Джесс Уолтер
Гражданин Винс
Великое царство подобно великому мужу… Он видит в своем враге тень, которую отбрасывает сам.
Дао Дэ Дзин[1]
Глава I
Спокан, штат Вашингтон
28 октября 1980 г., вторник, 1:59
Наступает день, когда мертвых среди твоих знакомых становится больше, чем живых.
Эта мысль посещает Винса Камдена, когда он резко садится в постели, окидывая взглядом темную спальню в поисках доказательства своего существования и находя лишь декорации: прикроватную тумбочку, комод, пепельницу, часы. Винс тяжело дышит. Покрывается испариной, хотя прохладно. Трет глаза, чтобы стереть пыль этих раздумий, не совсем сна, а скорее паники, возникающей перед пробуждением, — тонкое, как бумага, стекло разбивается вдребезги, кружится, ранит, улетая прочь.
Винс Камден хлопает себя по подбородку, тянется к будильнику и выключает его как раз перед тем, когда единица, пятерка и девятка сменяются другими цифрами. Каждую ночь в 1:59 он вскакивает точно так же и выключает радио-будильник за долю секунды до двух часов и пронзительного визга. Он не понимает, как это возможно. И все же… если ты способен проделывать такое — просыпаться за мгновенье до того, как сработает будильник, — отчего же не можешь сосчитать всех мертвых, которых знал?
Начнем с дедушек и бабушек. Два полных набора. Один из дедушек женился во второй раз. Стало быть, пятеро. Винс проводит зубной щеткой по коренным зубам. Мать с отцом. Семеро. А мертворожденная сестра считается? Нет. Человек должен сначала быть живым, чтобы умереть. Он принимает душ, сушит волосы феном и одевается — серые слаксы, черная рубашка с длинными рукавами, две верхние пуговицы он не застегивает. К этому времени он успевает перебрать всю семью, соседей и бывших подельников. Уже тридцать четыре знакомых ему человека на том свете. Интересно, это много? Вообще нормально ли знать столько мертвых?
Нормально. Это слово ежедневно маячит перед ним на безопасном расстоянии. Он открывает ящик комода и достает пачку фальшивых кредиток, смотрит на фамилии: Томас А. Сполдинг, Лейн Бейли, Маргарет Голд. Ему представляется чудесная нормальная жизнь Маргарет Голд, вязаный шерстяной платок, наброшенный на спинку дивана. Сколько мертвецов может знать Маргарет Голд?
Винс отсчитывает десять карточек — включая кредитку Маргарет Голд — и кладет их в карман своей ветровки. Другой карман заполняет марихуаной в пакетиках с застежкой. В 2:16 ночи Винс осторожно надевает на запястье часы, чтобы не задеть густые волосы на руке. Ах да, еще один: Дэвид Линкольн — умственно отсталый парень, носил деньги во рту, выполняя поручения Колетти в его районе. Подавился пятьюдесятью центами. Тридцать пять.
Винс стоит в крошечном коридорчике своего крошечного дома, если можно назвать коридорчиком вешалку и почтовый ящик. Застегивает ветровку и расстегивает манжеты, как какой-нибудь дилер в казино Вегаса, покидающий стол. Выходит в мир.
О Винсе Камдене. Тридцать шесть лет. Белый. Холостой. Рост метр восемьдесят три, вес 72,5 килограмма. Широкоплечий и худой, как бокал для мартини. Каштановые и голубые — так в отчетах полиции характеризовались его волосы и глаза. Кривит угол рта, густые брови живут собственной жизнью, отчего с его лица не сходит самодовольная ухмылка, поэтому все женщины, которые когда-либо увлекались им, рано или поздно становились в одну и ту же позу: руки уперты в бедра, голова наклонена: «Пожалуйста. Будь серьезнее».
Винс работает управляющим среднего звена в пищевой отрасли. Занимается выпечкой. Пончиками. Вообще в выпекании пончиков нет ничего особенного, как можно было бы предположить. Но Винсу нравится. Нравится приходить на работу в 4:30 утра и заканчивать до обеда. Ему кажется, что он получил преимущество перед всем миром: уходит с работы на обед и обратно не возвращается. Он понимает, что это неотъемлемая составляющая его личности: желание переплюнуть весь мир. А может, это ген лени.
