У него глаза стали круглыми, лицо застыло, как от страха. Взгляд направлен был не на меня, а на что-то глубоко в его собственной душе. Я старалась действовать осторожно, применить ровно столько унаследованных от Благого двора способностей, сколько нужно — и ни на йоту больше. Но магия плодородия — штука малопредсказуемая, и я тревожилась.
— Боже мой… — прошептал доктор Санг.
— Богиня, — поправила я и наклонилась к нему. Я повела его прочь от кроватей, от Хафвин — пальцем его не трогая, только отводя руку. Он тянулся следом, не отпуская моего запястья.
И тут я погладила его по лицу другой рукой, совершенно забыв, что надето у меня на пальце. В стране фейри кольцо королевы, как его привыкли называть, — это магический артефакт. В мире людей — всего лишь древняя полоска металла, мягкого от времени. Оно веками переходило от женщины к женщине и побывало на стольких пальцах, что совсем потеряло форму. Андаис недавно призналась, что сняла его с руки Благой, которую победила на дуэли, — с руки богини плодородия. Думаю, Андаис забрала кольцо в надежде принести плодородие в собственный двор, но ее собственной стихией были война и разрушение. Черная ворона и ворон-падалыцик — вот ее воплощения. Кольцо у нее на руке не действовало как должно.
Королева отдала мне его как знак своей милости. Доказательство, что она на самом деле видит ненавистную племянницу в качестве возможной наследницы трона. Но мои сила и власть были далеки от поля битвы и смерти.
Едва я коснулась лица человека древним металлом, как кольцо ожило. На миг я подумала, что оно сообщает о плодовитости доктора Санга, как это было с мужчинами-сидхе, но кольцо хотело от доктора совсем не того.
Я увидела, что он любит. Он любил свою работу, ему до самозабвения нравилось быть врачом. А еще я увидела женщину, хрупкую и нежную, с черными волосами до плеч — они блестели под солнцем, лившимся из широких окон, выходивших на улицу. Вокруг все было в цветах: наверное, она работала в цветочном магазине. Она улыбнулась покупателю, но разговор слышен не был — как будто звуки были не важны. Лицо у нее просветлело, как небо после дождя, когда сквозь тучи пробьется солнце, — это она подняла голову и увидела, как в дверь входит доктор Санг. Кольцо знало, что эта женщина его любит. Я увидела два соседних дворика в Лос-Анджелесе. Снова увидела их обоих, только много моложе. Они вместе выросли, они даже бегали друг к другу на свидания в старших классах, но он любил медицину больше всякой женщины.
— Она вас любит, — сказала я.
— Как… Как вы это делаете? — сдавленным голосом спросил он.
— Вы тоже видели? — тихо спросила я.
— Да, — прошептал он.
— Разве вы не хотите иметь семью, детей?
Я снова ее увидела, в том же магазинчике. Обеими руками держа чашку чая, она смотрела в окно на гуляющих туристов. Возле нее парили два туманных силуэта — мальчик и девочка.
— Что это? — спросил он, задыхаясь от чувств, как от боли.
— Дети, которые у вас родятся.
— Точно? — прошептал он,
— О да. Но они появятся на свет, только если вы ее любите.
— Я не могу…
Призрачный мальчик повернулся и как будто посмотрел прямо на нас. Даже мне стало не по себе, а доктор задрожал.
— Прекратите. Прекратите!
Я отвела руку от его щеки, но он так и держал меня за руку.
— Отпустите меня, — сказала я.
Он посмотрел на свою руку, словно забыл, что меня держит. Разжал пальцы. Глядел он почти испуганно. Взгляд его упал на кровать Дойла у меня за спиной.
— Прочь от него! — крикнул он.
— Доктор Санг, это чудо! — сказала женщина-врач. — Он снова видит этим глазом.
Санг присоединился к группе докторов и медсестер, суетившихся у кровати Дойла. Он посветил в открывшийся глаз стража и помотал головой.
— Невозможно!
— Теперь вы позволите мне совершить невозможное для Аблойка? — с легкой улыбкой спросила Хафвин.
