Рай земной – это приятно, вот только Еву с Адамом турнули оттуда очень даже правильно! Негоже здоровым людям жить в Эдеме, прошивка у них не та, чего Создатель, разумеется, не мог не предусмотреть. Такой вот был у Него проект – заселение голубого шарика любопытными и активными существами. Прародители выдержали тест-драйв вполне успешно, потому и топчут их потомки эту землю, переплюнув тварей зубастых, бронированных и просто огромных.

– Не живется спокойно, да еще и на философию потянуло.

Смех смехом, а что-то в этом есть. Рай земной под условным именем Эдем устранен был, за ненадобностью, а во всех прочих местах есть своя ложка дегтя. Чтобы не расслаблялись людишки. От избыточного покоя голова тупеет, и простейшие решения даются со скрипом. Сперва избегаешь драк, потом ссор, потом – людей вообще. До тех пор, пока люди сами тебя не найдут, расслабленного как медуза и совсем разучившегося жалить.

Глеб завершил конструктивную беседу с самим собой, пульнув окурок в ночь. Алая искра описала параболу, пуля снаружи не прилетела, значит, жизнь продолжается!

Дремать устроился на прежнем месте, сидя – так холод ощущается меньше. До выхода из пещеры метров двадцать, выстрел картечью свалит любого, кто сюда сунется, а там поглядим. Нож еще есть – даже два. А у ТЕХ кто-то явно ранен. Приходите, тараканы, я вас чаем угощу!

Не проспать бы только…

– Бекас, подъем! Шухер, Бекас!

Южная ночь полна суетливой жизни, пахнет страхом и кровью. Правая рука находит «калаш» под боком, левая дергает молнию спальника – все на рефлексах, думать некогда. Перед лицом маячит Клевер, шустрый хлопец, прибившийся к «диким гусям» месяц назад.

– Румыны лезут, Бекас! Караул уже вырезали, бля!

Хриплый шепот в лицо, блеск фиксы, запах хорошего местного коньяка и дешевых сигарет. Глебу запах не помеха – кровь и страх ничем не заглушишь.

– Тихо, не базлай, – оттолкнуть Клевера, перевернуться на живот, предохранитель вниз.

Лежит вокруг степь (приднестровская? молдавская? да кто ее теперь разберет?!), крадутся из степи шустрые тени – близко совсем!

– А-а, суки! – У Клевера сдают нервы, вскочил, лупит длинной очередью и падает почти сразу. Тени вокруг, их много, обложили!!!

– А-а-а!!!

Глеб проснулся внезапно, вздохнул, ружье дернулось к плечу – где?! кто?!

Нет никого! Ночь, пещера и тишина.

Спустя еще минуту понял главное – Дины нет тоже. С рюкзаком, естественно! Мимо, на выход пройти не могла – он проснулся бы, да и не спуститься ей оттуда. В пещеру ушла, идиотка, амбиции заели!

Спешить не стал – покурил для начала, переваривая сон, попробовал вспомнить о пещере хоть что-нибудь. На ум пришел только рассказ Петровича про «дырку в скале» – вдруг туристы поглазеть захотят. Еще представился муравейник в разрезе, тысячи ходов с тупиками, но это уж так, дань воображению. Гораздо важнее сейчас фонарик (есть такой в НЗ) да часы с подсветкой. Сорок минут дремал, не могла она далеко уйти.

Прямой коридор завершился быстро – дырой слева. Приличия ради Глеб покричал у дырки классическое «ау!», но ответа не последовало. Еще чуток поразмышлял, не послать ли глупую женщину к ее же маме, оставив куковать в лабиринтах, но потом отбросил и эту идею. Помимо того что надо соблюдать «жентельменские» манеры, еще и уплаченные деньги нужно отработать. Заодно и согреемся!

