Сам Ласкер много лет спустя вспоминал об этом:
«В 1895 году можно было считать установленным превосходство над всеми остальными шахматистами четырех лиц: Стейница, Тарраша, Чигорина и меня. Проектировалась борьба между нами. Случай для таковой представился в Гастингсе».
Кроме этих четырех великих шахматистов, в турнире участвовали такие старые и молодые «имена», как Блекберн и Гунсберг, Берн и Берд, Вальбродт, Тейхман и Шлехтер, Мизес и Барделебен, Мэзон и Яновский, совсем мало известный в Европе 22-летний американский дебютант международного турнира Гарри-Нельсон Пилсбери и другие.
От России был приглашен еще Шифферс, в 1894 году неплохо сыгравший в международном турнире в Лейпциге, победителем которого снова вышел честолюбивый Тарраш.
Участие в турнире двух сильнейших шахматистов России – Чигорина и Шифферса навело их обоих на правильную мысль: сыграть перед началом гастингского турнира между собой тренировочный матч. Он закончился победой Чигорина со счетом +7, –3, =3.
Очень полезными для полного, всестороннего формирования таланта Чигорина и выработки спортивного «иммунитета» оказались его матчи со Стейницем, Гунсбергом, Таррашем. Известно, что алмаз шлифуется и гранится только алмазами. Именно эти встречи с сильнейшими зарубежными чемпионами и помогли русскому самородку превратиться в сверкающий, драгоценный бриллиант!
Вероятно, Чигорин сумел летом и отдохнуть перед грандиозным соревнованием лучших шахматистов мира, начавшимся 5 августа 1895 года и длившимся целый месяц. Во всяком случае, и формальный результат, и качество партий Чигорина, а главное – его блестящий старт показывают, что перед началом турнира Михаил Иванович, что не всегда случалось, был в прекрасной спортивной форме.
В первом туре Чигорин встретился с восходящей молодой звездой – гениальным молодым американцем Пилсбери. Чигорин блестяще провел атаку и, образовав в тяжелофигурном эндшпиле три проходные пешки, одну из них повел в ферзи. Здесь случился забавный эпизод, свидетельствующий о почтительном отношении к Чигорину молодого чемпиона мира Ласкера. Чигорин, ферзь которого еще был на доске, продвинув пешку на восьмую горизонталь, поставил пока что вместо ферзя перевернутую ладью, а сам пошел в соседнюю комнату, чтобы найти второго ферзя на другом шахматном столике. По пути он встретил Ласкера, который быстро шел ему навстречу. Ласкер учел, что на доске у Чигорина имеются еще две проходные пешки, и протянул Чигорину трех белых ферзей со словами: «Надеюсь, господин Чигорин, что этого вам хватит?» Через несколько ходов Пилсбери, не дожидаясь, пока пешки пройдут в ферзи, сдался.
Во втором туре Чигорин в трудной маневренной борьбе победил и самого Ласкера, применив в ответ на ферзевый гамбит оригинальный дебют, в наше время вошедший в теоретическую литературу как «защита Чигорина». В третьем туре Чигорин выиграл у Мэзона, после чего последовал досадный срыв в виде быстрого проигрыша Шифферсу из-за дебютной ошибки в излюбленной Чигориным защите двух коней.
Но это не ослабило наступательного порыва русского чемпиона. В пятом туре Чигорин, красиво пожертвовав качество, выиграл у Тарраша, затем тонкими маневрами добился победы над Тейхманом, причем эта партия получила такую любопытную оценку комментировавшего ее позже Тарраша: «Вся партия – превосходный образец игры в духе новой школы!»
В очередных турах Чигорин победил трех ведущих английских маэстро – Берна, Блекберна и Гунсберга; затем последовала ничья с Бердом и выигрыш у Марко.
После первой половины турнира Чигорин был лидером, набрав против сильнейших участников 9,5 очка (из 11). Казалось, что он вне конкуренции.
Вторую половину турнира Чигорин начал неудачно. Сделав ничью с Вальбродтом, русский чемпион быстро переиграл по дебюту Стейница и мог уже на 15-м ходу форсировать выигрыш, затем упустил ничью и в результате ряда неточных ходов проиграл. Однако Чигорин быстро восстановил свое ведущее положение в турнире, набрав в следующих шести турах 5 очков (четыре выигрыша при двух ничьих).
