Дюпри смотрит в окно на дом Бенни Девриса.

— Сейчас я тебе кое-что покажу. — Чарлз открывает бумажник и вытаскивает листок с номером. — Смотри. У меня и телефон ее есть. Мне показалось, я ей понравился. Я даже, бля, собирался позвонить ей. Думал, у нас все на мази. — Чарлз пожимает плечами, отмахиваясь от собственных объяснений. — Оказалось, номер не ее. — Однако Дюпри замечает, что, несмотря на это, Чарлз убирает листок назад в бумажник.

Оба смотрят в окно. Молчат. Вскоре к дому Девриса подъезжает такси. Выходят двое. Один — кудрявый блондин. Второй крупный седой мужчина, старше и тучнее первого, с бесстрастным хмурым взглядом. Даже Дюпри догадывается: этот человек под кайфом. Они стоят перед домом, разговаривают и озираются. Такси ждет.

— Кудрявый. — Чарлз выпрямляется. — Не твой ли клиент?

— Это не Камден, нет. Может, Бенни.

— Второго-то я знаю. Пит Джардано. Ростовщик, ставки принимает.

Чарлз, похоже, искренне заинтригован происходящим. Дюпри задается вопросом, как давно Чарлз не занимался прямым делом полицейского. Двое стоят у дома, на расстоянии всего нескольких шагов от машины, разговаривают и кивают. Наконец, они обмениваются рукопожатием, и Пит Джардано садится в такси. Кудрявый наклоняется и говорит что-то в открытое окно задней дверцы. Потом провожает взглядом удаляющуюся машину. Как только он поворачивается и идет к дому, Дюпри открывает дверцу и окликает:

— Бенни?

Бенни Деврис оглядывается, сначала с любопытством — кто это там его зовет, — потом с тревогой. Он делает вид, что не расслышал, и торопливо идет к двери.

Дюпри пересекает улицу, держа в руке свой значок.

— Задержитесь, Бенни. Я полицейский. У меня к вам пара вопросов.

Деврис смотрит на него неуверенно, но ждет, когда Дюпри дойдет до тротуара и покажет значок.

— Я Алан Дюпри. Из Спокана, штат Вашингтон. Ищу вашего друга. Ви… — он осекается. — Марти Хейгена.

— Марти? — Деврис улыбается. — Господи, да я не видел Марти Хейгена лет… — он присвистывает и поднимает глаза к небу. — Боже, не помню, сколько. У него что, неприятности, да?

— Все может быть, — отвечает Дюпри. — Я так понял, вы представляли его интересы.

— Да. Воровство. Пару раз мошенничество.

— Несколько лет назад он попал под программу защиты свидетелей, так?

— Ага. Марти влип. Задолжал кое-кому некоторую сумму.

— Питу Джардано? — Дюпри надеется, что точно запомнил имя и фамилию.

Деврис смеется и смотрит в направлении, в котором только что уехало такси.

— Питу? Нет. Я адвокат Пита. Деловой разговор перерос в дружескую попойку. — Он усмехается. — Послушайте, я понятия не имею, что стряслось с Марти после того, как его забрали федералы. Он исчез. Вам известно, что они не разрешают этим ребятам даже с адвокатами общаться?

— Мне это неизвестно, — отзывается Дюпри.

— Да. Они просто… пропадают. — Он пожимает плечами. — Послушайте, если я больше ничем… сил нет.

— Я говорил с вашей сестрой.

Дюпри замечает первый проблеск беспокойства на лице адвоката.

— Он ей звонил?

— Нет, — отвечает Дюпри.

Бенни явно рад.

— Так что вы можете рассказать мне о его деле?

— Не многое, — говорит Бенни.

— Может быть, хотя бы то, что я прочту в досье в понедельник утром? Против кого он давал показания, — Дюпри улыбается. — Где похоронены тела.

— Какие еще тела? Не было никаких тел. Марти арестовали за мошенничество с кредитными карточками. И все. Ему пришлось взять в долг у одного парня из Квинса, чтобы выпутаться. А семья того парня захотела получить большой кусок его бизнеса. Чтобы возвратить долг, он провернул одно рискованное дело, его снова взяли, и стало еще хуже, чем было.

— Он не смог выплатить заем? — спрашивает Дюпри.

Бенни кивает.

— А ребята испугались, что он заговорит. Парни из ФБР узнали, что кое-кто собирается убрать его, чтобы этого не случилось. Тогда мы согласились на сделку: если он дает показания, его включают в программу защиты свидетелей. Старая песня. Всякий раз одно и то же.

