Фрай почувствовал, как гнев начал бурлить где-то глубоко у него внутри, быстро доходя до кипения.
— А в Лонг-Бич ничего не случилось. Равно как и в любом другом месте. Ты все сочинила. Никто тебя не насиловал. До тебя даже не дотрагивались. Мой приятель из полиции проверил все картотеки. Нравится тебе это или нет, но ты в них не значишься, Кристобель.
— Твой приятель лжет. Это случилось шестнадцатого августа прошлого года, около часа ночи. Я была пьяна. Я поругалась…
— Ты мне уже рассказывала.
— В полицейском участке какая-то дама брала у меня пробы, мне устроили опознание тех ублюдков, два месяца продолжался суд, который постановил отпустить одного из них. Мне снится та ночь каждый раз, как только закрою глаза.
— Они до тебя даже не дотронулись. Не было никаких ублюдков. Ты все придумала.
Она взяла дыхание, шагнула к Фраю и влепила ему пощечину.
— Никогда не говори этого, Чак.
Фрай схватил ее за блузку, сжал ткань в кулаке и дернул вниз. Пуговицы отскочили, блузка распахнулась.
Она еще раз съездила его по щеке.
— Это было вот так?
Он протянул руку к ее трусам, и на этот раз она ударила его сильнее, сложив кулак. Костяшки пальцев угодили ему в бровь. Он поймал ее за коленку, провел руку выше, к промежности, перевернул ее и бросил вниз лицом на пол. Она пыталась подняться, ускользала, нападала. Фрай одной рукой отразил следующий выпад ее кулака, другой — еще один. Она потеряла равновесие, и он толкнул ее через спинку дивана. Одним махом ее шорты и трусы были спущены до колен. За второй прием он стянул их вовсе и ткнул ее головой в диванные подушки. Он даже немного испугался простоты содеянного.
— А может, это было так?
Она дотянулась до своей пустой кожаной сумочки и замахнулась ею. Фрай почувствовал быстрый прилив к голове. После сильного удара в ухе остался звон, а глаз заныл от боли. Он втолкнул ее в ванную. Услышал щелчок замка и ее частое дыхание.
Еще он чувствовал собственный запах, противную, резкую вонь, не похожую ни на что, обоняемое прежде — запах насилия и жестокости, запах гнева. Он выставил вперед плечо, отступил на три шага и снес дверь со старых проржавевших петель.
Она побежала в пещерную часть. Фрай следом. Там она удалялась в темноте бледным пятном. Он ринулся за ее золотыми волосами, как на маяк. Удивительно, подумал он, какие у нее слабые руки, если хорошенько схватить ее за запястья.
Она хотела ударить его в пах коленкой, но он увернулся, и Кристобель угодила в бедро. Споткнувшись о коробку с елочными украшениями, они упали на холодный сырой земляной пол.
Фрай возвышался над ней, придавив ее лодыжку своей ступней. Ее запястье было крепко сжато в его кулаке.
Кристобель часто дышала под ним. Волосы ее были раскиданы по земле. Потное тело поблескивало.
— Это было вот так?
— Примерно. Только они были грубее. Продолжай, Чак. Доведи дело до конца.
Он снял ступню с ее ноги, отпустил ее руку и приспустил трусы. Некоторое время он в полутьме пещеры разглядывал свой член — вялый, словно носок. Потом натянул трусы.
— Не могу понять, почему, когда злишься, совершенно не встает. Видимо, я не тот тип.
— Не ожидала от тебя. Совсем спятил.
Фрая так и подмывало съездить ее по роже, но он потерял ощущение цели.
— Это прозвучит глупо, но я думал, что у нас с тобой получится что-то серьезное, — сказал он.
— И получилось бы.
— Есть в тебе что-то такое, что я мог любить. Но теперь я тебе не поверю, даже если ты скажешь мне «добрый день».
Некоторое время она молчала. Он слышал только ее дыхание. Когда она заговорила опять, голос ее был сух и суров.
— Я тебя ненавижу, — сказала она.
Он вернулся в гостиную, бросил все, что вытряхнул, назад в сумочку и оставил ее на полу рядом с дверью.
Она появилась через несколько минут, вымазанная грязью, в разорванной блузке, с растрепанными волосами и опущенными глазами. Нашла свои шорты, надела. Когда она нагнулась и, потеряв равновесие, покачнулась, слеза капнула на половицу. Колени у нее были все исцарапаны. Лицо пунцовое.
