Та начала дымиться и дергаться. Эннуи вновь закричала: сжавшись, кулак сломал ей лодыжку. Я расстроенно наступил на руку. Пусть она и обладала сверхъестественной силой, однако кости есть кости, и без них ей придется разжаться.

Потоптавшись как следует на костях, мне удалось освободить девушку. Я попытался поднять Эннуи на ноги, однако вес ее тела пришелся на сломанную лодыжку, а оттуда — на мое поврежденное плечо. Я упал на одно колено, с трудом удержавшись, чтобы не растянуться.

И почти не обратил внимания на то, что мой брат пролетел в воздухе над моей головой, разбил единственное уцелевшее стекло у входа в «молл» и безжизненно приземлился на парковку.

Я чувствовал за спиной присутствие Друлинды.

Вампирша сухо усмехнулась:

— А я-то думала, это всего лишь симпатичный мальчик для развлечений. Как глупо с моей стороны.

Секунду провозившись с баночкой, я развернулся и по дуге метнул в Друлинду ее содержимое.

Она шагнула в сторону, с легкостью уклонившись от чеснока. Вампирша выглядела потрепанной, ее покрывала пыль. По консистенции неупокоенная плоть напоминала дерево, а потому не столько резалась и травмировалась, сколько щербилась и дробилась. Одежда восстановлению не подлежала — однако все это не имело значения. Сейчас Друлинда представляла не меньшую опасность, чем перед схваткой.

Я бросил баночку и поднял амулет, покачивая им перед лицом вампирши, словно талисманом.

Распятие действует на Черную Коллегию — однако дело тут не только в христианстве. Вампиров отпугивает не сам святой символ, а вера того, кто его держит. Я видел, как они пятились от крестов, распятий, бумажек, исписанных священными символами синто,[7] а однажды даже от звезды Давида.

Что до меня, я использовал пентаграмму, потому что верил в нее. Пятиконечная звезда представляет пять элементов — землю, воздух, воду, огонь и дух, — связанных в замкнутом круге смертной воли. Я верил, что магия есть сила, предназначенная для созидания, защиты и сохранения. Верил, что магия — это дар, который нужно использовать мудро и ответственно — и необходимо применять против таких тварей, как Друлинда, против буквального, воплощенного зла, чтобы защитить тех, кто сам себя защитить не может. Вот во что я верил — и всю свою жизнь действовал в соответствии с этой верой.

Я верил.

Бледно-голубой свет заструился из амулета — и Друлинда замерла на месте, зашипев от ярости.

— Ты! — проскрипела она через несколько секунд. — Я слышала о тебе. Чародей. Дрезден.

Я медленно кивнул. За ее спиной полыхало пожаром мое предыдущее заклинание. Электричества не было, и, без сомнения, Друлинда со своими новоиспеченными лакеями отключила сигнализацию. Стоит огню разгореться — и он охватит все здание. Нужно выбираться отсюда.

— Уходи, — шепнул я Эннуи.

Всхлипнув, она поползла к выходу. Амулет по-прежнему не давал Друлинде приблизиться.

Секунду вампирша пристально смотрела на меня своими молочно-белыми глазами, трупные катаракты поблескивали, отражая огонь. Затем улыбнулась и начала действовать.

Она была слишком быстрой. Пока я разворачивался, чтобы остановить ее, раздался крик Эннуи — вцепившись девушке в волосы, Друлинда волокла жертву назад, из круга света, отброшенного амулетом.

Вампирша с легкостью подняла свою добычу, и я увидел лицо Эннуи в потеках туши.

— Чародей, — сказала Друлинда. На теле Эннуи были порезы, оставленные то ли осколками стекла, то ли падением: струйка крови сбегала из ее слипшихся черных волос, огибала ухо и стекала по шее. Наклонившись, вампирша высунула язык, похожий на кусок вяленого мяса, и слизнула кровь с кожи девушки. — Можешь прятаться от меня за своей игрушкой. Но ее ты не спасешь.

Я скрипнул зубами и промолчал.

— Однако твоя смерть пойдет мне на пользу, обеспечит положение в моем клане. Ужасный прославленный чародей Дрезден. — Она обнажила в ухмылке желтые зубы. — Поэтому я предлагаю тебе сделку. Я отпущу девчонку. Даю тебе слово. — Наклонившись еще ближе, она коснулась зубами шеи Эннуи. — В противном случае… Все мои новые слуги погибли. Придется завести других.

