Лучшими помощниками комиссара Чистякова в его полку были такие котовцы, как командир пулеметной команды, хотинец Слива, безудержно храбрый в бою и скромный; политрук эскадрона Семен Раппопорт, мастер сабельной рубки, открытый и приветливый человек, и другие коммунисты. Многие из них, еще совсем юные по годам, были уже суровыми солдатами, воодушевленными самыми высокими идеями борьбы за счастье трудового народа, за коммунизм. Дружно и горячо пели во время переходов любимую «Варшавянку»:

Котовский был командиром-большевиком, свято и точно выполняющим волю партии. В боях ковалась его страстная большевистская убежденность. Его раздражала неповоротливость некоторых работников тыла. Он верно угадывал трусов и болтунов, произносивших пышные речи, и относился к ним с нескрываемым презрением. Котовский был человечен с пленными и беспощаден к врагам и изменникам.

Он дрался за дело рабочего класса, и сознание этого укрепляло его силу.

Котовский работал по заданиям партии со дня Великой Октябрьской социалистической революции. Он был преданным солдатом революции. Каждый свой шаг, каждый поступок подчинял он интересам партии и родины.

Незадолго перед войной с белополяками, во время стоянки на станции Жмеринка, в нетопленном штабном вагоне, написал он короткое заявление на листке из полевой книжки с просьбой о приеме его в члены партии большевиков.

День вручения партийного билета был для Котовского великим днем. Он часто вспоминал потом, как, получая партийный билет, невольно вытянулся во фронт.

Армия Пилсудского, опомнившись от удара, нанесенного ей буденновцами, и получив подкрепление, перешла в наступление.

Группа генерала Краевского стремилась ворваться в промежуток между Первой конной и 14 армиями, зайти в тыл и нанести удар буденновцам с юга. Пехотные части и кавалерийская бригада Котовского должны были преградить дорогу наступавшему противнику, расстроить замыслы панских генералов.

Белополяки подошли к Грицеву, который так недавно и так позорно оставила их кавалерия.

В эти дни трудно было установить, где расположены части красных и куда движутся белополяки.

Вся местность вокруг была наводнена войсками. Заняв Изяславль и перейдя на левую сторону реки Горыни, вырвавшаяся вперед кавбригада неожиданно оказалась отрезанной от других частей Красной Армии. Разведка донесла, что кавбригада окружена вражескими войсками. Котовский двинул первый и второй полки по разным направлениям, взяв на себя командование первым полком.

Разведчики то и дело натыкались на неприятеля, который нередко принимал их за своих. Еще в Грицеве, когда котовцы захватили много вражеского снаряжения, бойцы переменили свои рваные шинели на польские. Эти шинели однажды ввели в заблуждение и командира батареи Просвирина.

Котовский приказал Просвирину обстрелять вражеские окопы за речкой; сам же с полком двинулся в обход.

Просвирин охрипшим голосом командовал:

— Первая! Вторая! Огонь!..

Пока батарея обстреливала окопы, Котовский с первым полком ушел вперед. Батарея пошла вдогонку, но свернула не в ту сторону, приняв издали польских солдат за спешившихся котовцев. Батарея во весь карьер ворвалась прямо в расположение врага. Белополяки открыли огонь. Артиллеристы бросились бежать, оставив орудия врагу.

Комбриг был взбешен. Выслушав донесение Просвирина, он накинулся на него и артиллеристов, которые никак не могли отдышаться после стремительного бега.

— Проморгали, проморгали! — кричал Котовский. — И видеть вас не хочу, пока не вернете орудия обратно!

Он стучал кулаками по повозке…

— Ну как я донесу о том, что потерял батарею?! Никогда этого не будет!

Котовский дорожил честью своей бригады. С каким злорадством встретят враги весть об этой его неудаче! И, действительно, в тот же день командир 18 польской пехотной дивизии доносил командованию о взятии двух орудий.

Котовский, сохранявший спокойствие в самые страшные минуты, на этот раз был невероятно взволнован. Он ругал командиров и требовал во что бы то ни стало добыть обратно батарею. Он даже перестал разговаривать с Просвириным. Всю ночь он не мог заснуть; ходил взад и вперед, ложился, вскакивал, — вот-вот, казалось, он один пойдет в сторону белополяков и клинком расчистит путь к своей батарее.

Как было не дорожить такой батареей! Она заставляла замолкать десятки неприятельских орудий! «Папаша» Просвирин умел, стреляя из двух орудий, достигать непрерывного огня. Его артиллеристы работали с исключительной быстротой и точностью.

Теперь уже Котовский не думал о том, как вырваться из окружения белополяков. Он не уйдет отсюда, пока не вернет батарею обратно.

— Котовцы — не зеваки! — кричал он.

Несколько раз кидались полки на белопольские части, и, наконец, у деревни Белопиль, во время сокрушительной атаки, Котовский не только захватил оставленные орудия, но забрал еще одно панское. Только после этого он успокоился и донес о случившемся.

— Нате, держите! — сказал Котовский, передавая смущенному Просвирину орудия.

В придачу Просвирин получил из захваченных трофеев пять подвод с сахаром. Он обменял сахар на кожу, мобилизовал шорников и в несколько дней привел батарею в порядок.

Пилсудчикам не удалось прорваться в тыл красным войскам и обрушиться на Первую конную, которая уже заняла Ровно и подходила к Острогу. Боясь окружения, части 6 белопольской дивизии поспешно отошли к реке Икве, чтобы хоть здесь преградить путь красным войскам, продвигавшимся к Галиции.

12 июля кавалерийская бригада Котовского форсировала реку Икву у местечка Дунаев и пошла на Почаев, рейдом в тыл белополякам.

Разъезды выехали вперед и залегли у шоссе, ведущего на Кременец — Почаев. По обе стороны шоссе стояла высокая рожь, и в ней бойцы укрыли лошадей. Услыхав приближение автомобиля, разведчики выскочили на дорогу.

— Стой, ни с места!

Машина остановилась в нескольких шагах от них. В ней сидели три панских офицера и один генерал. Бойцы передали по цепи:

— Комбрига вперед!

Вскоре на шоссе появился Котовский. Стараясь соблюдать вежливость, он представился захваченным пленным:

— Я — Котовский.

— А, господин Котов, — растерянно бормотали пилсудчики. У генерала и офицеров забрали полевые сумки с картами и бумагами. Самих же пленных комбриг приказал отправить в штаб, где они могли сообщить важные сведения.

Кавбригада рысью пошла на Почаев.

По дороге к Почаеву длинными вереницами плелись богомольцы в Почаевскую лавру.

Узнав о приближении красных частей, солдаты почаевского гарнизона бросились бежать.

Жители же не испугались. Как всегда, были открыты лавки.

Эскадрон остановился у монастырской гостиницы. Бойцы привязывали коней к коновязям. Монахи засуетились. Им было заказано приготовить обед на несколько сот человек.

Из домов выходили на улицу жители. Группа взволнованных людей подбежала к Котовскому.

— А комендант убежал к австрийской границе, вот только что!

— Это — злодей, кровопийца!

— Поймать коменданта! — кричали в толпе. Котовский приказал снарядить погоню.

Вскоре красноармейцы привели пойманного коменданта. Это был холеный, франтоватый пан. О приближении красных он узнал в тот момент, когда парикмахер делал ему прическу. Комендант города держал жителей в страхе, отличался утонченной жестокостью и самодурством. Разыскивая большевиков, он врывался в квартиры, перевертывал там все вверх дном и забирал все, что ему приходилось по вкусу.

Почаевцы только и ждали случая, как бы отомстить палачу за все его издевательства. И вот теперь он стоял перед судом народа, у монастырской стены.