Вот почему тематика и сюжет, сохраняющиеся при переводах, так мало существенны; вот почему Жуковского, "если бы он сам меньше переводил, его бы все перевели"[976], - и в этом смысле Жуковский, будучи почти сплошь переводом и заимствованием, остается поэтом национальным; вот почему Кюстин в своей книге о России отказывается признать Пушкина поэтом национальным, прочитав его в переводах и уловив знакомые ему тематику и сюжеты[977].
Частные случаи тематически-образного влияния очень трудно установить, ввиду того что именно эта область легче всего поддается смещению исторического плана. Так, по-видимому, такое стихотворение, как "Я помню время золотое…", написано в манере Гейне ("немецким" кажется выражение "Мы были двое"). Гейневская тематика как будто сказывается в этих строфах: "И на холму…" — до "С холмом, и замком, и тобой"; но равным образом в исторической проекции эта тематика принадлежит и Тику, и в особенности Брентано. Гораздо более интересно стихотворение "Там, где горы убегая…". Здесь очень характерна общая тематическая пружина: противоположение рыцарского времени — времени пароходов; следующая строфа совершенно совпадает с однородным персонифицированным пейзажем Гейне:
Месяц слушал, волны пели,
И, навесясь с гор крутых,
Замки рыцарей глядели
С сладким ужасом на них.
Здесь характерен не только гейневский оксюморон "сладкий ужас", но и главным образом хореическая строфа. Здесь, быть может, мы имеем своеобразное расширение приемов, использованных уже Тютчевым в переводе "Как порою светлый месяц…". К тому же пейзаж слишком персонифицирован, персонификация слишком расчленена:
И лучами неземными,
Заключен и одинок,
Перемигивался с ними
С древней башни огонек.
Звезды в небе им внимали,
Проходя за строем строй,
И беседу продолжали
Тихомолком меж собой.
Наконец, следует отметить (единственно для полноты) отдельные образы Тютчева, совпадающие с таковыми же Гейне; например:
О рьяный конь, о конь морской,
С бледно-зеленой гривой
[978] ср. с гейневским:
Wie schwarzgrune Rosse mit silbernen Mahnen
Sprangen die weisgekrauselten Wellen
("Der Phonix" — «Nordsee», II, 8).
Ср. еще:
Unterdessen kampft das Schiff
Mit der wilden, wogenden Flut;
Wie'n baumendes Schlachtros stellt es sich jetzt
Auf das Hinterteil, das das Steuer kracht
("Seekrankheit")
и
Und springen die weisen Wellenrosse
[979].
Самый метр стихотворения тоже был использован Гейне для "морского стихотворения" (впрочем, лишь как основа для паузника):
Der Wind zieht seine Hosen an,
Die weise Wasserhosen!
[980] Впрочем, здесь мы вступаем в гадательную область, ибо тематическая сторона обща генетически для Гейне и для Тютчева — и кроется в общей их романтической традиции.
В настоящей главе я хочу указать на пример заимствования и распространение его ритмической сущности на некоторое число других примеров, тематически уже совершенно не совпадающих с источником.
В I томе гейневского «Салона», появившегося в 1834 году, были между прочим напечатаны две лирические трилогии Гейне — 1) "In der Fremde", 2) «Tragodie». Лирическую тему «чужбины» Гейне развивает вообще охотно. К рассмотрению первого из [стихотворений "In der Fremde"] и обратимся.
В этом стихотворении Гейне использовал метрическую схему, давно уже ему знакомую, — балладную английскую строфу, в которой чередуется четырехстопный с трехстопным ямбом. Ср.:
Mein Knecht! steh auf und sattle schnell,
Und wirf dich auf dein Ros,
Und jage rasch durch Wald und Feld
Nach Konig Dunkans Schlos
[981].
Метрическая схема здесь, однако, осложнена отклонениями — на восемь канонических стихов приходится четыре отклонения:
1) ускорение в первой стопе:
Was du so sehr geliebet hast;
2) ускорение во второй стопе:
Die Liehe, die dahinten blieb;
3) две ипостаси первой стопы хореем
Schaust dich verwundert um
или
Sollst du nicht wiedersehn.
Особое значение получают оба последних отклонения, симметрически заканчивающих первое — 1-ю, второе — 2-ю строфу, выделяясь, таким образом, как ритмические рефрены.
Вместе с тем выделяется и начальная строка, писанная каноническим ямбом, рассеченная резкою цезурой и внутренней рифмой. Стихотворение инструментовано очень ярко:
Es treibt dich fort von Ort zu Ort
(внутренняя рифма, повторы: tr — t- rt — rt — rt);
Im Winde klingt ein sanftes Wort (повторы: m — w — n — n — n — n — w);
Die Liebe, die dahinten blieb
(повтор: lieb — lieb);
…zuruck:
О komm zuruck, ich hab dich lieb
………..Gluck!
(повтор рифмующего слова в середине стиха (zuruck), что создает вид внутренней рифмы);
Doch weiter, weiter sonder Rast
(повтор слова: weiter — weiter; повторы: ter — ter — der — r); Du darfst nicht stilestehn
(повторы: d — d; st — st).
Вместе с тем по отклонениям от метрической схемы стихотворение примыкает к ряду ямбических стихотворений Гейне, объединяемых признаком мужского окончания:
Im Anfang war die Nachtigall
Und sang das Wort: Zukuht! Zukuht!
Und wie sie sang, spros uberall
Grungras, Violen, Apfelblut'.
("Neuer Fruhlin", 9)
Das ich bequem verbluten kann
Gebt mir ein edles, weites Feld!
Oh, last mich nicht ersticken hier
In dieser engen Kramerwelt!
("Anno 1829")
