— Но утвержденный-то актер умчался, — напомнил Конов и боком обошел Михаила Герасимовича.

Снимали конец эпизода в Японии. Майрам не высказал ни одной угрозы; ни голосом, ни жестом. Он был доброжелателен к японцу, он ему желал покоя, но для этого тот должен был покориться без сопротивления. Краем глаза Майрам видел, как настороженно поглядывали на него Степан, Михаил Герасимович, помощники, ассистенты, осветители, художник, гример… Конов, волнуясь, теребил в кармане ключи. Майрам подмигнул японцу, нежно похлопал его по плечу, попросил нехотя, не повышая голоса: «Веди шхуну на материк». Вся группа с напряжением следила за ними, и когда японец стал крутить штурвал, Майрам, то есть Мурат, довольный, одарил его улыбкой… Конов потер ладонью о ладонь, радостно воскликнул:

— Кино — это парадоксы!

Степан весело подмигнул Майраму, ну точь-в-точь, как тот японцу. Михаил Герасимович деловито обратился к режиссеру:

— Что завтра снимаем?

— Косарей, хозяина и Таиру…

И на следующий день Майрам косил сено в пропасти и оглядывался туда, где должна была стоять Таира. Но актрисы сегодня не было. Там стоял Савелий Сергеевич и приказывал Майраму:

— Сюда, сюда смотри!

— Но там должна стоять моя невеста, Таира, — напомнил Майрам ему. — Я должен видеть ее.

Он засмеялся, махнул рукой, успокоил:

— Будет, будет твоя Таира — уже отсняли. И на экране ты будешь видеть не меня, — ее. Великое средство — монтаж!

…Запестрели дни, эпизоды, команды «Мотор!» и «Стоп!»

Вот Мурат отправляется в далекий путь…

Вот он пилит дрова во дворе частника во Владикавказе.

Вот он в Маньчжурии строит железную дорогу… Огромный рельс давит его к земле…

В перерыве взгляд Майрама останавливается на толпе людей, несмело застывших в отдалении возле такси. Удивленные, озабоченные, знакомые лица. Там и Володя, и Илья, и Волкодав, и даже почтенный Сергей Павлович. На дрожащих от напряжения ногах он направляется к ним.

— Доживешь до премьеры? — скалил зубы Илья.

— Сколько платят? — интересуется Волкодав. — За каждый рельс или оптом?

— Дай автограф, — протягивает ему газету с портретом Мурата в мексиканском сомбреро Володька, — жена попросила.

Их насмешки его не обманывают — они гордятся им….. Кто уж был на седьмом небе от кинодел Майрама, так это Тамуся. Каждый приход брата домой она встречала криком:

— Мама! Мама! Знакомься: киноактер Майрам Гагаев. — И бросалась ему на шею…

Обнимая ее, Майрам встречался взглядом с матерью, в глазах которой светилась и1 гордость, и радость… Стены комнат были увешаны вырезками из газет с пестревшими заголовками: «Таксист в роли Мурата», «Таксист становится актером»…

Узнав о киноделах Майрама, Дзамболат укоризненно покачал головой:

— Твое счастье, что тебе поручено представлять в кино Мурата. Героический человек он был. Только это и остановило меня. Показывай там ты кого другого — запретил бы. Горцу не пристало вертеться на виду у людей. Актерство — не мужское дело…

…Подъезжая к боксу, Майрам увидел Илью, который уже поставил машину и закрывал ворота на замок.

— Ну, как твое кино? — спросил Илья, весело поглядывая на друга.

— Осваиваю, — качнул головой Майрам.

— Пошли ко мне, — оказал Илья. — Я рассказал отцу о съемках, и он хочет тебя видеть… Разволновался, узнав, что снимается фильм о Мурате. Когда же я сообщил ему, что играть будешь ты, — тут для меня наступило тяжкое время. Отец требует подробностей. А что я Знаю о съемках? И тогда он стал умолять притащить к нему тебя. Каждое утро, как отправляюсь в парк, напоминает об этом. Возвращаюсь — встречает меня вопросом: «Пригласил?» Я ему объясняю, что у киноартистов ни минуты свободной нет. А он твердит одно: «Майрам для меня найдет часик…» Так что прошу тебя, друг, не откажи — поехали к нам.

