Огонь от камина играл на глянцевой бумаге ярких фотографий. Изящная рука с тонкими золотыми браслетами и длинными аккуратными ногтями перламутрового цвета, бросила на стеклянный столик несколько фотографий.

— Я осмотрел девочку, Елизавета Петровна, она уже не нуждается в дальнейшем обследовании, — доктор снял очки и аккуратно убрал их в футляр.

Елизавета Петровна Шелковская оторвала взгляд от огня и посмотрела на доктора.

— Как ее память? — Сухо спросила она.

— Я прописал кое-что, но торопиться не стоит, девочка все вспомнит сама, только не давите на нее. Пока, ваша внучка, ничего не говорит о себе, амнезия не излечивается за один день. Нужно время, может даже годы.

Шелковская кивнула. Она отвернулась от доктора и снова посмотрела на огонь.

— Если, что вы знаете мой телефон, — мужчина оделся, — состояние ее удовлетворительное. До свиданья.

Он постарался поскорее покинуть этот холодный, темный дом окна, которого не видели живого света вот уже лет пять, после смерти Павла Шелковского. Доктор не понимал, где до этого пропадала внучка Елизаветы Петровны, но вдаваться в подробности ему тоже не хотелось.

— Ты все слышала Нина? — Произнесла Шешковская. Из-за темного угла камина появилась маленькая сморщенная старушка.

— Ты, совсем потеряла разум, сестра, — Нина присела в кресло напротив Елизаветы.

— Девочка, навсегда останется со мной. И она никогда не покинет этот дом. Даже шагу не сделает.

— Ты не думаешь о последствиях. А, если ее найдут, ты же знаешь, чей это ребенок.

— Замолчи! Ничего не хочу слышать! — Елизавета Петровна поднялась, возвышаясь над сестрой. — Они, никогда не найдут ее, девочка моя! Она теперь Лаура Шелковская. Она никогда не узнает, что ее звали Алина Сафина. У нее нет прошлого! Я подарю ей новую жизнь.

— Ты забываешь, Лиза, что я еще жива, и я не могу допустить, чтобы ты разбила жизнь людям.

— Ты правильно заметила, пока ты еще жива. Но всю жизнь ты была безропотной трусихой, я не дам тебе и рта открыть.

— Ты всегда была жестока. Ты же ненавидишь Александра Сафина, зачем тебе его дочь?

— Чтобы отомстить за Павла. За своего внука, который умер. Я дам девочке во много раз больше, чем ее шлюха мать, и бестолковый взбалмошный отец.

— Что? И как же он умер Лиза, что ты скрываешь? Где этот ребенок? Если он умер, почему ты не похоронила его рядом с родителями?

— Замолчи, — Елизавета закрыла уши руками, — я устала от тебя.

— А, где служанка Даша Петрова, она работала у тебя десять лет, за что ты ее выгнала?

— Она украла у меня цепочку с медальоном из аквамарина. Это очень дорогая вещь. Эта драгоценность передавалась от отца к сыну и принадлежала Павлуше.

— Твой Павлуша, всегда был плохим человеком и плохо кончил.

— Не желаю тебя больше слушать. Убирайся в свою комнату и держи язык за зубами, а то, как бы тебе его кто-нибудь не отрезал.

Нина медленно поднялась, опираясь о трость.

— Я надеюсь, что это ребенок не Сафин. — Нина решила выйти из комнаты.

— Она — Сафина! У нее есть родимое пятно, у всех Сафиных есть эта отметина на плече. Поверь мне, сестренка, даже ее дед, который пудрил мне мозги всю жизнь, имеет такое же пятно — полумесяц с тремя лучами. Но, теперь девчонка носит другое имя.

Нина махнула рукой и медленно вышла из комнаты. Елизавета фыркнула и повернулась к огню. Ненависть к Александру Сафину заполняла каждую ее клеточку мозга, он тайком встречался с женой ее сына, она должна отомстить за Павла. А с Викторией у нее особые счеты, за которые плата, будет очень высока. Елизавета не собиралась прощать смерть своих детей, и вся ее жизнь превратилась только в одну цель — жажда мести. В ее руках дочь ее самых главных врагов и она постарается сделать так, чтобы они никогда не смогли встретиться. Женщина опустилась в кресло и посмотрела на три фотографии. Она еще раз взглянула на улыбающеюся Анжелину, Александра Сафина и Викторию. Шелковская бросила снимки в огонь.