Перед двадцатым, предпоследним туром Чигорин опередил всех конкурентов, и первый приз был у него как будто в кармане. Но здесь произошло нечто таинственное, подлинная «механика» чего не раскрыта до наших дней.
Очередную партию двадцатого тура против Яновского Чигорин играл настолько слабо, что вынужден был сдаться уже после шестнадцати ходов, хотя избрал белыми прекрасно ему знакомую «венскую партию». В самом факте проигрыша, хотя и печальном, нет ничего странного, но стиль проигрыша лидера турнира вызвал всеобщее недоумение. «Это самая жалкая из всех известных нам партий Чигорина. Он играл ее, как шахматист, которому можно давать ладью вперед, – писал журнал „Дейче шахцайтунг“. – Мы никогда не поверили бы, что такие провалы могут быть в творчестве гениального русского маэстро, выдающиеся партии которого именно из Гастингского турнира вызывают справедливое восхищение шахматного мира».
И действительно, Чигорин делал такие нелепые и робкие ходы, которые могли встретиться лишь в партии начинающего и притом бездарного любителя, а не прославленного чемпиона. Надо сказать прямо: партия производит впечатление, будто Чигорин играл ее в полном затмении умственных способностей. Он сам, напечатав эту партию в «Новом времени» (к сожалению, без объяснений и комментариев), поставил к ее шестнадцати ходам восемь (!) вопросительных знаков, и это не очень щедро. В партии не было грубой ошибки, просчета, зевка, вся партия была одной сплошной нелепостью!
В чем же дело?
По свидетельству современника М. И. Чигорина – К. Розенкранца: «Говорили, что накануне этой партии поклонники заранее чествовали Чигорина обильным ужином с вином».
Эта версия не убедительна, так как известно, что в начале и в зените своей шахматной карьеры Михаил Иванович во время соревнований никогда не пил. Да разве мог бы Чигорин так неразумно рисковать своей формой до исхода напряженной борьбы, победа в которой позволила бы современникам считать его сильнейшим шахматистом мира, что дало бы ему и формальное и моральное право на немедленный матч за мировое первенство с Ласкером. К тому же Чигорин (как и многие спортсмены, всегда с некоторым суеверием боящийся предсказывать свой, казалось бы, обеспеченный будущий успех), никогда не стал бы праздновать еще не зафиксированную победу.
Возникает также вопрос: какие поклонники могли «чествовать Чигорина обильным ужином с вином»? Совершенно не в английском духе спаивать спортсмена, да и чествование Чигорина было бы неучтивостью со стороны «хозяев поля» по отношению к другим лидерам турнира: Ласкеру, Пилсбери, Таррашу. Личных друзей и знакомых из русских в Гастингсе у Михаила Ивановича не было, кроме Шифферса, который тоже имел шансы на высокое призовое место, но догнать Чигорина не мог и тоже не стал бы кутить.
Как бы то ни было, потерянное очко дорого обошлось Михаилу Ивановичу. В том же туре его обогнал Пилсбери. И хотя Чигорин в следующем, последнем туре в прекрасном стиле победил Шлехтера, но выиграл и Пилсбери, завоевав первое место. Чигорин должен был удовольствоваться вторым призом, Ласкер занял третье место, Тарраш – четвертое, Стейниц – пятое.
Мировая шахматная пресса, ахая и удивляясь по поводу загадочного проигрыша Чигорина Яновскому, вместе с тем единодушно отмечала его великолепную игру на протяжении почти всего турнира. Отдав должное замечательному успеху дебютанта турнира, «ученика Стейница», Пилсбери, крупнейший зарубежный авторитет Тарраш, например, писал: «Сильнее всех, по моему мнению, играл знаменитый русский маэстро Чигорин. С начала турнира и до конца у него были наибольшие шансы на первый приз – и в предпоследнем туре, непосредственно перед достижением цели, он потерпел крушение. В этот день он был настолько не расположен к игре, что в шестнадцать ходов проиграл Яновскому и лишился первого приза, который был бы достойной наградой за его могучую игру».
Действительно, Гастингский турнир – сильнейшее соревнование XIX столетия, собравшее всех без исключения корифеев и их будущую талантливую смену – молодых маэстро, – был зенитом творчества Чигорина. Ни раньше, ни позже он никогда не демонстрировал такого блестящего синтеза теории и практики, глубокой стратегии и красивой тактики при превосходной спортивной форме.