Спустя минут двадцать «кроличья нора» вывела его в мир совсем даже не волшебный. Каменный свод ощутимо давит, на стенах появилась влага, пол скользкий. Главное – множество дырок в стенах, уводящих невесть куда! Глеб покричал в каждую, для порядку, две ответили женским перекликом… или не женским? Луч фонаря высветил узкие ходы, вниз, под крутым углом. И что дальше? Нить Ариадны искать? Сложно тут с нитью – скорее Минотавра встретишь. А дырка… ну пусть будет левая. Один из способов не заплутать – выбирать из всех ходов только левый (или правый, без разницы), и тогда движение твое по лабиринту становится вполне осмысленным. Сейчас и проверим! Глеб с трудом протиснулся в дыру, съехал неловко, приземлился жестко. Снова коридор, ходы, дырки. Кричим «ау!», выбираем левую…

Дину он нашел в одном из ходов – скрюченный силуэт у стены, почти окаменевший. Глаза открыла не сразу, тут же зажмурилась.

– Убери свет. А-а, это ты. А я вот… задремала…

– Интересно. Я тут рыскаю, как пещерный медведь, а она дрыхнет! Какого тебя сюда понесло?!

– Выход искала. – Узкие ладони прошлись по лицу, будто сдирая маску, голос остался тусклым. – Решила сама выйти, а тут вот… замерзла… духов видела…

– Чего?! Каких еще духов?! Глаза открой! – Мандраж накатил на Глеба реально, заставляя его суетиться. Сон, переохлаждение?! Или…

– Духи добрые, говорили со мной… – Голова Дины дернулась от пощечины, рот поплыл криво в сторону, будто пластилин на жаре. Маму вашу так!!!

– Вставай, блин, духи тебе… щас покажу тебе духов! – В панике Глеб влепил Дине еще пару неромантичных затрещин (ноль эмоций!), потом она упала ему на руки, и пришлось тащить ее. Фонарь в зубах, ружье за спиной, надо быстрей вылезти повыше! Если газ тяжелый – уйдем! Башка уже плывет, звенит, все, скоро совсем аллес. Выше, выше, в дыру, в осклизлый переход, еще!

…Целую вечность спустя он понял, что выживет. Наверное. Если выберется отсюда хоть когда-нибудь.

Потому что заблудились они качественно и всерьез…

Майор Гайтанов начал день с сущей бюрократии. Отчетность готовил к полугодовому совещанию. В суровой государевой конторе под названием УФСБ по Республике Златогорье отчетность весьма ценилась – иногда больше, чем сама работа. Константин Гайтанов, дослужившийся здесь до опера-важняка[2], бюрократию давно принял как неизбежное зло и махнул на нее рукой. Щелкал нынче с утра по клавишам компьютера, выделяя фрагменты текста, компоновал «Справку об изменениях в оперативной обстановке», плановые позиции помечал. И так увлекся этим занудством, что телефонный звонок заставил его поморщиться.

– Алло! Видали и поздоровей, Степан. Сегодня? Ну, давай, по прежнему месту.

Звонил «источник» – один из многих, таскавших «оперативно значимую информацию» в бездонную копилку управления. Человеческий капитал, достояние опера, пчелка рабочая… хотя этот скорее трутень. Исключить его из аппарата руководство не дозволяет, а сам он, при полной своей никчемности, крайне навязчив.

– Достал ты меня, – сказал Гайтанов замолчавшему телефону, производя в уме нехитрый расчет: двадцать минут на дорогу, обратно столько же, беседа полчаса минимум. Как раз до обеда. Если перекусываем на встрече – в обеденный час выйдет порешать собственные «головняки». На рынок заехать, машину в сервис загнать… да мало ли что. Оперу точная явка с обеда не требуется, но и «легенда» лишняя не помешает – чтоб не злоупотреблять терпением начальства.

Через пять минут Гайтанов заглянул в кабинет к Баиру, своему непосредственному боссу, изобразив на лице выражение крайней деловитости:

– На пару часов выскочу. Домовой звонил, вроде интересная информация.

– Интересная? У Домового? – Меланхоличный айланец Баир Ботоев изобразил на круглом лице максимум скепсиса. – На справку наговорит?

– А я знаю? – Гайтанов пожал широкими плечами. – Это ж странный человек, у него всяко бывает.

Спустя еще полчаса важняк сидел в местном заведении «Ак-Тау», смакуя ломоть печеной баранины с травами. К мясу здесь подавали горячий бульон, способствующий пищеварению и очень любимый за это многими национальными кухнями. Гайтанов, употребивший немало бульона под жижиг-галныш[3] в далекой отсюда Чечне, выводы сделал еще тогда и случаев поправить здоровье не упускал.