Майрам устал. Но как отказать Илье? Илье, который так много для него сделал? Который опекал Майрама с первого дня его работы в парке…

Майраму повезло, что он попал сменщиком к Илье. В первый день его работы Илья, выяснив после двух-трех вопросов, что Майрам впервые садится за руль такси, несмотря на усталость, после полной смены отправился вместе с новым напарником в рейс. И добрых два часа показывал Майраму, где ему лучше стоять, чтоб поскорее поймать пассажиров, как прикидывать маршрут, чтобы выбрать короткий путь, и такой, где мало светофоров. И на второй, и на третий день Илья вновь усаживался рядом с Майрамом и постепенно раскрывал ему многочисленные секреты своей профессии и ухищрения, с помощью которых дневная выручка может превысить плановую. Он был не проста вежлив с пассажирами, он был доброжелателен, помогая и сесть, и уложить багаж, с ними обсуждал погоду и жгучие проблемы приезжих, где и что купить. Иногородцам он показывал достопримечательности, расположенные по маршруту, помогал ориентироваться в городе, даже оказывал содействие в устройстве в гостиницу, конечно, не в отель «Владикавказ», который находится в ведении «Интуриста» и в который без заранее заказанной брони не стоило и носа казать, потому что он, отделанный современными панелями, обставленный новейшей мебелью, богато оформленный офортами, и в ресторане которого подавались европейские и национальные блюда, был всегда переполнен. Илья не скрывал от командировочных, что все именно так и есть во «Владикавказе», но не советовал терять времени даром, а отправляться в гостиницы «Кавказ», «Терек» или, если есть желание жить на лоне природы, в мотель «Дарьял», откуда десять минут ходьбы до знаменитого ущелья, по которому путешествовали Пушкин, Лермонтов, Горький и даже, по слухам, Дюма-отец. Между прочим, Илья не забывал сообщить и о том, что «Дарьял» — арабское слово и означает «Ворота алан», а аланы, как известно, были предками осетин. Все-то он знал, обо всем рассуждал и рассказывал интересно и убедительно. И это делалось не ради чаевых; более того, Илью оскорбляло, если ему бросали фразу: «Сдачи не надо»…

Вначале Майрам решил, что заботливость Ильи оттого, что Николай Николаевич распорядился помочь ему поскорее освоиться. Но вскоре убедился, что это не так. В Илье улавливались те черты, которые не идут от команды свыше. Чего стоило Илье проявить внимание к Майраму, новичку стало ясно, когда он познакомился с семьей своего напарника. Как-то Илья в выходной пригласил Майрама к себе в гости. Сам он очень спешил домой: жена поехала к родителям в Архонку, и дети без присмотра. Позже выяснилось, что дело не в детях. Майраму и самому хотелось посмотреть, как живет Илья. Дети вели себя довольно спокойно и не должны были вызывать беспокойства у отца. Сын Петя был уже в шестом классе, дочь Марта — в четвертом. «Я тебя с отцом познакомлю», — сказал Илья, и они прошли во внутреннюю комнату, окна которой были затемнены. Отец Ильи не спал и явно обрадовался гостю. Илья распахнул шторы, и Майрам увидел лежащего на диване, укрытого пледом до подбородка, давно не стриженного, но тщательно выбритого пожилого мужчину. Глаза его заинтересованно и весело ощупывали гостя. «Ты и есть Майрам?» — спросил Бабек Заурбекович, и Гагаез удивленно оглянулся на Илью: неужели тот разговаривал с отцом о нем? Напарник весело кивнул ему и сказал: «Отец у меня большой любитель потолковать. И тебе скучать не придется. А я тем временем похлопочу об ужине». Он ушел на кухню, а Майрам через полчаса уже все знал о Бабеке Заурбековиче: и о том, как он видел из Хохкау бомбежку Алагира, о том, как возвратился домой с фронта инвалидом, как семь лет назад умерла жена — от повышенного давления. «Из-за меня извелась» — горько пояснил Бабек Заурбекович, и о том, как Илья решал вопрос, как быть с отцом.

— Да, сыну с невесткой много мук несу, — с горестью сообщил он. — Оба они с утра до ночи на работе, у них двое ребятишек, а тут еще со мной одна морока. Я ведь совсем беспомощный. Подай то, подай это. Кому такое в радость? — И тут же сердечно признался: — Заикнулся было о Доме инвалидов, так Зина такой скандал мне учинила… — Заулыбался довольный. — Да и то правда, там и трех дней не пожил бы. Не потому что плохо, душе было бы тоскливо: при родном сыне да в богадельню?! Мученья я всем доставляю… Сын и Зина и в кино-то не ходят, после службы одна у них дорога — домой! И внуки веселого мало видят. Всех мучаю, всех!.. Понимают, что я не по своей воле стал калекой. Понимают, но от этого разве им легче? И мне самому такая жизнь не в радость. Телевизор, говорят, смотри. Так он же тоску и навевает. Как увижу поле — запах трав хочу почуять. До головокружения хочу! Вот как! Жаль, не придумали еще такие телевизоры, чтобы запах был. Меня сыночек радует: нет-нет, да и на часок-другой прихватит в горы. Раньше я и не замечал, как они красочны да горды, наши горы. Стоят себе, ну и пусть стоят. А теперь мне с утра до вечера сидеть бы там и вдыхать воздух полной грудью… Ты замечал, что в горах и облако иначе по небу стелется, а? Присмотрись, Майрам. Стелется, будто кланяется нам…