В Орджоникидзе, когда парень желает встретиться, то спрашивает: «Ты во сколько будешь?» И не уточняет место свидания, ибо о(но само собой подразумевается. Если ты желаешь узнать последние новости из городской и даже международной жизни, если ты интересуешься современной модой, хочешь увидеть местных знаменитостей, — спеши на проспект. Тебе сообщат и счет во встрече футболистов ЦСКА и «Динамо» Тбилиси, и расскажут о проделках Рейгана и Тэтчер, и объявят с точностью до миллиметра, какой ширины брюки надо шить. А девушки продемонстрируют платья с замысловатыми декольте и воротничками, оборками и складками, в тонкостях которых разбираются лишь портные, а простым смертным остается только поражаться фантазии модниц. Здесь почти до десяти вечера тесно и шумно.

Впрочем, нетрудно объяснить возникновение этой традиции. На проспекте Мира театр, четыре кинотеатра, Дом офицеров, Парк культуры и отдыха, три ресторана, вносящих порой сумятицу, два кафе… Ясно, что путь желающих посетить и кинотеатры, и рестораны, и парк, и театр непременно лежит через проспект.

Его можно любить и не любить. А вот не заметить его нельзя. И не избежать его, как нельзя обойти молодость и сразу из детства ворваться в старость. И если после сорока вы с пренебрежением начинаете относиться к прогулкам по проспекту, особенно, если у вас подрос сын или дочь, которые пропадают здесь, то холостякам проспект по душе. Что касается Майрама, то он любит его.

Как-то один из его друзей приехал с флота в отпуск и в первый же вечер поспешил сюда. Он признался, что его охватило смятение при взгляде на вышагивающую по асфальту молодежь. Сколько незнакомых лиц! Ему тогда в голову не пришло, что за время его отсутствия подросло новое поколение парней и девушек.

Майрам отчетливо помнит тот вечер, но по другой причине. Он появился здесь с таким ощущением, будто что-то большое и значительное должно произойти с ним. Он не знал, что именно, но верил, что этот вечер не может пройти для него бесследно. Такое чувство бывает в канун праздника, который ждешь с нетерпением, и к которому долго готовишься. А когда он, наконец, наступает, ты с утра тщательно одеваешься и выходишь из дома в отличном настроении. Но проходит час, другой, третий, ты бродишь по улицам, заходишь в гости к родным и знакомым, выпиваешь рюмку-другую и все ждешь-ждешь чего-то главного. Тебе не сидится на одном месте, боишься прозевать это главное, кажется, где-то там, в другом месте происходит что-то незабываемое, интереснейшее, что касается тебя, что делается для тебя, — и ты вскакиваешь и бежишь на проспект, потом к другу. А это важное, большое, чему ты не можешь дать определение, все не приходит. Ты улыбаешься друзьям, знакомым и незнакомым людям, а смутное, беспокоящее ощущение не покидает тебя. Не унывай, еще впереди вечер, — успокаиваешь себя. Но и вечером за праздничным столом вроде ничего особенного не происходит. Бывало и провожаешь девушку, в темноте подъезда неловко целуешь ее, а потом возвращаешься домой, укладываешься в постель и тут с сожалением признаешься себе, что предчувствие обмануло тебя. Ты разочарован, ты обижен на судьбу, но тебе уже некогда обдумывать свое настоящее и будущее, тебе не проанализировать душевное состояние, потому что ты так устал и, прикоснувшись к подушке, тотчас засыпаешь.

Вот и в тот раз Майрам чувствовал, что неспроста его тянет на проспект. Он всматривался в людской поток и ждал, когда, наконец, откроется то, ради чего он пришел сюда. Смутное беспокойство охватило его. когда он заметил на себе взгляд. Настойчивый, напряженный, он заставил Майрама оглянуться. И он увидел трех подруг, одна из которых неотрывно смотрела на него, гипнотизировал я черными очами. Майрам смутно видел ее лицо, но почему-то был уверен, что глаза у нее черные. Она напнулась в сторону подруг и что-то им сказала. Те разом, точно по команде, посмотрели в его сторону и засмеялись тоже одновременно, дружно… «Вот оно!» — мелькнуло у Майрама. Ему захотелось тотчас же что-то предпринять, пойти за ними, присоединиться к ним, вместе с ними ходить по проспекту, смеяться, улыбаться встречным, шутить… И он пошел, и он нагнал их, и, встретившись с нею взглядом, широко и радостно улыбнулся. Но девушка, удивленно приподняв брови, гневно отвернулась, потянула своих подруг в сторону, недоуменно пожала плечами, как бы поражаясь его наглости. Майраму даже показалось, что он услышал ее гневный возглас: «Как вы смеете мне улыбаться? Вы, который не заслуживает одного моего взгляда?» Майрам внутренне похолодел, обругал себя последними словами за такую наивность… Тотчас же ему захотелось отыскать в. ее наружности какой-то дефект, который сразу бы уничтожил девушку в его глазах. Эх, если бы у нее был нос длиной с майрамовский! Но нет, он не мог не восхититься ею, воскликнув мысленно: «Хороша!», и оттого ему стало еще грустнее. И теперь еще часто вспоминается ему этот случай, и почему-то жаль того наивного, жаждущего прихода чего-то большого и светлого Майрама…

