От Вас мои нагреты груди
И Ваши все подданны люди [VIII, 35].
Остывшей труп и стыд смердит [VIII, 49].
Эпитет Ломоносова перенесен на слово часто от соседнего лексического ряда: "палящий звук"; ср. целый стих: "Победы знак, палящий звук" (следует отметить звуковое соответствие па-з-к, па-з-к); "подданна мысль"; ср. целый стих: "Подданна хочет мысль моя" (в последнем примере характерна синтактическая инверсия).
Сказуемые подбираются подчеркнутые, передержанные, не соответствующие основному признаку подлежащего; всякое действие гиперболично:
В пучине след его горит. [VIII, 391].
Что бьет за странный шум в мой слух? [VIII, 21].
[Обратить внимание на звуковую метафору, поддерживаемую метром.]
Так Ломоносов использует образы библейские, близкие по принципу построения:
Руками реки восплескали
[594].
Здесь — не случайное «влияние», в подбор близкого материала. Реализация образа совершается при этом дальнейшим развертыванием одной из сопряженных «идей»; чем сильнее словесная реализация, тем глубже семантический слом, тем более в темный план уходит ясность предметно-семантического ряда:
Восторг внезапный ум пленил,
Ведет на верьх горы высокой [VIII, 16].
Там холмы и древа взывают
И громким гласом возвышают
До самых звезд Елисавет [VIII, 137–138].
На протяжении трех последних строк совершается словесная реализация: взывает — громким гласом; возвышают — до самых звезд, причем в результате семантическая бледность подлежащих ("терминов идей") холмы и древа.
При той важной роли, которую играет в оде ее звуковая сторона, "сопряжение идей" должно было опереться на нее. [Ср. позднее La Harpe: "Quoique les pensees soient partout un merite essentiel, elles le sont dans une ode moins, que partout ailleurs, parce que l'harmonie peut plus aisement en tenir lieu"[595].]
Для Ломоносова характерна семасиологизация частей слова; см. Грамматику, 106: "Началом (речения. — Ю. Т.) причитаются те согласные буквы к последующей самогласной, с которых есть начинающееся какое-нибудь речение в российском языке тем же порядком согласных, например: у-жа-сный, чу- дный, дря-хлый, то-пчу, ибо от согласных сн, дн, хл, пч начинаются речения снегъ, дно, хлебъ, пчела" [VII, 428].
Слово разрастается у Ломоносова в словесную группу, члены которой связаны не прямыми семантическими ассоциациями, а возникающими из ритмической (метрической и звуковой) близости. Это выражается в повторениях и соседстве слов либо тождественных, либо сходных по основе[596].
Слов тождественных:
Отца отечества отец! [VIII, 51].
Отрада пойдет вслед отраде
<…>
И плески плескам весть дадут [VIII, 107].
Что вихри в вихри ударялись,
И тучи с тучами спирались,
И устремлялся гром на гром [VIII, 141].
Герою молвил тут Герой [VIII, 23].
и т. д.
Слов, родственных по основе:
Долы скрыты далиной [VIII, 10].
К хвале Твоих доброт прехвальных [VIII, 41].
Твоей для славы лишь бы слыло [VIII, 51].
Превысить хочет вышню Власть [VIII, 38].
Успело твой отпор попрать [VIII, 49].
Это выражается, далее, в том, что слово у Ломоносова окружается родственною звуковой средой; здесь играет роль и отчетливая семасиологизация отдельных звуков и групп, и применение правила о том, что «идея» может развиваться и чисто звуковым путем, путем анаграммы (напр.: мир — Рим)[597].
За нами пушки, весь припас,
Прислал что сам Стокгольм про нас [VIII, 49].
Какую здесь достали честь,
Добычи часть друзьям дарите [VIII, 49].
Во днях младых сильна держава,
Взмужав до звезд прославит ту [VIII, 51]?
Нередки переходы таких сгущенных в звуковом отношении строк в звуковые метафоры[598].
Горят сердца их к бою жарко;
Гремит Стокгольм трубами ярко [VIII, 46].
Стигийских вод шумят брега,
Гребут по ним побитых души [VIII, 49].
Кумиров мерсских мрак прогнал [VIII, 39].
Смущает мрак и страх дорогу [VIII, 25].
Полков лишь наших слышен плеск [VIII, 40].
За холмы, где паляща хлябь [VIII, 19].
Горы выше облаков
Гордыя главы вздымают [VIII, 9].
Грозных туч не опасаюсь,
Гордость что владык разят [VIII, 12].
От устья быстрых струй Дунайских,
До самых уских мест Ахайских [VIII, 40].
Этим особым уклоном в семасиологизацию звуков объясняется, вероятно, и то обстоятельство, что рифмы Ломоносова являются не звуковыми подобиями конечных слогов, а звуковыми подобиями конечных слов, причем решает здесь, по-видимому, семантическая яркость тех или иных звуковых групп, а не подобие конечных слогов: 1) голубями — голосами, 2) брега — беда, 3) рабы — рвы, 4) струях — степях, 5) вступи — вси, 6) рвы — ковры, 7) пора — творца, 8) звездами — ноздрями.
Расположение звуковых повторов совпадает иногда у Ломоносова с ритмическими членениями, подчеркивая деление ритмических рядов на периоды и противополагая друг другу эти ритмические периоды:
Победы знак, /палящий звук [VIII, 43].
Российский род/и Плод Петров [VIII, 108].
Тростник поделав, /Травой покрылся [VIII, 44].
Вас тешил мир, /нас Марс трудил,
Солдат ваш спал, /наш в брани был [VIII, 50].
Эти звуковые повторы вполне соответствуют декламационно-произносительной установке ломоносовской оды; здесь Ломоносов широко использовал теорию XVII и XVIII веков об эмоциональной значимости звуков.
В результате ода Ломоносова представляется грандиозной словесной разработкой «термина», словесной конструкцией, подчиненной ораторским заданиям.
