Поэтому когда «Сабтерранеан» предложили мне выпустить повесть, проиллюстрированную самим Майком Мигнолой, я с готовностью согласился. Вызов состоял в том, чтобы показать Томаса с его видением мира, отличным от видения Гарри. Более того, я хотел столкнуть братьев таким образом, чтобы их доверие и взаимное уважение сохранились, однако им пришлось противостоять друг другу.

Мне также пришлось задействовать некоторые детали заднего плана мира Дрездена. Я очень люблю Войну Забвения, но, как и в случае с Белой Коллегией, сама ее природа не позволяла Дрездену как-то связаться с ней. Повесть стала идеальным местом для воплощения данного кусочка Вселенной, и я очень рад, что наконец-то смогу показать все это моим читателям.

Давайте проясним кое-что с самого начала.

Я не Гарри Дрезден.

Гарри — чародей. Настоящий, взаправдашний чародей. Гэндальф на колесах, в большом кожаном плаще, с банкой «Ред булла» в руке и «магнумом» сорок четвертого калибра в кармане. Он наплюет на Бога и на черта, если решит, что так нужно, и в бездну последствия, — однако мой младший братишка каким-то образом умудряется оставаться достойным человеком.

Будь я проклят, если знаю, как ему это удается.

Правда, я и так проклят.

Меня зовут Томас Рейт, и я монстр.

Компьютер в моем крошечном кабинете потребовал внимания. Я настроил его играть национальный гимн нацистской Германии всякий раз, когда приходит е-мэйл от кого-то из членов семьи. Разумеется, не от Гарри, моего сводного брата. Гарри и е-мэйлы сочетаются, как Роберт Дауни-младший и трезвость. Я имею в виду других родственников.

Монстров.

Закончив уборку рабочего места, я посмотрел на часы — пять минут до следующей записи. Окинул быстрым взглядом бутик, улыбнулся постоянной клиентке, шутливо побранил работавшего с ней молодого стилиста, прошел по залу. Свернул за угол, спустился по узкой лестнице и преодолел десять футов вызывающего клаустрофобию коридора, ведущего в мой кабинет. Сел за стол и вызвал ноутбук к жизни. Антивирусная программа просканировала почту и вновь запищала, провозглашая ее безопасной, — столь тихий звук человеческое ухо не услышало бы с конца коридора, не говоря уже о лестнице.

Письмо от «[email protected]» было пустым, но заголовок гласил: Re: Заб.в. ни. е.

Супер.

Именно этого мне и не хватало.

Я никогда особо не радовался «семейным» письмам, даже если темой было что-нибудь скучное, например деловые вопросы касательно войны между Коллегиями вампиров и Белым Советом чародеев. Но Лара связывалась со мной только по плохим поводам.

А что может быть хуже Забвения?

Номер Лары хранился в памяти моего мобильного. Я позвонил ей.

— Брат мой, — промурлыкала моя старшая сестрица сладким голосом. Этот голос всегда вызывал у меня всякие мысли — действительно мерзкие мысли, хотя до воплощения дело не доходило. — Теперь ты мне почти не звонишь.

— Я никогда тебе не звонил, Лара. Точка. — Я проигнорировал вкрадчивый соблазн в ее голосе. Она совсем недавно питалась — или занималась этим в данный момент. — Чего ты хочешь?

— Ты получил мой е-мэйл?

— Да.

— Есть один проект, который может тебя заинтересовать.

— Почему?

— Взгляни на него, — ответила она. — И поймешь.

Предположительно линия была безопасной, но мы оба знали, что это за безопасность. Никто не стал бы обсуждать детали по телефону — и уж точно не упомянул бы слово «Забвение». Слишком много венаторов обнаружили — в последний момент, — что у врага очень острый слух и что война быстро приходит в дома тех, кто не следит за своим языком.

Прошло почти восемь лет с тех пор, как я участвовал в Войне Забвения. Думаю, я знал, что мне не удастся отлынивать вечно. Лара, второй и, не считая меня, единственный венатор Белой Коллегии, в основном занималась своими нынешними обязанностями — а именно коротала дни, манипулируя нашим отцом, словно марионеткой на психических ниточках, и управляя Белой Коллегией из теней за его троном. Само собой, если что-то случится, она захочет, чтобы с этим разобрался я.

