Страха нет. Именно потому Игорь уверен, это – не сон. Во сне было жутко, а здесь – спокойно и легко. И складывается ощущение бесконечной правильности. Подобное чувство возникает, когда что-то долго ищешь, а потом, наконец, находишь.

Но… Страх все-таки был. Только не его, не Игоря. Чужой и родной одновременно он пронизывал насквозь, окутывал душным одеялом.

«Не скажет ни камень, ни крест, где легли…»

Огонь, заливающий глазницы амбразур. Немецкий лейтенант в черном кителе с железным крестом на левой груди выпрыгивает из танка. Подходит к уже мертвому ДОТу, смотрит задумчиво. За ним – рядовой.

– Взрываем, как и все остальные? – выплевывает солдат.

– Найн, – отрезает лейтенант и возвращается к танку.

Найн… Даже враг склонился перед твоей смелостью, Ледяной. От Гуты Межигорской до Мощуна – все огневые точки подорваны немцами, а твоя нетронута. Тогда, в 41-м, ты не боялся ничего и ни о чем не просил, а сейчас…

– Чего ты боишься? – мужчина закричал в высоту. – Скажи мне! Я пришел, я здесь, ответь мне! Чего? Ты? Боишься?

– Мы здесь. Пока не исчезнем. Отставить! Мы здесь нужны, – под вечер третьего дня Игорь посмотрел на них. И увидел ИХ. Не призрачное нечто из кошмарных снов, а Алису и Рому – своих друзей. Роман был уверен, он сотню раз видел этот взгляд. Бредят иначе. Вот только говорит приятель по-прежнему…

– Что ты говоришь? – Алиса склонилась над Игорем.

– Исчезнуть. Это страшно. А мы нужны. Он боится. И я… боюсь.

– Игорь!

– Отставить… – Взгляд потух, мужчина бессильно откинулся на подушки. Предательски запищали датчики.

– Игорь! Игорь, ответь. Кто-нибудь, помогите!

– Уведите ее!

– Алиса, не мешай врачам.

– Игорь!

– Дефибриллятор. Уведите, сказал! Разряд!

– Алиса, пошли!

– Еще! Разряд! Разряд… Время смерти…

– ИГОРЬ!!!

– Расскажите мне о ДОТах, – Роман, застыв на пороге, устало смотрел на красивую синеглазую женщину. Поверил бы он месяц назад, что эта фраза однажды начнет вводить его в ужас? Раньше лишь о них и говорил. О ДОТах.

– Э… – только и смог выдавить парень.

– И об Игоре. И, – она смущенно повела плечами, – я забыла представиться. Марина Михайловна. Вы знакомы с моей дочерью. Я видела вас на похоронах и нашла в ежедневнике Алисы ваш адрес.

– Я знаю, кто вы. Проходите.

Рома провел гостью на кухню. Поставил чайник. Говорить с кем-либо не хотелось, но выбора, похоже, не было. Да и пора уже выбираться из берлоги. Игоря похоронили неделю назад, а он… На работе взял отгулы. Даже с женой лишним словом не перекинулся за эти дни. Слишком как-то все произошло… быстро, неожиданно, неправильно.

Он заварил чай, сел рядом с синеглазой.

– Что вы хотите знать?

– Все. Все, что можете рассказать о Киевском укрепрайоне, об Игоре и, – она на секунду запнулась, – его снах. Ему же снилось что-то, верно?

Рома неуверенно кивнул.

– Алисе вот тоже снилось. И снится.

– Как она? – Роме стало стыдно перед худенькой темноволосой девушкой. За неделю не позвонил ни разу, не зашел.

– У нее нервный срыв, – медленно ответила Марина Михайловна. – Постоянно плачет, говорит о ДОТах и о том, что Игоря можно было спасти. Винит себя неизвестно в чем. Успокоительные помогают, но ненадолго. Мама не отходит от нее. Но вы так и не ответили на мой вопрос.

– Да, – кивнул Рома и начал говорить.

– Я примерно так и думала, – сказала Марина, когда он закончил.

– Простите?

– Я много думала все это время. И много читала. Мне ведь тоже снились сны. Только не война. Мне лес снился, а над ним… Что-то вроде гигантского белого решета. А по нему бегут светлые волны. И оно зовет меня, зовет, а я… стою и не знаю, подходить или нет. И чувства смешанные – вроде мне и легко, и страшно одновременно.

Рома подавил вздох. Что ж ему так везет на откровения сумасшедших? Впрочем, эта дама похожа на кого угодно, только не на безумную.

