— Эй. Ты в порядке?

Наконец Гребби открывает дверь и выходит. Протискивается мимо Винса. Из ванной тянет желудочным соком и алкоголем.

— Извини, — говорит он.

Винс догоняет его в гостиной. Гребби выглядит больше опечаленным не тем, что его вырвало, а тем, что закончились «Умники».

— Так что будешь делать? — спрашивает Винс.

— По-моему, уже началась «Пирамида 20 000 долларов».

— Завтра выборы…

— Это уже неважно.

Винс с минуту смотрит телевизор, потом встает и идет к двери. Но останавливается на полпути.

— Знаешь, делай, что хочешь. Мне плевать.

Он чешет в затылке, пытаясь понять, что хотел сказать.

— Но как же все то, о чем ты говорил на днях? Ты же сказал, что каждое утро тебе не терпится поскорее подняться и пойти на работу. «Хороший зоопарк есть хороший зоопарк». Потому что, как бы там ни было, это лучшие слова, которые мне доводилось слышать от политика. А может, и вообще от человека.

Гребби смотрит на журнальный столик, обхватив голову руками.

Винс бросает взгляд на телевизор, пожимает плечами. Поднимает свой рюкзак, идет к двери и открывает ее. Замечает газету на столике у входа, снимает с нее резинку и пролистывает до рубрики «Объявления по темам». Потом выходит на улицу, в послеобеденную прохладу и уже на крыльце открывает газету. Проводит пальцем по колонке «Недвижимость», находит то, что нужно. Поднимает глаза. На другой стороне улицы Келли сидит, откинувшись на спинку сиденья, и смотрит в потолок «Мустанга». Винс ждет на крыльце. Услышав, как Гребби включил душ, он переходит улицу и садится в машину.

— С ним все будет в порядке. Он приходит в себя.

— Его жена…

— Да.

— О, Господи.

Наконец Винс поворачивается к ней.

— Слушай, теперь тебе стоит держаться от него подальше. Ты ведь понимаешь это, Келли?

Она смотрит в пол. Плачет, плечи дрожат. Есть в архитектуре такая особенность: некоторые здания красивее издали. Винс терпеливо ждет. Келли вытирает глаза и делает глубокий вдох. Убедившись, что она справилась с собой, Винс протягивает ей сложенную газету.

— Сможешь подкинуть меня по этому адресу?

Дюпри ерзает, полулежа, чтобы найти удобное положение. Его запястья стянуты наручниками. От глубоких вдохов ноют ребра. Два нижних слева, наверное, сломаны. Ссадина на щеке болит, словно достала до мозга. Последний раз он был в наручниках еще в академии. В них неудобно. Чарлз резко поворачивает за угол, Алан падает на груду обувных коробок. Морщится от боли в груди. Выпрямляется.

— Я про тебя все лейтенанту моему рассказал, — врет он. — Случись что со мной, они тебя сразу вычислят.

Чарлз молчит, не оборачивается. Дюпри смотрит на горизонтальные линии на лысой голове и шее Чарлза, разделенные ремешком от челюстной скобки. Дюпри радуется, что есть этот ремешок, иначе не определить, где заканчивается шея и начинается голова.

— Люди в фойе гостиницы слышали, как я кричал. И все видели, — говорит Дюпри.

На самом деле они пялились на него, будто он какой-нибудь грабитель или извращенец. Руки за спиной скованы наручниками. Здоровенный детектив тащит его за локоть через фойе, показывая всем свой значок. У бордюра Дюпри сделал неловкую попытку вырваться, но Чарлз просто разок приложил его головой о капот — отличный ход. Дюпри решил, как только у него в голове прояснилось, что надо бы этот прием запомнить и применить при случае, если, конечно, удастся выйти невредимым из этой передряги.

Он пытается поймать взгляд Чарлза в зеркале заднего вида.

— Стоит моему лейтенанту позвонить в гостиницу, и он узнает, что произошло. С твоим каркасом тебя очень легко опознать.

Молчание.