По лестнице пробежали детские ножки, и через несколько минут к ее креслу подскочила девочка. На ней было кружевное платьице, а золотые кудри заплетены в две тугие косички.

— Привет, бабушка, — улыбнулась малышка. Она опустилась на колени у кресла Елизаветы.

— Здравствуй, Лаура, — Она смотрела на девочку и чувствовала, что не испытывает к ней никакой ненависти или злости, а только симпатию. Она так похожа на ее дочь. Елизавета, очень хотела воспитать из девочки, элегантную, сдержанную девушку, которая во всем станет ей помогать и управлять ее бизнесом. Девочка смотрела на огонь в камине, а в больших голубых, словно небо глазах, отражалась грусть. Шелковская закрыла глаза и откинулась на спинку кресла, она вдруг вспомнила, как Александр Сафин ворвался в ее дом, после смерти своей любовницы. Он крушил мебель, кричал и угрожал. Он, хотел забрать этого мальчишку, что родила Анжелина, но было уже поздно. После гибели Павла, она сама избавилась от ребенка.

«Я всегда любил Анжелину, этого ребенка должен воспитывать я!» — Кричал он в аристократичное лицо Елизаветы Петровны.

«Убирайся из моего дома!»

«Алексей станет моим сыном, таким как вы нельзя доверять детей!»

«Я ненавижу тебя Александр Сафин, я превращу твою жизнь в ад, отправишь в след за своей шлюхой».

«Отдайте мне ребенка!»

«Его нет. Он мертв».

— Бабушка, вам плохо, — раздался тонкий голосок девочки. Она осторожно коснулась ее руки.

— Нет, — Елизавета открыла глаза. — А, давай, выйдем в сад и погуляем.

Девочка вскочила и захлопала в ладоши.

Нина уже взялась за перила, что бы подняться в свою комнату, но взгляд ее упал на столик с телефоном. Она подошла к нему и дрожащей рукой набрала номер.

— Алло. Это Виктория Сафина, — Вика только зашла в дом и подняла трубку звонящего телефона. Давид стоял рядом и крутил в руках теннисную ракетку. Они оба были в спортивных костюмах.

— Я хочу услышать Викторию Сафину, — голос Нины дрожал.

— Да, это я! Я вас слушаю.

— Я должна сказать вам кое-что важное. — Нина чувствовала, как теряет силы, она схватилась другой рукой за столик. — вы должны знать правду.

— С кем я разговариваю? — Вика встревожилась. Дыхание с другого конца провода становилось тяжелым.

— Я - ваш друг. Когда мы сможем с вами встретиться?

— Кто вы?

— Я должна вам это сказать пока у меня еще есть силы, — в левой груди пробила жгучая боль.

— Говорите же, не молчите… — Вика сжимала телефонную трубку, боясь, выпустить ее.

— Я желаю вам, только добра. Я знаю… — Нина уже ловила ртом воздух — Где…

— Что? Говорите, только не молчите…

— Ваша… — Рука скользнула к груди, рот открылся, ноги не держали, и безжизненное тело опустилось на пол.

— Алло, алло, умоляю, не молчите… — Но больше никто не отзывался, и Вика положила трубку на рычаг. Девушка посмотрела на мальчика и, присев на колени, крепко его обняла.

Нина оставалась около столика с трубкой в руках около часа, ее нашла домработница. Ее мертвые глаза смотрели в потолок, пока жесткая рука Елизаветы Петровны не закрыла их навсегда.

Шелковская довольно улыбнулась и подошла к камину, все складывается, как нельзя лучше. Она достала из альбома фотографии своей сестры и бросила их в огонь. Маленькие карточки тут же вспыхнули, затем сжались и превратились в пепел.

«Мерседес» плыл в потоке машин, заполняющих мостовые в центре города, быстро пробираясь к шестиэтажному зданию дома моды «Палитра». Устроившись на заднем сидение Виктория Сафина читала отчеты и рассматривала эскизы будущей коллекции. За эти годы, она превратилась в элегантную, прекрасную женщину. Она укоротила свои золотые волосы, и теперь ее красивое лицо обрамляло «Каре» до плеч. В голубых глаза затаилась легкая грусть, но губы, аккуратно подведенные персиковой помадой, всегда слегка улыбались. Она подняла голову, сняла очки в золотой оправе и посмотрела вперед через лобовое стекло.