Галя, например, за завтраком полчаса читала журнал, кофе пила, игнорировала его желания мелкие и крупные. Всего-то два бутербродика и бросила, так, тьфу, нечего жевать, и то пришлось лапу дать. Не по возрасту ему уже лапы протягивать, десять лет, возраст мудрости. Галя чешет ему живот ногой, не отрываясь от чтения. Не уважают его здесь, не ценят! Миска пустая. Вытащила из холодильника кастрюлю с кашей, удивила! Считает, что он изо дня в день может ЭТО есть! Папа Вова, хозяин, солидарен. Кашу на дух не переносит. Но у папы Вовы сегодня на завтрак сырники. О! Сырники! Папа осилит, дай Бог, два, ау Гали вон их сколько — целая сковорода!
У Галиного внука экзема. Позвонила дочь. Дочь в пиковых ситуациях теряется, роняет предметы, прищемляет пальцы в дверях. Зять — рациональное зерно. Работает с утра до поздней ночи, они с бизнесом не дают друг другу покоя. Человек предполагает, Бог располагает, а зять планирует. Экзему сына он не планировал, у него работа с девяти.
Остается Галя. Но Галя во время завтрака потеряла бумажку с телефоном знакомого дерматолога!
«Где она, где? Господи, ведь была только что! Володя, ты не видел?» «Что, я не слышу?» В ванной течет вода. Собака разлеглась посреди коридора. Сейчас споткнется! (Сейчас главное сделать морду пожалостливей, тоненько взвизгнуть — ты меня еще не кормила.) Звонит телефон — дочь ищет кожного врача, Галя ищет бумажку, Володя режет щеку бритвой. Под шумок кошка (конкурент) ворует сырники из сковороды.
Кошка Акси, не друг и не враг. Так, что за зверь? Полосатая, из пасти воняет рыбой. Если близко подойти, может махнуть когтистой лапой, шипит. Сырники любит! Егор оскорблен в лучших чувствах, ему-то, псу благородных кровей, не пристало воровать. Да и на плиту не залезть. Но так хочется сырника! Акси, так и быть, скидывает один. Общее столпотворение на кухне, лай, кошка сбежала под кровать с добычей. Егор нервно проглатывает (никакого удовольствия!). Неожиданно найдена бумажка с телефоном. Упала под стол. Дали наконец кашу. Неплохо! Попадаются чьи-то хрящики.
Галин зять собирается в Америку, или в Канаду, или в Австралию. Хоть к черту на рога, только бы уехать. Здесь его бизнес не продвигается или продвигается не так, как хотелось бы. А тов Америке все его ждут — не дождутся! Зять человек целеустремленный, если чего решил. Этого Галя и боится. Дочь, конечно, уедет с ним, заберет внука. «Там такие возможности! Мама, только там можно добиться чего-то по настоящему!» Чего добиться? Добиться можно и здесь, если не сидеть в четырех стенах с пятилетним ребенком, который вполне может ходить в садик. Просиживать за сериалами два иностранных языка и красный диплом иняза под видом воспитания ребенка! А сама не в силах встать и самостоятельно устроить его на консультацию к врачу! Что она там будет делать, за границей? Глупый вопрос.
И вот Галя встает, берет собаку и плетется через весь микрорайон к дочери. Если бы ее так тянули за ошейник, она бы уже стала жирафом. Рыжим коротконогим жирафом. «Это что у вас, женщина, за собачка, такса? Как вы сказали?» «Ой, какой забавный! А можно его погладить? А как его зовут?» «Уши-то, уши!
И не больно ему?» Егор великодушен и снисходителен. Темнота! Собак они, что ли, не видели? Так, а вот здесь что это в сумке? О! Сосисочка! Можно повилять хвостом. У входа на рынок киоск «Мороженое». Если Галя пойдет за покупками, его привяжет к заборчику у киоска. Хозяйка мороженого, вот добрая женщина, всегда найдет, чем угостить. Нет, тянет дальше. Дай хоть понюхать!
Рыночные псы подняли головы. Настоящая ОПГ — объединенная преступная группировка. Спят целый день на картонках, вроде как ничего не замечают. Егор им не интересен. Он не дерется, не ухаживает за местными дамами (конечно, на веревке-то!), даже не поворачивает головы в их сторону. Дамы сказочно красивы. Муха — черная, курносая, в неряшливой бахроме по низу брюха, пустолайка. Напарница ее — Брошка. Брошкины предки были кавказскими овчарками, а дети уже порядком обмельчали. Сама Брошка — добрейшее существо. Подруги всегда голодные. Одна сторожит бабушку с семечками, другая — мужика с газетами. Между собой они не ссорятся. Глубже на рынке, уже в мясных и овощных рядах обитает мужская половина — рыжий Чарлик, похожий на чау-чау, и плешивый Бобик, совершенно уже ни на что не похожий. Мужики.