— Я занят, — сказал я ей.

— Уходом за домашними зверюшками? — поинтересовалась она. — Подстригаешь им шерсть? Ищешь блох? Приоритеты, брат мой.

Больше всего Лара бесит меня, когда права.

— Где ты хочешь встретиться?

Она тепло, негромко рассмеялась:

— Томми, Томми, мне льстит, что ты хочешь быть со мной, но у меня нет времени на игры. Я отправлю посыльного со всем необходимым и… М-р-р-р-р-р. — Она чувственно замурлыкала от удовольствия. — Ты знаешь, каковы ставки. Не задавай слишком много вопросов, брат мой. И не пытайся использовать свою маленькую красивую головку для чего-то полезного. Возвращайся домой. Поговори с посыльным. Сделай работу. Или мы с тобой очень… ах-х-х-х… — Ее дыхание участилось. — Очень серьезно поссоримся.

На заднем плане я слышал другие приглушенные звуки, другой голос. Женский. Может, два. Большая часть моих родственников не слишком, так скажем, разборчива по части питания.

— Должен признать, закулисные игры изменили тебя не в лучшую сторону, Лара, — сказал я. — Но ты и раньше была сучкой.

Не дожидаясь ответа, я повесил трубку и поднялся по лестнице размышляя. Всегда следует хорошенько подумать, прежде чем тебе на голову свалится очередная зубодробительная проблема. Тогда в ключевой момент, когда на принятие решения останется полсекунды, можно пропустить прелюдию и сразу перейти к ошибке.

Имея дело с существами вроде моей сестры, нельзя принимать все за чистую монету. Лара что-то затеяла. И это что-то требовало заставить меня поторапливаться. Она хотела, чтобы я ринулся вперед сломя голову. А если это действительно так, возможно, следовало поступить иначе.

Кроме того, я не хотел, чтобы Лара решила, будто я готов бежать к ней по мановению пальца. И сам не хотел привыкать подчиняться ей. Это был первый шаг в ловушку, которая поймала бы меня в более прочные сети. Как сестрица поступила с нашим отцом.

А еще у меня есть бизнес.

И я голоден.

Мишель Марион, старшая дочь почетного сенатора Мариона великого штата Иллинойс, прибыла для стрижки на несколько минут раньше назначенного срока. Мои клиенты почти всегда так поступают — особенно молодые. Мишель была брюнеткой, хотя по ней этого и не скажешь. Правду знал только ее парикмахер.

— Томас! — улыбаясь, воскликнула она, сделав ударение на последний слог. — Что ты сотворил со своими волосами?

Я подстригся покороче после того, как приличный участок волос выжгла огненная стрела фейри-убийцы, однако не следует делиться такими подробностями со своими клиентами, особенно если они считают тебя утонченным французским стилистом.

— Дорогая, — сказал я, беря Мишель за руки и целуя в каждую щеку.

Когда наша кожа соприкоснулась, внутри у меня зашевелился Голод. На мгновение демон проник в нее, и она вздрогнула, ее сердце забилось быстрее, зрачки расширились. Голод сообщил мне о Мишель обычные сведения. Хотя она и казалась милой, хрупкой и доброй, подавленные темные желания превращали ее в легкую жертву. Вцепившиеся в затылок пальцы, напряженное мужское тело — вот стандартные фантазии Мишель. Она бы не задумываясь последовала за мной вниз. Я мог бы отвести ее туда. Мог удовлетворить ее желания, утолить Голод, забрать ее жизнь и наполнить себя. Мог оставить свою метку в ее сознании и душе, чтобы впредь она по собственной воле приходила ко мне, мечтая отдаться снова, и снова, и…

До самой смерти.

Я затолкнул Голод подальше в гниющую помойку, выполнявшую функции моей души, улыбнулся Мишель, надевая образ, словно итальянскую кожаную перчатку, и с акцентом произнес:

— Мне было скучно, отчаянно скучно, дорогая. Я почти решил сбрить их наголо, чтобы всех шокировать.

По-прежнему раскрасневшаяся от возбуждения, вызванного прикосновением моего демона, девушка рассмеялась.

— Только попробуй!

— Не волнуйся, — успокоил я ее, подхватив под руку и ведя к своему рабочему месту. — Мужчины, которым нравятся такие вещи, не в моем вкусе.