На улице он поднимает ворот ветровки. Холодновато. Конец октября. Скорее даже морозно. Пар вылетает изо рта и напоминает ему об эксперименте с сухим льдом в начальной школе, а это в свою очередь заставляет вспомнить о мистере Харлоу, учителе в пятом классе. Повесился, когда всем стало известно, что он слишком тепло относится к мальчикам-ученикам. Тридцать шесть.
В 2:20 ночи мир со ступенек твоего дома кажется безмятежным. Тусклый свет на крылечках черных спящих домов. Дорожки разрезают темные лужайки, покрытые росой. Однако мрачные видения сна еще владеют воображением Винса, и он ежится от подкравшегося ощущения — хотя и напоминает себе, что это невозможно, — будто он значится сегодня вечером в меню.
— Ну и… Ты хочешь, чтобы я это сделал, или нет?
Двое смотрят на заднее сиденье бордового «Кадиллака-Севилль». Водитель спрашивает:
— И сколько это может стоить?
Крупный мужчина на пассажирском сиденье раздражен и неспокоен, но делает паузу, чтобы подумать. Естественный вопрос. В конце концов, на дворе 1980 год, сфера обслуживания тоже попала в болото экономического застоя. Неужели криминальный сектор подвластен тем же дурацким рыночным силам: инфляции, дефляции, стагфляции? Кризису? Неужели бандиты страдают от безработицы, превосходящей десять процентов? У преступного мира недомогание?
— Безвозмездно, — отвечает пассажир.
— Безвозмездно? — повторяет водитель, ерзая на кожаном сиденье.
— Ага. — И, помолчав: — Значит, даром.
— Да знаю я, что это значит. Просто удивился. И все. Хочешь сказать, что бесплатно поможешь мне разобраться с этим парнем?
— Хочу сказать: что-нибудь придумаем.
— Но мне это ничего не будет стоить?
— Посмотрим.
О человеке за рулем «Кадиллака» это говорит одно: мало того, что он не знает слово «безвозмездно», но еще и не понимает, что ничего в жизни не достается даром.
Восемьдесят семь баров в большом Спокане обслуживают триста тысяч человек. Одна компания такси: восемь машин. Поэтому во вторник, в третьем часу ночи, после «последнего клиента» экономическая ситуация проста: пьяных больше, чем рынок может выдержать. Они выползают на тротуары, шатаются и зевают своим машинам — те, у кого есть машины, и кто помнит, где припарковался. Остальные плетутся из центра города на окраины, разбредаясь во всех направлениях через мосты, подземные переходы, холмы, под эстакадами, в темные улицы жилых домов, одинокие бездумные фигуры, выпускающие пар теплого дыхания и дым сигарет. Отрепетированное вранье.
Винс Камден, трезвый и свежий, сосредотачивается на собственных мыслях, шагая среди пьяных и изнуренных. Мощные здания из кирпича и песчаника в центре города уступают место малоэтажным дешевым домам — залам карате, магазинам водяных матрасов и эротической литературы, ломбардам и салонам азиатского массажа; затем районам пустых складов, железнодорожных путей, пустырей и одинокому двухэтажному дому в викторианском стиле, притону под названием «Берлога Сэма», где играют в карты и едят ребрышки после закрытия злачных заведений. Именно здесь Винс околачивается всю ночь, до того как начнется его смена в магазине пончиков.
Винс прожил в городе всего несколько месяцев, когда умер Сэм. Тридцать семь, кстати. Имя нового владельца — Эдди, но все зовут его Сэмом: легче сменить имя человеку, чем название на выцветшей вывеске «Пепси» на старом доме. Как и старый Сэм, новый открывает свое заведение, когда остальной город закрывается после «последнего клиента». Эта забегаловка служит городу сточной канавой. Каждое утро, когда бары захлопывают двери, пьяные, шлюхи, адвокаты, сутенеры, наркоманы, воры, полицейские и картежники — как говаривал старый Сэм, «всякой швали по паре» — выплескиваются на улицу и оказываются здесь. Вот почему полицейские не ловят за руку картежников и незаконных торговцев. Приятно знать, что в три ночи все соберутся в одном месте, как подозреваемые в темной британской гостиной.