорчения. Переживал не только Муса, огорчились в ауле все: не раз жеребец Мусы брал первенство на районных и областных скачках. Старики решили: это еще одна божья кара, павшая на аул.
– Давно надо было его кастрировать… – все вздыхала его старуха. Наконец Мусе это надоело, и он вспылил:
– Думай, что говоришь, старая!
Он резко отодвинул от себя пиалу с чаем и снова лег в постель, накрывшись шубой.
Сколько еще табунов пролетит по окраине Караоя – быстрых, словно вихрь, крадущих душу, словно неостановимое время? Не вы ли, дикие лошади, унесли с собой былую красу Караоя? Былую радость жизни?Дождь лил не переставая две недели. Временами стихал, но, будто вспомнив про молитвы Насыра, снова набирал силу. Не ослабевал холодный резкий ветер, не рассеивались черные низкие тучи в небе, не стихало две недели море. И лишь на душе у муллы Насыра было покойно, тихо; особенным радостным светом все эти две недели было озарено его лицо.
II
Оказалось, что мулла Насыр ногу подвернул очень сильно. Он даже побаивался – не треснула ли в щиколотке кость. Целыми днями лежал он теперь у низенькой печи, стараясь не ворочаться. Известный в этих краях врачеватель Откельды давно умер, и теперь люди обращались за помощью к местному врачу. Молодой доктор без особого труда, но довольно-таки небрежно, устранял вывихи, а больных с переломами или трещинами отправлял на рентген в областной центр. Не очень охотно ходили люди к «молодому специалисту», вздыхая, вспоминая лекаря Откельды.
Покойный лекарь долго и бережно втирал в поврежденные места растопленный курдючий жир. Делал он это неторопливо, под неспешный рассказ о последней рыбалке, о последних похоронах или еще о чем-нибудь в том же духе; и за разговором, как-то незаметно, исправлял вывих совершенно без боли. Близкие родственники Откельды все были уважаемыми лекарями: правили кости, снимали боль в пояснице, умели заговаривать болезни.
Не одна была дочь у Откельды, а вот насчет сына ему не повезло, хотя очень ему хотелось иметь наследника, именно ему передать свое полезное ремесло. В сорок лет он женился вторично: жену выбрал намного моложе себя.