… — Привет, Майрам! Вкалываешь? — паренек со страшно знакомой физиономией сочувственно кивнул головой.

— Смена, — пожал плечами таксист.

Трамвай прошел. Пора ехать. Но «Крошка» не двинулась с места, потому что Майраму бросилась в глаза одна парочка. Он торопливо вышел из машины, хотя пассажир напомнил:

— Опаздываем в театр.

Майрам устремился к толпе, он пробивался сквозь нее, усиленно ловя знакомую прическу в море голов. Он не мог ошибиться. Девушка Сергея, которую он встретил в сельхозинституте. И не одна. Он должен узнать, кто с ней; это неправильно, что к девушке старается прицепиться кто-то, когда ее парень отбывает военную службу…

Наконец догнал. Рядом с ней мужчина: не молод, не стар, для нее же — стар. Будь он в самый раз, и тогда нельзя так…

Она стояла и смотрела на Майрама. Без тени смущения. Ждала, что скажет. А ее спутник сразу стал растерян, как вратарь, который пропустил мяч между ног и никак не может понять, как это произошло. И понять не может и прямо в глаза товарищам по команде нет мочи взглянуть. Он косился куда-то мимо Майрама и тоже ждал, когда ему скажут, что за тип вдруг вырос перед ними. Майраму было наплевать на то, что ее сопровождал солидный товарищ, имевший, судя по всему, в обществе вес куда больший, чем любой таксист. Незнакомцу надоело стоять и ждать, когда кому-то из двоих вздумается объяснить, почему его останавливают посреди людского потока и люди задевают его локтями и недовольно ворчат, что перегородили улицу… И он бросил вопросительный взгляд на свою спутницу, и она тотчас сделала движение, будто хотела обойти Майрама. Но Гагаев желал понять, почему она гуляет на виду у всех с этим дядькой.

— Пишет он, твой Сергей? — спросил он, сделав упор на словах «твой Сергей».

Спросил и с радостью отметил, что удар пришелся в девятку — в самый уголок ворот. Спутник ее занервничал и тут же обдал таксиста злым взглядом. Но Майрам упорно не замечал. Он ждал ответа. И она убедилась, что он не отступится, и, не глядя на хлыста, милостиво выдавила из себя:

— Пишет…

Спокойное слово, хорошее слово. Но оно далось трудно. Будь ее власть, Майрам бы сейчас исчез со скоростью, о которой таксистам и не мечтать. Но ее глаза не могут уничтожать, изгонять, я это его спасло… Значит, Сергей пишет ей, а она… не видно, чтоб ждала. Ишь, с какой неохотой выжала из себя «пишет».

«Почему меня так задело то, что она прогуливается с мужчиной? — с удивлением подумал Майрам. — Кто я ей — брат, жених? Месяц назад я только мельком отметил бы, что вот и девушка Сергея ничем не лучше других. Но сейчас я обижен! Горько обижен! Точно сам я был Сергеем»…

Уже позже он понял, что виноват Мурат! Майрам будто играл его роль. И лез на скандал, и он и не он. Говорил его голос, оскорбилась его совесть, — но толкал Мурат, возбуждали его нетерпение, его гнев.

— Ты его еще любишь? — спросил Майрам громко, так что прохожие оглянулись, окинули взором хлыста, а пристальнее — девушку. На этой стороне проспекта бродят все ужасно любопытные. И Майрам чувствовал, что среди прохожих, слышавших их диалог, большинство было на его стороне, и поэтому так зло, недоброжелательно поглядывали на нее. Вот только хлыст пока еще бродил в нейтралах. Ничего, сейчас и до него дойдет очередь… Майрам громко повторил: