Литмир - Электронная Библиотека

Днем папа Вова приходит на обед. Наконец-то можно пообщаться спокойно. Разделить, так сказать, скромную трапезу, оставленную Галей. Потом неспешно погулять. Папа веревок не признает. Свобода! Еще утром Егор присмотрел под кустом у входа в сквер ароматнейшую колбасную кожурку. Папа Вова кожурку даже не заметит, он идет сам по себе, погруженный в разные человеческие мысли! Егор ему за это ужасно благодарен, но только вот сам не может запирать дверь и открывать кодовый замок в подъезде. Помогите, я же собака! (Хотя это тоже под большим вопросом.) Особенно хорошо им гуляется поздно вечером, когда уже совсем темно и нет всяких глупых лающих шавок.

После работы, часов в семь, так и быть, можно выбежать с Галей. Исключительно по делу. Галя не заметила сдвинутого стула на кровати и сразу ругаться не стала. А нет, заметила, подушку он, видите ли, извозякал грязными лапами! Ну и что ей от этого сделается, стоило так разоряться! Это еще большой вопрос, кто кого переупрямит.

Одиннадцать часов. Галя ругается: «Куда ты на ночь глядя? Опять он у тебя убежит. Возьми его на поводок! Господи, а кто же это весь поводок узлами завязал?» (Как будто это может сделать кто-то еще, кроме папы!) Отправила. В коридоре остались пристыженные Володины тапки, забытый шарф. В комнате — работающий телевизор, перекособоченный половик (Егор в предвкушении прогулки бесился и прыгал). Прыгал, как молодой. Старенький Егорка, старенький Володя! Оба прихрамывают, из окна видно, как они заворачивают за угол, повернув друг к другу крупные седые головы. Обиделись.

У Гали в глазах слезы. Наволочку можно не менять, завтра он наверняка разроет кровать в том же месте, а сегодня можно просто подушку перевернуть. Мяу! МЯУ! Акси подает голос. Галя, возьми меня на ручки. Под полосатой шкуркой колотится маленькое сердечко и работает уникальный мурлыкающий моторчик по выработке положительной энергии.

Уже совсем поздно ночью папа с Егором пьют на кухне чай. Именно пьют. Оба.

Мерцает экран телевизора, шуршат газеты, Егор краем глаза отслеживает малейшие колебания булки в папиной руке. Глаз чудесный блестящий, шоколадного цвета. Галя в комнате на перевернутой подушке, читает. В проеме двери виден кухонный стол. Под боком свернулась кошка. На соседней улице в своей кроватке спит внук Мишенька, обмазанный краской Кастеллани. Тикают часы. Галя бросает в ноги старый плед. Егор обязательно переползет с кресла, когда решит, что все уже окончательно заснули. Он теплый и тяжелый, родной. Со стороны стены в унисон будет сопеть Володя, в животе у него будет булькать чай. Это Галино счастье.

В сто сорок первой квартире чай не пьют. В смысле вечером не пьют. А так — конечно, из красивого чайника. До шести. А то Алена утром отекает. Муж Алены, Илья Ефимович, чай не очень любит. Лучше кофе, хотя кофе противоречит здоровому образу жизни. Илья Ефимович уверен, что Бог бы с ним, с образом, но Алена расслабиться не даст. По крайней мере, когда она дома. Когда на работе, можно выпить и две чашки, и три. Здоровья не прибавляется и не убавляется.

Илья Ефимович седой, плотный, лысоватый, с умеренной бородой, в золотых очках. Немного лентяй, немного философ. Библиофил и коллекционер советского фарфора. Не первой молодости и не второй. Внуку семь лет. Дочь от первого брака живет в Голландии.

У него правильная речь, хороший одеколон, бархатный домашний халат. Он адвокат, такой, как показывают в кино, «из бывших», на которого хочется надеть пальто с бобровым воротником.

Алена тоже «из бывших», из бывших студенток университета и мэнээсов хороших советских институтов. Сейчас уже не студентка, не сотрудница. Взрослый сын, не будем о возрасте, свободная от предрассудков и комплексов. Немного жесткая, немного злая, утратившая в процессе освоения дикого русского бизнеса некоторые моральные принципы и исторические научные корни. А корни-то, вон они, лезут из «скандинавского блондина» русым пробором. У Алены три магазина модной европейской одежды, много проблем, много денег. Бухгалтер довольно подозрителен в плане честности, главный менеджер центрального магазина — бывший муж. Вообще на работе все бабы жуткие дуры, а мужики — кобели и гады. Поэтому дома — Илья Ефимович и Ванесса.

Ванесса — немка. Немецкая овчарка. С шикарной родословной, оранжевым поджарым животом и крупными ушами самой совершенной собачей формы. Умница, спортсменка, красавица. Прекрасная спутница прекрасной хозяйки. Алена в ней души не чает, сама выбирает ей мясо на рынке, витамины, шампунь для густоты шерсти, осмотр ветеринара. Илья Ефимович смеется: «Ты бы сама, душа моя, сходила к врачу. А то совсем стала бледненькая со своими диетами, чаями очистительными и прочей вредной ерундой!»

Они друг друга любят, эти трое. Ванесса, правда, немного ревнует. «Мусечка! Мусечка моя!» Илья Ефимович совершенно жену не ревнует, он ее жалеет. Алена по утрам сто раз поднимает ноги, качает пресс. «Мыслимо ли дело, так себя изводить, душа моя?» А она, если в настроении — делает целиком сложную зарядку, потом бегает с Ванессой вокруг микрорайона. Они отлично смотрятся вместе. Собака бежит рядом, как привязанная, ни на шаг не отступает, легкой расслабленной трусцой, Алена двигается молодо и изящно, встряхивает аккуратно стриженой головой. С высоты пятого этажа она похожа на молодую девушку. И костюм у нее яркий, свежий, густого красного цвета с белыми лампасами.

Иногда, наоборот — апатия, плохой период, лень, головные боли. У взрослого сына взрослые проблемы. Алена все бросает, перестает делать зарядку и бегать с собакой. Поздно встает, с отвращением проглатывает ненавистный зеленый чай, уползает на работу. Илья Ефимович слишком стар для перепадов настроения. Спасение в стабильности, неизменности множества мелочей, его окружающих. Хорошо, что теперь всегда рядом жена, в каком бы настроении она ни была.

«Мусечка, мамулечка опаздывает! Му-усечка моя! Ну, не обижайся, папочка с тобой погуляет, моя радость! Илюша, прошу тебя, пусть она немного побегает. Мусечка, ты побегаешь с папочкой?» «Иди-иди, душа моя, мы разберемся, иди». Алена топчется в коридоре, проверяет сумку, ключи, красит губы. Часы забыла! Ванесса аккуратно вьется вокруг (тесновато), повизгивает от избытка чувств: «Ах-ах!» Лапы ставит аккуратно, хвост нервно подрагивает в проеме кухонной двери. Поцелуй в нос. Теперь Илью Ефимыча, тоже в нос. Хлопает дверь, щелкает замысловатый иностранный замок.

Ванесса плюхается на коврик перед дверью и развязно чешет задней лапой за ухом. Елаз у нее хитрый и озорной, заговорщицкий глаз. «Ну что, Ванька, сейчас по кофейку и пойдем бегать?» Оглушительный лай. Даже не гав, а тяв, из глубины души, с щенячьим привизгиванием. Столько радости! Ванесса-Ванька мечется в прихожей, рушит хвостом-помелом пузырьки и флаконы на подзеркальнике, которые еще минуту назад при Алене так деликатно обходила. Несется в комнату и обратно, весело колотя когтями по паркету, прыгает на диван и обратно, встает мохнатыми копытами Илье Ефимовичу на плечи, лижет лицо. С Аленой она себе такого не позволяет, держит марку.

Во дворе Илья Ефимович позволяет Ваньке носиться как угодно, хватать чужие палки, играть с другими собаками. Всем надо когда-нибудь расслабляться, Алене тоже иногда хочется съесть подряд три куска торта и валяться в постели до полудня. Илье Ефимычу нравится гулять с собакой, он чувствует себя моложе, бодрее, посвистывает. Ванесса, сама себе не веря, подбегает на свист. С Егором она дружит, приглашает поиграть. Егор вежливо отказывается: «Вы играйте, девушка, а я посмотрю. Тут вот еще пахнет чем-то таким.»

Галина Георгиевна знакома с Ильей Ефимовичем по-соседски, часто гуляют вместе. Во дворе их дома большая собачья компания. Стая. В шесть-семь выходят нетерпеливые ротвейлеры и овчарки, кроме Ваньки.

С ней накануне вечером всегда поздно выходит Илья Ефимович, он плохо спит ночами, а после свежего воздуха появляется приятная усталость, лучше засыпается. Утром можно не торопиться.

В восемь — время различных шавок типа Ярика, которые гуляют потом долго, ходят с хозяйками во все магазины и на рынок, долго стоят на пятачке между домами, беседуют. Каждый день есть чем поделиться. Что подняли цены на масло и молоко, что взяла такую хорошую морковь у знакомой торговки — третий прилавок от края. Что хозяйке приспичило опять напялить этот дурацкий ошейник от блох, много вони, а толку — никакого. Что ночью была опять драка между местными: «рыночной» группировкой и «островными», которые живут на заплатанном канализационными люками клочке газона на пересечении двух улиц микрорайона.

34
{"b":"194167","o":1}