Я думала, он станет возражать, но он только кивнул. Хафвин подошла ко второй кровати, а я сделала то, что мне хотелось сделать с той самой секунды, как я сюда вошла. Я погладила Дойла по волосам. Он посмотрел на меня. Лицо еще покрывали волдыри ожогов, но смотревший на меня черный глаз был цел. Дойл улыбнулся — пока уголки губ не поднялись до ожогов, потом он перестал улыбаться. Не поморщился, не вздрогнул — просто перестал улыбаться. Он Мрак. Мрак не дрожит.
У меня щипало в глазах, а горло так сжалось, что я вздохнуть не могла. Я силилась не заплакать, потому что не знала, что сделаю, если сорвусь.
Он накрыл ладонью мою руку на поручне кровати. Одно прикосновение — и я не сдержала слез.
Доктор Санг снова оказался рядом.
— То, что я видел — просто фокус. Вы меня отвлекали, чтобы ваша знахарка успела им заняться.
Мне удалось сказать сквозь слезы:
— Не было никаких фокусов. Это настоящее ясновидение. Она вас любит. У вас родится двое детей, сначала мальчик, потом девочка. Она в своем цветочном магазине. Если позвоните сейчас, она еще чай не допьет.
Он посмотрел на меня так, словно я что-то жуткое сказала.
— Не может человек быть и хорошим врачом, и хорошим мужем.
— Вам решать. Но ей жаль будет вас потерять.
— Как она может меня потерять, если у нас ничего не было?
Сестрички вокруг навострили уши. Одна Богиня знает, что за слухи теперь пойдут по больнице.
— Я не видела в ее сердце никого другого. Если вы не стамете ее мужем, скорее всего им не станет никто.
— Ей надо выйти замуж. Она будет счастлива!
— Она думает, что счастлива будет только с вами.
— Она ошибается, — сказал он, но так, словно самого себя пытался убедить.
— Может быть, а может, ошибаетесь вы.
Он покачал головой, на глазах собираясь заново — как натягивают повыше уютное одеяло. Он восстанавливал свою ипостась врача.
— Я поручу медсестре заново наложить повязки. Ваша целительница может так же лечить людей?
— К сожалению, на сидхе наша магия всегда действует лучше, — ответила я.
— Так не всегда было, — сказал Рис. — Но в последние несколько тысяч лет — да.
Доктор Санг снова покачал головой.
— Я бы хотел больше узнать о механизме такого исцеления.
— Хафвин будет рада попытаться объяснить, но в другое время.
— Понимаю. Вы хотите забрать ваших людей домой.
— Да.
Слезы перестали литься под вопросами доктора. И я поняла, что не только он заставляет себя быть собой. Где-нибудь в тишине, потом, я могу и сломаться, но не на виду у всех. Того гляди, здешний медперсонал еще воспользуется возможностью продать мою истерику в газеты. Вот чего бы не хотелось.
Доктор Санг пошел к двери, словно не мог уже нас видеть. Но на пороге задержался на секунду:
— Это точно был не фокус и не иллюзия?
— Клянусь, мы оба видели истинный образ будущего.
— И мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день?
Я помотала головой.
Я не сказку вам рассказываю. У вас будут дети, и она вас любит. Еще я думаю, что и вы бы ее любили, если бы самому себе разрешили любить — но от вас любовь потребует работы над собой. Любить — значит в чем-то утратить контроль над собой и над своей жизнью, а вам терять контроль не нравится. Никому не нравится, — добавила я.
Я улыбнулась, доктору, а Дойл сжал мне руку, и я ему ответила тем же.
— Есть люди, которым необходимо постоянно влюбляться — как пьянице необходимо вино. Им нравится накал новых чувств, а когда первый порыв любви и страсти уходит, они переключаются на следующего человека и думают, что та, прежняя любовь, была ненастоящая. В ней — и возможно в вас — я чувствую долгую любовь, любовь на годы. Любовь, которая знает, что первая обостренная чувственность — это не любовь. Это только верхушка айсберга.
— Знаете присказку насчет айсбергов, принцесса?
— Какую?
— При встрече с айсбергом проверь, не называется ли твой корабль «Титаником».
Кто-то из медсестер засмеялся, но я промолчала. Он переводил все в шутку, потому что был напуган до глубины души. Почему-то он себя убедил, что не может любить и медицину, и женщину. Что не может воздать должное сразу двум. Может, он и не мог, но…