– И я подумала… Знаете, я работаю на радио. Так вот, представьте себе: диджей запускает в эфир песню. Сколько людей ее услышит?

Рома пожал плечами. В логике дамы он запутался окончательно.

– Кто-то вообще не слушает радио, кто-то слушает, но другую волну, у кого-то – в данный момент помехи. Но какое-то количество людей включит свой приемник именно в это время и услышит песню. Но опять же – один запомнит музыку, второй слова, третий – просто уловит настроение.

– К чему вы клоните?

– Существуют теории об информационных полях. И так называемых «полях сознания». Вы не раз повторили, что стены ДОТов еще помнят бои. А если не только стены?

– Я не верю в призраков.

– Я тоже. И я сейчас не о них. Ученые спорят о существовании «полей сознания». Допустим, они существуют, и человек ничего сам не придумывает, не изобретает, а лишь получает уже имеющиеся в пространстве знания, исполняет роль приемника информационных потоков. Но тогда можно предположить и обратный процесс: есть локальное «поле сознания», и оно способно не только транслировать информацию, но и впитывать ее. Особенно если происходит большой информационный выброс… На линии укрепрайона за короткий срок погибло столько людей. И все думали лишь об одном…

Она закурила и продолжила:

– Представьте себе: один ДОТ – один сгусток информации. Цепь ДОТов – целое информационное поле, отпечатанное на общем «поле сознания», но в то же время привязанное к огневым точкам. Эта привязка не дает нашему «полю» рассеяться в пространстве. И оно живет, помнит и хочет, чтобы помнили о нем. Вернее – о причинах его появления. А сейчас, когда укрепрайон на грани разрушения, «поле» посылает сигналы о бедствии! Вот только слышат его далеко не все, а те, кто слышит и воспринимают каждый по-своему. В силу своего мировоззрения. Игорь видел танки, влюбленная в него Алиса – умирающего Игоря.

– Она говорила, что не влюблена, – машинально вставил Рома.

– Все так говорят, – отмахнулась Марина. – А я увидела лес и некую субстанцию с бегущими волнами. Но не придавала значения своим снам, пока не началась вся эта история с Игорем. И Алисой. Но если свести воедино наши сны, случившееся с Верником, происходящее с ДОТами – что получается?

– Если вы правы… Почему же я ничего не услышал, не почувствовал? Я ведь жил укрепрайоном, изучил его вдоль и поперек.

– Возможно, находясь внутри проблемы, сложнее ее заметить в полный рост. А может, вы, несмотря на всю любовь к ДОТам, находились на другой «радиоволне». Я не знаю.

– Хорошо, допустим, вы правы. Но что же нам делать? По линии обороны проводятся экскурсии, мы рассказываем людям, как важно сберечь укрепрайон. Периодически устраиваются вылазки волонтеров, которые убирают из ДОТов мусор. Мальчишки – школьники! – приходят и вычищают позеленевшие амбразуры, выпалывают траву вокруг ДОТов. И их НИКТО не заставляет!

– А другие мальчишки понятия не имеют, что творилось в мире в сороковые года, и путают Вторую мировую с Первой, – Марина печально покачала головой. – Вас слишком мало. Нас слишком мало. Завтра же с утра мы поедем и вычистим ДОТ Суховеева. Он ведь тоже загажен небось. Я готова выделить средства, например, можно повесить табличку: «Здесь сражался и погиб лейтенант Алексей Суховеев». Мы организуем новые экскурсии. Сделаем передачу на радио. Цикл передач. Будем добиваться, чтобы ДОТы внесли в Государственный реестр памятников Украины. Вот только Алису увезу из города. Подальше от этого «поля». У нас в Севастополе мамина квартира простаивает. То есть мы ее сдаем, конечно, но… Я уже давно подумываю о том, чтобы перебраться поближе к морю, природе. Отвезу девочку, окончит университет заочно. И маму с ней отправлю. Но самой придется задержаться. На время.

– Вы и правда верите… – Роман осекся. – То есть я понимаю, вы хотите защитить дочь…

– Не только, – женщина гордо вскинула голову. – Вначале, разумеется, я думала лишь об Алисе, но потом, чем больше читала об информационных полях и укрепрайоне… Знаете, при описании боев слезы на глаза наворачивались. А что до полей… Может, это все бред. Может, ваш друг сошел с ума и просто так кинулся под машину, а вовсе не заподозрил в ней вражеский танк. Может, сны – это лишь игра подсознания, а мертвые исчезают после смерти без следа, не оставив никаких мыслеформ. Но это не значит, что мы не должны ничего делать для укрепрайона. Да и вашим энтузиастам лишняя пара рук не помешает.