Падение Дербента потрясло соседей. Тем временем отдельный отряд, совершив тяжелейший марш по горам, обошел Дербент и появился в окрестностях Баку. Сильное впечатление на жителей Закавказья произвело форсирование русскими войсками реки Сулак, полноводной во время таяния горных снегов. После непродолжительных колебаний 13 июня 1796 года местный владыка сдал крепость. Почти одновременно генерал Булгаков занял Кубинское ханство, а главные силы — Шемаху. Императрица распорядилась для награждения особо отличившихся обер-офицеров выделить «на усмотрение» командующего корпусом 12 орденов Святого Георгия и Святого Владимира 4-й степени. Всем солдатам — участникам взятия Дербента — выдали по рублю[147].
Вскоре бывший дербентский правитель Шейх-Али-хан, скрывшийся из русского стана, сумел поднять восстание в Кубинском ханстве. Сначала побег Шейх-Али-хана выглядел досадным промахом караульных и очередным доказательством «ветрености» юного владетеля Дербента. Однако уже через несколько недель стало ясно: появился серьезный противник. Беглец укрылся в труднодоступных ущельях по течению реки Самур и «преклонил» на свою сторону Сурхай-хана Казикумыкского, который пользовался большим влиянием на акушинцев — одно из самых крупных объединений вольных племен Дагестана. Правитель Кубинской провинции Вали-бек, всячески демонстрировавший свою преданность русским, на самом деле тайно помогал их врагам, сообщая о передвижениях войск и о намерениях командования. Операция по поимке Шейх-Али-хана с треском провалилась. Прежде всего была выбрана абсурдная схема действий: чтобы захватить врасплох ослушника, отправили отряд численностью почти в тысячу человек. Подготовка в тайне движения такой массы людей — непосильная задача. Кроме того, в проводники выбрали сторонников беглого правителя, которые, скорее всего, предупредили его об опасности. Когда русский отряд подошел к месту назначения, там уже никого не оказалось. Далее события развивались еще печальнее. Получив известие о том, что Омар-хан Аварский и Сурхай-хан Казикумыкский собирают ополчение, Зубов поручил Булгакову занять позиции на берегу Самура и в случае появления противника атаковать его на равнине. Для преследования же врага предписывалось использовать только конницу союзника — Кубинского хана. Однако разумные инструкции оказались забытыми. 30 сентября 1796 года дагестанцы угнали волов, оставив обоз отряда без тяглового скота. Рота капитана Семенова отправилась в погоню, догнала похитителей, но оказалась в окружении. Ротный командир не растерялся: занял «крепкую позицию» и послал за помощью. Таковад, подоспела в виде отряда подполковника Бакунина (400 человек), который увлекся преследованием противника и 1 октября 1796 года оказался запертым в глубоком ущелье возле аула Алпаны. Первая пуля наповал сразила Бакунина, артиллеристы не выручили, поскольку узкая тропа не дала возможности развернуть пушки. Противник атаковал сверху, прыгая с утесов буквально на головы растерявшихся солдат. Когда лишившиеся офицеров нижние чины сумели организовать оборону, в живых осталось чуть более ста человек. Их спас от верной смерти подоспевший на выручку Углицкий пехотный полк. Один из немногих уцелевших в этой резне — Дмитрий Тихонович Лисаневич, как писал автор истории Эриванского полка, «впоследствии уже в чине полковника явился в Дагестан грозным мстителем гибели своих товарищей»[148].
