Зотов снова задумался. Не нравились ему все эти случайности и добрые комитетчики. Он твердо верил, что в этой жизни все закономерно, все подчинено чьей-то невидимой твердой воле.

— А ты уверена, что к тебе приходили из нашего ведомства? — спросил он после некоторого молчания.

— Он показал удостоверение.

— Ты запомнила фамилию?

— Бог с тобой! Конечно, нет, я так перепугалась!

Дмитрий улыбнулся, как улыбаются несмышленым детям:

— Я думаю, ты ошиблась. Ни один сотрудник не возьмет на себя ответственность умалчивать твою фамилию, зная, что ты работаешь в Системе. Если, конечно, он не имеет собственного интереса или приказа начальства. Не исключено также, что он был связан с Садальским. Прости, но твое святое неведение оказалось решающим, и они оставили тебе жизнь. Хотя такая доброта не в правилах этих ребят. В твою пользу сыграло и то, что лишний труп, да еще человека из системы КГБ — это лишняя головная боль для банды. Ты действительно легко отделалась!

Новые сведения несколько поколебали уверенность Зотова в связях Кудановой и Саблина. Получалось, что у полковника были свои причины убрать Елену.

«Нет, — рассуждал майор, — я слишком хорошо знаю Саблина. Без связи с Кудановой он ни за что не возглавил бы группу захвата. Чтобы подставлять свою голову под пули, нужно иметь очень вескую причину, и таковой была их совместная деятельность. Саблин понимает, что если накроется Куданова, то и ему придет конец. Что же касается Лены и Черкова — это действительно стало для полковника удачным стечением обстоятельств».

Из санчасти Зотов прошел к Мизину. Профессор полулежал в кресле, о чем-то задумавшись.

— Здравствуйте, Сергей Иванович. Меня очень волнует состояние Бережной.

Профессор покачал головой и вздохнул:

— Меня тоже. Я попытался частично блокировать ее память, но, видимо, на каком-то уровне сознания, вернее, подсознания что-то осталось, какие-то следы программы или ее интерпретация, образовавшаяся в мозгу.

— И что же, ничего нельзя сделать? Неужели эти сны так и будут преследовать ее всю жизнь?

Мизин пожал плечами:

— Надеюсь, что нет. Я сейчас изучаю разработку Черкова и выяснил, что профессор использовал свое образный гибрид, состоящий из «фильмов ужасов» и нашей методики «одурачивания». В итоге получилась очень компактная и быстродействующая программа — в отличие от предыдущей, рассчитанной на несколько дней. Я думаю, мне удастся найти противоядие, не смотря на то что Черков использовал особый метод проникновения в клетки мозга.

— Значит, Лена видела все как в кино?

— Почти. — Мизин покачал головой. — На самом деле все это намного сложнее, так как «ужасы» воспринимались не зрением, слухом или осязанием, хотя чисто внешне это выглядело именно так, а зарождались в ее голове. Попросту говоря, определенные сигналы воздействовали на соответствующие отделы мозга и вызывали галлюцинации. В том и заключается вся хитрость, что зараза сидит в самом человеке. Как таковой информации, что именно должен видеть пациент, сигналы в себе не несут. Они лишь возбуждают определенные клетки мозга, и тот начинает усиленно действовать. Страх живет в каждом из нас с самого рождения. И горе тому, чей страх вырвется наружу. Даже обычного человека иногда посещают кошмары, а если этот человек еще и видит все это в жизни, то можете себе представить, какие ужасы могли проснуться в Елене Николаевне, учитывая специфику ее работы.

— Это повлияет на ее психику в будущем?

— Кто знает. Если бы ей удалось выйти из Системы или хотя бы сменить темы научных разработок…

Майор криво усмехнулся. Бережную могли оставить в покое только в том случае, если все медицинские светила дали бы однозначное и категорическое заключение: «К работе непригодна». Но никто такого заключения не даст, ведь Елена с виду практически здорова.

— Я попробую полечить Лену нетрадиционными методами, — продолжал Мизин. — Я же колдун.

— А хуже не станет?

— Нет, конечно. Это я вам обещаю, — заверил профессор и, слегка замявшись, добавил: — Если вы переговорите с руководством, чтобы мою командировку в «Колумбию» перенесли на пару недель.