Она направилась к выходу, взяла сумочку и перекинула ее через плечо.
— И все-таки объясни.
— Что именно?
— Объясни, что тебя с ним связывает?
— То же, что и с тобой. То есть ничего. — Она посмотрела на Фрая, утерла лицо тыльной стороной ладони и добавила: — А то, что ты думаешь, уже не имеет значения.
— Убирайся из моей жизни.
Она повозилась с замком, распахнула дверь и ушла.
Через пять минут позвонил Берк Парсонс.
— Привет, Чак. Как дела?
— Странно, что ты об этом спрашиваешь.
— А у нас все отлично. Лючия вернулась из Вашингтона. Сидим с новыми приятелями, выпиваем. Бери свою подружку и присоединяйся.
— Зачем?
— Я же сказал, выпьем. Отметим успех нашего дела. Просто так. Придут твои родители. У Беннета какие-то неотложные дела, вот я подумал, может, ты придешь? У меня новости от Ролли Дина.
— Мне неинтересно.
Берк помолчал.
— Чак, если честно, мне надо с тобой кое о чем поговорить. По личному вопросу. Мне кажется, возникли недоразумения, которые я мог бы прояснить.
— Например?
— Я не говорю о делах по телефону. Суеверие. Скажу только, что тебе об этом будет не вредно узнать. Я впутался в одно дельце, которое может касаться тебя. Я не собираюсь тебя упрашивать, это не в моих привычках. Мы сидим в таком старом особнячке в миссионерском стиле близ Серповидной бухты. Увидишь машины перед входом.
Фрай решил, что это будет наилучшей возможностью — рассказать отцу о махинациях Берка прямо в присутствии последнего.
— Хорошо, приеду.
— Ждем тебя через час, Чак. Тащи с собой свою девчонку, если хочешь.
— Мы с ней не общаемся.
— Ну тогда тащи какую-нибудь другую. У парня вроде тебя полно стрел в старом колчане.
Дом Парсонса представлял собой трехэтажный особняк в испанском стиле на берегу Серповидной бухты. Под окнами были ящики с цветами, закрытые коваными решетками. На крыше бурая черепица. Фрай увидел на улице отцовский автомобиль и черный «Ягуар» Берка на въезде к дому.
Дверь открыла Лючия с улыбкой на лице и стаканом вина в руке. Со времени последней телепередачи она сделала перманент. Теперь волосы черными кудряшками спускались к плечам и закрывали лоб.
— Входи, Чак.
— Мои поздравления, Лючия.
— Спасибо. Дело стоило времени, которое я ему посвятила. Ты без Кристобель?
— Как видишь.
Она лукаво улыбнулась и провела его по просторному холлу, выложенному мексиканской плиткой, с пальмами в кадках и фонтаном, бьющим в немаленьком бассейне. Серая продолговатая рыба лениво ходила в воде от стенки к стенке.
— Детеныш акулы, — пояснила Лючия. — Берк их обожает. Безобразная, правда?
Коридор заканчивался огромной гостиной по левую руку и столовой с кухней по правую. За плечом Лючии Фрай увидел Эдисона и Хайлу. И присмотревшись — генерала Дьена и сенатора Лансдейла, а также Кэрола Бартона, местного миллионера, сколотившего состояние на автомобильной мастике, окружного прокурора и актрису из мыльной оперы, назойливо добивавшуюся внимания Берка. Здесь также находились бейсболист, известный своим мощным ударом, и покрытый чудовищным загаром телепроповедник, недавно переехавший на постоянное жительство в Лагуну-Бич.
Сливки сливок, подумал Фрай. Может стошнить.
Он взял шампанское у разносчика и опрокинул.
Эдисон разразился вычурным приветствием. Хайла обняла его и поцеловала в щеку. Лючия представила его некоторым из собравшихся и ушла встречать нового гостя.
— Бенни, наверно, готовится к митингу, — сказала Хайла. — Хорошо бы он сумел прийти. Ему нужно отвлечься.
— С ним все в порядке, мама.
— Надеюсь.
Эдисон взял два бокала шампанского, один передал жене.
— Лючия сделала большое дело. Я поднимаю тост за нее.
— А Берк только собирается сделать большое дело, — изрек Фрай.