— Его включили в программу защиты свидетелей из-за махинаций с кредитками?

— Они нацеливались на эту банду. Надеялись, что возьмут того, кто стоял за Марти. И того, кто стоял за ним. Сами знаете.

Как костяшки домино, — объясняет Бенни. — Вся затея провалилась. Закончилось все какими-то судебными соглашениями.

— То есть за ним нет мокрых дел?

— За Марти? Нет. Марти вор. Но не убийца. Марти… — Бенни смотрит на горящие фонари, осветляющие ночное небо. — Марти забавный. Толковый парень. Родись он в другом районе, с деньгами и возможностями… кто знает…

— Если он вернется в Нью-Йорк, куда направится?

Бенни отворачивается.

— Марти? Не думаю, что он вернется. Но если все же приедет, то искать его можно где угодно. Он будет бродить по улицам, пялясь на здания, торчать в книжных магазинах… сидеть на пирсе, свесив ноги в воду. Да откуда мне знать?

— Другие друзья у него есть?

— Я единственный друг. О прочих мне неизвестно.

— Девушки?

— Единственная, о которой я знал, моя сестра.

Они говорят еще с минуту, потом Дюпри благодарит Бенни и берет с него столь же бессмысленное обещание, что и с его сестры:

— Если Винс с вами свяжется, позвоните мне, ладно?

— Конечно, — заверяет Бенни и берет визитку полицейского, даже не взглянув на нее. Дюпри идет назад к машине, пытаясь подвести итог. На часах почти два пополуночи.

Чарлз сидит, опершись на руль.

— Ну и?

— Они виделись.

— Он сам тебе сказал?

— Нет. — Дюпри поводит плечами. — Но он говорит о нем в грамматическом настоящем времени. Разве не странно? Если не видел кого-то три года, станешь говорить о нем в настоящем времени?

— Точно, точно, — соглашается Чарлз. Он переводит взгляд на дом Девриса, потом обратно. — А что это за хрень такая, грамматическое настоящее время?

Когда один день сменяет другой? Часы и календари утверждают, что в полночь. Но человек, ориентирующийся на часы, все равно что робот. На дневной свет? Позволить солнцу определять твою жизнь не намного лучше. Тогда чему верить? Сознанию? Значит, день начинается, когда ты встаешь с постели и вступаешь в него? Есть какой-то неизменный момент, когда переходишь из одного дня в другой? Даже не ложась спать, Винс всегда ощущал, когда один день кончается и начинается другой. Нет правила, описывающего, когда это происходит. Но ты всякий раз чувствуешь. Если бы его заставили определить этот миг, он назвал бы закрытие — когда бары закрываются. Именно тогда и заканчивается день для Винса. В два часа ночи в Спокане, в три здесь, в Нью-Йорке. В это время Винс чаще всего ощущает, что переходит из одного дня в следующий, когда мир меняется, и он освобождается от прошедшего.

Винс сидит за покерным столом, под низким потолком сигарного и сигаретного дыма. Стаканы с виски прилипают к сукну стола. Андж, Кармин и Бинз, захваченные рассказом, отрывают взгляды от своих карт и ждут продолжения. Джонни как будто не интересно. Хотя именно он притащил Винса обратно к столу, узнав всю историю до конца и не прореагировав на объяснения Винса о долге, программе по защите свидетелей и чудесном спасении от Рея-Прута. Теперь он слушает терпеливо, словно присяжный, пока остальные забрасывают Винса вопросами.

— И что потом? — спрашивает Андж.

— Ну. Маршалы сажают тебя за стол. И ты рассказываешь о тех местах, где жил, работал или был проездом. Где у тебя есть друзья или родственники. Они вычеркивают эти города и штаты. И штаты, граничащие с ними. Потом рассматривают оставшиеся и ищут такой город, который достаточно велик, чтобы ты мог в нем затеряться и чтобы там был офис федералов, но не настолько велик, чтобы ты вклинивался в местные дела.

Бинз качает головой.

— То есть тебе там слова не дают?

— Поначалу нет, — отвечает Винс. — Поначалу ты просто просыпаешься в этом городишке, и все вокруг другое. Не только здания и люди, а вообще все: язык, запахи… небо в том городе, где я теперь живу, — огромное. Оно ниже, чем здесь. Рукой можно достать. — Винс поднимает руку, иллюстрируя свои слова. — Большое, голубое, белое по краям. Ни тебе дыма, ни тебе транспорта. А деревья! Когда едешь по улицам, ни за что не поверишь, что попал в большой город, потому что все дома стоят среди деревьев.