— Ах ты, черт! — в сердцах воскликнул майор. — Совсем забыл, что вы послезавтра улетаете.

«Колумбией» на языке Зоны назывался спецполигон, расположенный в Средней Азии. Там проходили обучение бригады и группы террористов, тщательно отобранные на роли убийц. После подготовки их засылали в различные интересующие нас страны, где они выполняли задания, начиная от обычных покушений на лидеров и кончая созданием беспорядков и кризисов, вызывая тем самым справедливое негодование пролетариата и поднятие у него революционного духа.

В последние годы в программу обучения входило и тайное кодирование курсантов, скрытое под различные медосмотры, тестирования и т. д. Сами бойцы об этом не догадывались. Именно с целью кодирования и выезжал периодически в свои командировки профессор Мизин.

— Насчет вашего отъезда я попробую договориться, — после минутного раздумья произнес Зотов. — Сейчас главное — вылечить Лену.

На следующий день прикатила долгожданная комиссия из Москвы, возглавляемая генералом Быковым.

Набелин, Зотов и оба их заместителя, вызванные из отпуска, носились по Зоне, сдирая шкуры с подчиненных, зная, что их собственным шкурам грозит опасность.

Комиссия работала почти неделю, и все это время Зону лихорадило. Но, как это обычно бывает, ураган прошелся по верхам. Быков и его люди улетели, прихватив с собой полковников Набелина и Саблина.

Все убийства свалили на Черкова. То, что в минуты припадка профессор зверски мучил своих подопытных, особо никого не волновало, но покушения на офицера КГБ и двух докторов наук — это было уже слишком. Кроме того, необходимо было выяснить, зачем и для кого готовил профессор «левых» зомби. Из-за Саблина следствие пошло по ложному пути, пытаясь раскрутить возможные связи Черкова. Зотов не мешал этому, по возможности оставаясь сторонним наблюдателем. Он знал, что рано или поздно Быков найдет козла отпущения, а точнее, создаст его сам. Но это уже было головной болью генерала Орлова.

Все это время Елену тщательно скрывали от посторонних глаз. Она лежала в запасном изоляторе под постоянным наблюдением доверенных врачей и Мизина. Зотов с огромной радостью и облегчением видел, как состояние его любимой с каждым днем улучшается. Он бы сутками сидел у ее постели, но служба позволяла это делать только утром и вечером.

Не успел закончиться ужин, как Дмитрий уже был в медчасти.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — сказал он, присаживаясь на кровать. — Еще пару дней, и прощай, больничная палата.

Она улыбнулась:

— Я устала бездельничать.

— Ну, до работы тебе еще далеко. Сначала санаторий.

Елена вздохнула и хотела что-то сказать, но передумала. Зотов заметил это и вопросительно посмотрел на нее. Она отвернулась, встала с кровати и заходила по комнате, делая на ходу гимнастические упражнения. Дмитрий хотел уже прервать затянувшуюся паузу, но Лена опередила его.

— Ты знаешь, Дима, мне кажется, да нет, я увере на, что не смогу больше работать в Зоне и вообще в Системе.

— Почему? — спросил он, подумав при этом: «Наконец-то началось». В глубине души он уже давно знал, что так все и должно закончиться, и тяжело вздохнул.

— Тебе будет трудно понять.

— Ты попробуй, а там решим.

Зотов знал, что все, кто попадал в Систему, независимо от своего положения становились ее узниками до самой смерти. Все это рано или поздно понимали и смирялись с участью пожизненных заключенных.

— Понимаешь, — продолжала Лена, — я и раньше часто задумывалась о своей работе. То, что мы делаем, ужасно, это противоречит Божьим законам, законам жизни. Меня поддерживало лишь одно — вера, что мои знания помогают тысячам людей. Но жить за счет страданий и мучений других, пусть даже преступников — это грех. Я так больше не могу. Я уверена, что происшедшее со мной — кара за грехи, сотворенные в дьявольском омуте, из которого у меня не было сил выбраться. Но теперь я выберусь, я дала клятву, что отныне не нарушу ни одной заповеди гуманизма.