Боевые действия затихли. Войска растянулись на протяжении двухсот верст, что могло привести к тяжелым последствиям, если бы местные владетели предприняли какие-либо решительные действия. Этого, к счастью, не произошло, хотя ханы оставались у Зубова «в сильном подозрении». До столкновения с персидской армией дело так и не дошло, поскольку Ага-Магомет-хан был отвлечен делами в других местах. По мере того как ослабевала угроза персидского нашествия, уменьшалась и готовность правителей Дагестана и Азербайджана выполнять союзнические обязательства. Они отказывались поставлять провиант и фураж, не выставляли вспомогательные отряды. Аварский хан вел переговоры о принятии российского подданства, но затем их прервал в одностороннем порядке. Сохраняли прорусскую ориентацию из-за опасности персидских нападений только ближайшие к границе гянджинский и эриванский ханы, причем первый таким образом надеялся избежать подчинения Грузии, цари которой считали эту территорию своей. Неудача полковника Бакунина, превращенная слухами чуть ли не в полное уничтожение всего русского экспедиционного корпуса, еще более воодушевила противников России. Дело дошло до того, что пришлось заменить правителя шамхальства Тарковского его более лояльным родственником. Как и при Петре Великом, в краю, о сказочных богатствах которого ходили легенды, войска испытывали серьезные проблемы с продовольствием. В Грузии находился двухтысячный отряд под командованием полковника Сырохнева, также время от времени голодавший.
Отсутствие фамилии Цицианова на планах осады Дербента объясняется тем, что он прибыл в Закавказье только в начале октября 1796 года с пополнением в составе егерского батальона, двух полков кавалерии и артиллерийской батареи. Это усиление позволило приступить ко второму этапу похода — движению в сторону Грузии по долине реки Куры для занятия Гянджинского ханства. 13 декабря 1796 года отряд под командованием генерала Римскогокорсакова подошел к Гяндже. Правитель города Джават-хан без сопротивления открыл ворота и впустил русский гарнизон. Появление здесь русских гарнизонов означало мощное военное и психологическое давление на соседние Шушинское и Эриванское ханства. Поскольку долина Куры была главной дорогой для персидских полчищ, двигавшихся на Тифлис, контроль над Гянджой гарантировал безопасность Грузии от нового вторжения Ага-Магомет-хана. Тем самым Ираклий II лишался оснований для обращения за помощью к туркам. П.Д. Цицианов был назначен на пост коменданта Баку. Здесь ему удалось в полную силу проявить свои организационные способности. Цицианов не сумел отличиться в боях во время Персидского похода 1796 года, но сумел спасти сотни солдатских жизней тем, что решительно выступил за немедленное оставление острова Сары недалеко от Баку. «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним — ходить…» — эти знаменитые строки песни, написанной Л. Толстым по поводу незадачливых штабных офицеров, как нельзя лучше подходят к ситуации с устройством опорного пункта на побережье Каспийского моря. На карте остров Сары выглядел идеально — удобные стоянки для кораблей, небольшое расстояние до азербайджанского берега позволяли создать базу, где провиант и прочие запасы, привозимые из Астрахани, могли бы храниться в полной безопасности от налетов неприятельской конницы. Однако остров оказался гибельным местом. Летом многочисленные озерки, образующиеся из-за высокого уровня грунтовых вод, загнивали, распространяя вокруг нестерпимое зловоние. В тамошних колодцах вода также была отвратительного качества, и ее приходилось возить в бочках с берега, с трудом соблюдая гигиенические требования. Эпидемии не заставили себя ждать. Похоронные дроги не успевали вывозить умерших солдат и казаков. Смерть не обходила и командиров: от желудочных болезней скончались контр-адмирал Н.С. Федоров, бригадир граф Апраксин, начальствовавший над черноморскими казаками полковник Головатов. Санитарные потери выглядели чрезмерными даже на фоне того, сколько человек обычно хоронили в этих местах. Цицианов, которого Зубов отправил для изучения вопроса, приказал всем войскам немедленно эвакуироваться на полуостров Ленкорань[149].
Возвращение Гянджинского и Эриванского ханств под скипетр Ираклия II после установления контроля над прикаспийскими областями становилось делом вполне возможным. Но в тот момент скипетр этот представлял собой нечто совершенно символическое, поскольку почти устранившийся от дел царь раздал страну в управление членам своей фамилии, которые почти открыто враждовали друг с другом. Присоединение еще двух территорий означало появление еще двух уделов с новыми внутриполитическими осложнениями.