Я содрогнулся. Умереть — это скверно. Но умереть и превратиться в такое…

Я опустил амулет. Секунду помедлил, затем бросил его.

С низким страстным воем Друлинда отшвырнула Эннуи, словно пустую конфетную обертку. В следующее мгновение она уже была рядом, скрипуче — Боже мой! — хихикая, прижимая меня к полу.

— Я чую твой страх, чародей! — прошелестела она. — Думаю, это будет весьма приятно.

Медленно, не торопясь, Друлинда наклонилась еще ближе, оскалив зубы, ее лицо оказалось в нескольких дюймах от моего.

Чего я, собственно, и ждал.

Запрокинув голову, я плюнул тягучей смесью слюны и чесночного порошка прямо в эти белесые глаза.

Взвизгнув, Друлинда отшатнулась, вцепившись в лицо руками — и заработав ожог на них. Вампирша билась в безумной агонии, набрасываясь на все, что попадалось на пути, оставляя огромные прорехи в металлических сетках, пробивая дыры в бетонных стенах.

— Дам тебе пару советов, — прорычал я. Рот до сих пор жгло от чеснока, которым я набил его перед тем, как вампирша кинулась на меня. — Первый: если я молчу при встрече с такой низкосортной унылой ночной дрянью, как ты, значит, я что-то задумал.

Друлинда взвыла еще громче и рванулась ко мне, споткнулась о груду мусора, растянулась на полу, но поползла дальше на четвереньках, словно неуклюжее мерзкое насекомое.

Я оглянулся. Эннуи уже выбралась наружу, а Томас зашевелился — возможно, его взбодрил снег. Я вновь повернулся к ослепленной, обезумевшей от боли вампирше. Кроме нас, в этом крыле «молла» никого не осталось.

— И второй, — сообщил я, — никогда не прикасайся к моему брату в его чертов день рождения.

Затем сконцентрировался, поднял руку и прорычал:

— Fuego!

Взметнувшееся пламя охватило Друлинду.

Все равно здание уже почти сгорело. Так какого черта?

— Гребаные злодеи-любители, — пробормотал я, хмуро глядя на брызги, покрывавшие мою бедную машину.

Томас прислонился к ней, прижав руку к голове, с гримасой боли на лице.

— Ты в порядке?

Я осторожно пошевелил левой рукой.

— Чувствительность понемногу возвращается. Позже попрошу Баттерса меня осмотреть. Спасибо, что одолжил Молли свою тачку.

— Это меньшее, что я мог сделать. Она повезла Сару и Эннуи в больницу. — Он покосился на столб дыма, поднимавшийся над «моллом». — Думаешь, сгорит дотла?

— Не-е, — ответил я. — Разве что это крыло. Пожарные будут здесь в мгновение ока. С Кифом и его семейством ничего не случится.

Мой брат хмыкнул:

— И как они это объяснят?

— Кто знает, — пожал я плечами. — Может, метеорит. Пробил крышу, пришиб несчастных охранников, устроил пожар.

— Я ставлю на террористов, — возразил Томас. — Сейчас они в моде. — Он с сомнением покачал головой. — Но я имел в виду ролевиков, не копов.

— Ну да, — ответил я. — Может, они никому не скажут. Побоятся, что их примут за психов.

— А их и примут, — снова хмыкнул Томас.

— Конечно, примут, — согласился я. — Завтра все это покажется дурным сном. Через пару месяцев они задумаются, не померещилось ли им, не случилось ли, например, утечки галлюциногенного газа. А через несколько лет будут считать, что Друлинда в компании бродяг явилась, чтобы устроить неприятности, и врезалась на машине в стену «молла». Что Друлинда и ее спутники-типа-вампиры свихнулись от ролевых игр. — Я покачал головой. — Человеку от природы свойственно пытаться все логически растолковать и разложить по полочкам. Так мир выглядит не столь пугающим. Но, по правде говоря, я не думаю, что им грозит какая-то опасность. Не больше, чем кому-либо.

— Это хорошо, — тихо ответил Томас. — Я полагаю.

— Это жизнь. — Где-то далеко завыли сирены и начали приближаться. — Нам пора.