Дюпри откидывается на спинку сиденья. Они едут на север, мимо Центрального парка. Дюпри смотрит в окно, потрясенный тем, что сердце этого стремительного, огромного, густонаселенного города — столь прекрасное и безмятежное место. Бегуны, скейтбордисты, велосипедисты, старушки с собачками в свитерах. Дюпри поднимает взгляд на Чарлза. Одна рука детектива лежит на руле, вторая на дверце. Дюпри переводит взгляд на свой чемодан, на свои ноги на полу. Он сжимает чемодан между лодыжками, косится на Чарлза. Вот если бы как-нибудь затащить чемодан на сиденье, открыть его, вынуть револьвер, найти патроны, зарядить, потом резко повернуться и застрелить Чарлза — и все это, развернувшись назад, с руками, скрепленными наручниками за спиной.

План Б. «Эй, мне разве не положен один телефонный звонок?»

Чарлз едет по Амстердам-авеню, мимо Колумбийского университета, въезжает в Морнингсайд-Хайтс. В Гарлем. За окном исчезают неоновые огни, кирпичные фасады покрыты граффити, опутаны решетками. Чарлз не останавливается. Кварталы превращаются в расплывшееся пятно из лиц и зданий, Дюпри откидывается на сиденье и закрывает глаза. Наконец машина притормаживает, Дюпри открывает глаза. На табличке написано: «153-я улица». Они едут вдоль увитой плющом стены из булыжника, которая прерывается коваными воротами, Дюпри видит их через заднее окно.

«Кладбище Троицы». Приятного мало. Чарлз медленно ведет машину по дороге, которую при иных обстоятельствах можно было бы назвать проселочной, по низким поросшим травой холмам, засыпанным облетающей листвой вязов и дубов, к крытой аркаде, ведущей в сельскую церквушку. Дюпри не верится, что в этом городе, в самом сердце Манхэттена, есть такой уголок. Он озирается. На петляющих дорожках стоят машины и люди. Они склоняются к могилам, кладут цветы, проходят к мавзолеям.

Наконец Чарлз останавливает машину, выходит и открывает заднюю дверцу. Хватает Дюпри за руку, выдергивает его наружу и тащит по дорожке на один из травянистых холмов к надгробию, окруженному цветами и мягкими игрушками. У могилы он толкает Дюпри вниз к пластмассовым цветам и вазам. Щека Дюпри касается холодного камня. Он выпрямляется и остается стоять на коленях. Читает надпись на плоской плите: «Я взыскал Господа, и Он услышал меня, и от всех опасностей моих избавил меня.[41] Молли Энн Чарлз, 9 марта 1978–11 ноября 1978».

Дюпри поднимает глаза.

— Твоя дочь.

Чарлз кусает губы и порывисто царапает в блокноте.

«порок сердца клапан закрылся»

— Соболезную, — говорит Дюпри. Он снова смотрит на даты. Почти два года прошло. — Врожденное?

Чарлз пишет:

«четыре операции дорого»

Дюпри понимает, к чему могут привести подобные обстоятельства. Представляет, как Чарлз прокручивает в голове вопрос, где достать денег, чтобы оплатить возрастающие расходы на лечение, как его охватывают страх, злость и беспомощность.

«она все время плакала»

Он мог найти ночную подработку, но это не спасло бы положения. В то же время каждый день на работе он видит, как наркодилеры сорят деньгами направо и налево. И ему становится тошно от киллеров, разъезжающих на «БМВ», богатеньких детишек, катающихся на папочкиных тачках в город за колой. В первый раз, наверное, было очень легко. Чепуха. Проще пареной репы.

«боролись жена передала»

Чарлз сосредоточенно смотрит на листок, его лицо перекошено. Он будто подыскивает слово. Наконец, поворачивает блокнот к Дюпри.

«растерялся тогда»

Дюпри кивает. Кто может предсказать, что сам он станет делать в такой ситуации? Насколько далеко зайдет? Он встречается взглядом с проходящей мимо женщиной. Представляет, как странно они должны выглядеть со стороны: человек стоит на коленях у маленькой могилки, руки стянуты за спиной наручниками, а здоровенный детектив с разбитым лицом нависает над ним с ручкой и блокнотом.