Все рыночные псы ухожены и присмотрены, насколько это возможно. Они не позарятся на небрежно брошенную булочку (Егор позарится), у них трехразовое питание, личные картонки. У каждого есть ошейник. Продавцы скинулись и купили в местном же магазинчике под названием «Пес и кот». Знай наших! Они здесь целый день, и собаки и люди. Получают итеи другие в зависимости от выручки. То последнюю пайку пополам — вчерашний пирожок с рисом, то некондиционный окорочок или кусок колбаски из мясного павильона. Все довольны. День длинный, зима холодная, жизнь суровая. Люди помогают собакам остаться в живых. Собаки помогают людям остаться людьми.
«Егорка! Как дела? Ты сегодня рано!» Таля покупает внуку виноград, владелица винограда кормит Егора печеньем. Все его знают. Чарлик поворчит для порядка, но лаять не станет. Егор вообще не лает, только когда радуется хозяину Володе, тут не удержаться. А на собак — нет, что тут лаять-то?
Это только Жулька рта не закрывает! Жулька — собака бабы Мани из четвертого подъезда. Белая болонка с розовыми глазами. И в паре с ней — Ярик. Принц крови, карликовый кто-то. Хозяйка Ярика — Зоя Михайловна, интеллигентная старушка в шляпке. С бабой Маней держится немного свысока, называет на «вы» и «Маша». Но бабу Маню это не задевает. Она в ответ: «Михална!» Ярик таращит лягушачьи глазки, перебирает крошечными копытцами, прядает ушами. Вдруг чего? На Ярике вязаная коричневая курточка, Зоя Михайловна по вечерам смотрит канал «Культура», вяжет песику гардероб.
Внукам ее вязание не требуется. Во-первых, взрослые уже, во-вторых, внучка, например, носит такие вещи, что над бабусиными произведениями может только посмеяться. Внуки приходят редко, подруги — кто умер, кто живет далеко. Баба Маня-то, конечно, переполошится, если Зои Михайловны утром нет в скверике. Но она кто? Чужая женщина. Пересказывает со слезами на глазах бразильское «мыло». Нет понимания. Понимание с Яриком. Ярусик нежный, ласковый, как кошечка, чувствительный, хозяйкины настроения угадывает без слов. Если хандра или давление, ни за что не попросится гулять. Сходит в туалете на газетку, выскочит смущенно, опустив глазки, потом устроится на коленях. Вздохнет. Родная душа! Но нет покоя. Баба Маня припрется, затрезвонит, затарабанит в дверь: «Михална! Эй, ты живая там? Михална!» Рядом Жулька лает, надрывается. Вот трубы иерихонские! Действительно мертвого поднимут.
Третья у них в компании — Анна Ивановна. Последнее время не появляется, по дороге в магазин собачью компанию обходит стороной. У нее Кузя помер. «Издох», — говорит баба Маня. Кузя был старик глубокий, небольшой, черно-белый, со стертыми клыками и шишкой на спине. Жулькин поклонник. Зоя Михайловна ни за что бы не сказала про Ярика, что он «издох»! Ярик будет жить вечно. Ему — пять, Зое Михайловне семьдесят семь. Кто знает.
Егор игнорирует Жулькин лай. Еоловы не повернет. Не стоит. А та — знай надрывается. Ходят тут всякие, на кожаных поводках, выступают. Сама-то она и так от хозяйки никуда, ей поводок ни к чему. Ярик сочувственно дрожит убогим тельцем. По сравнению с ним Егор — большая зверюга, лучше промолчать.
Днем хозяева на работе, звери одни. Егор гоняет Акси по квартире, ему скучно. Кошка хорошо бегает только когда голодная. Сытая — ленится, быстро забегает в угол, разворачивается, принимает боевую стойку: передние лапы с выпущенными когтями расставлены, сидя на задних. Шипит. Фу, как рыбой воняет! Егор обижен. Все ушли, обход территории не дал практически никаких результатов, кроме завалящей корочки за помойным ведром. Акси хлеб не ест и сладкое не ест. Дура! Корочка несколько примиряет с действительностью. Егор идет спать. На кровати лежит стул и спинка от детской кровати. Еосподи, как здесь спать? Неужели Еаля думает, что он в ее отсутствие будет спать на своем узеньком креслице! Стул удается сдвинуть с первого раза. Сегодня повезло, но Галиной изобретательности нет предела. О-хо-хо.
