— Лючия готовится к очередной поездке в Ханой?

— Случились перемены, Чак. Есть новости, которые сегодня вечером попадут на первые страницы газет. В семь об этом сообщат по всем нашим каналам. Лючия дала интервью «Президент». Думаю, ее виды на поездку немного изменились. Ты должен послушать радио.

— А что за новости?

Берк улыбнулся и крутанул шляпу на пальце.

— Не стану разглашать секрет раньше времени, как бы мне ни хотелось тебе помочь. Моя сестра — практичная дама.

— Догадываюсь.

Парсонс натянул шляпу и рыгнул.

— Знаешь, Чак, я целый год служил с Беннетом во Вьетнаме, мы почти подружились. А вернувшись в Штаты остались приятелями. Но с этим сукиным сыном в последнее время стало все трудней и трудней говорить. Никак к нему не пробиться. Если у тебя будет возможность, не мог бы ты ему объяснить то, что я никак не могу объяснить целую неделю.

— Что именно?

— Что я сделаю все, что смогу, чтобы помочь ему. Я не последний человек. У меня есть кое-какие возможности. Я умею доводить дело до конца. Я сказал ему это, но он посмотрел на меня свысока. Даже не стал слушать.

— Я скажу ему.

Парсонс направился к двери.

— Я предлагаю помощь, вот и все. Если Беннет не хочет, я и на пушечный выстрел не подойду. Человек имеет право на то, чтобы его оставили в покое. Ты просто передай ему мои слова, когда застанешь его в хорошем настроении.

— Сделаю, Берк. Еще раз спасибо.

— Давай подождем, посмотрим, выполнит ли Мак то, что обещал. Не верь обещаниям, пока не исполнятся. — Парсонс приподнял шляпу. — Увидимся.

В четыре позвонила Хайла с напоминанием о предстоящем ужине. Без малого в пять он, приняв душ, отправился на остров Фрай.

На всем протяжении по Корона дель Мар шел плотный поток автомобилей. Циклон с юга гнал не только волны, но также теплый, влажный воздух. С приближением вечера сырой бриз поднимался с юга, принося с собой легкое дыхание тропиков.

Ньюпортский полуостров в этот час был полон туристов и пляжников, большинство из которых стремилось из города, как только день переходил в прохладный вечер. На западе, в серой дымке висело тусклое, тяжелое солнце. Группа подростков стояла на автобусной остановке — с ластами, полотенцами, скейтбордами. Фрай понял, что ребята пропустили по стаканчику на 19-й улице. Волны чудовищные, а несколько местных храбрецов ищут себе на голову приключений с неясным исходом.

Он свернул на бульвар Бальбоа и поехал по узким улочкам к острову.

Дом моего детства, подумал он, и в голове вновь замелькали картины: игра в крокет на лужайке; серфинг на стрелке 19-й улицы; лютая головомойка от Эдисона, когда Фрай однажды утром погрузил всех своих друзей-приятелей в вертолет, чтобы подбросить их до школы; желтый трехколесный велосипед Дебби; Хайла на бесконечных вечерах и приемах, казавшаяся прекраснее любой кинозвезды; Дебби, досуха вытирающая его зубную щетку, после того как он ею воспользовался — для того, чтобы у Фрая возникли неприятности, когда Хайла устроит проверку; они с Беннетом, борющиеся на травке; они с Беннетом, пытающиеся прокопать подземный ход в Китай; они с Беннетом, засунувшие картошку в глушитель отцовской машины и ожидающие в можжевельнике взрыва, который погонит Эдисона в укрытие в страхе перед террористическим актом; они с Беннетом, мастерящие доски; отъезд Беннета в колледж, затем война; возвращение Беннета домой — на каталке, без ног — и дикий, нездешний блеск в его глазах.

Оттуда — в пещерный дом, подумал Фрай: время проходит, люди меняются, жизнь кончается.

Он застал мать на кухне. Фрай знал, что большую часть своего времени Хайла проводит за работой на кухне. Чем более беспомощной она себя ощущала, тем больше времени проводила на кухне. Это было убежище, наполненной домашней работой, которую можно было легко выполнять, не перегружая голову. Улыбка ее была пуста. Она подстригла волосы. Бросила взгляд на сына, потрогав место, куда Мин заехал пистолетом.

— О, Чак. Ты получил мою поздравительную открытку на день рождения?

— Чудесная.

— Мы отметим это сегодня вечером.

— Отлично. Мне нравится твоя новая прическа. Немного смахиваешь на панка.

— Говорят, что я похожа на Дэвида Боуи, но я не знаю, кто он такой.

— Это для него большая потеря.

— Да, я уверена, что это так. — Она отвернулась к рабочему столу, чтобы Фрай не заметил, как осунулось ее лицо.

Он положил руку ей на плечо, но она уклонилась и подавила дрожащий вздох, принудив себя успокоиться одним усилием воли.

— Папа в коттедже с собаками.

Она выпроводила его в коридор. Фрай повернулся и увидел, что она вернулась в кухню — к запаху жарящейся утки.

Фрай прошел по газону в отцовский коттедж, остановившись на минутку полюбоваться на солнце, которое начало садиться в можжевельники. Отдельные серые облачка проплывали по оранжевому, переходящему в синее, небосклону. Собирается буря, подумал Фрай: носом чую.

Как обычно, дверь в коттедж была заперта. Фрай постучался и подождал. Через несколько секунд дверь отворилась, на пороге стоял Эдисон. Его лицо словно обвисло, седые волосы были растрепаны, будто он только что пробудился после десятичасового сна, одежда была в беспорядке. В одной руке он держал стакан мартини и толстый фломастер в другой.

— Привет, сын. Входи. Я почти закончил.

Эдисон подошел к столу, вырвал листок и стал рассматривать написанное. Там говорилось: «Требование о выкупе поступит ко вторнику. 1200 час?» Фрай налил себе выпивки. За окном лаяли спаниели.

Отец жестом пресек вопросы и посмотрел на Фрая.

— Я ошибался. Никаких требований не поступило, а уже четверг. Должно быть, я и во всем остальном ошибался.

— Может, еще потребуют.

— Статистически, это плохие новости. Это означает…

— Я знаю, что это означает. Но только я в это не верю. Ты получил что-нибудь новое? Эрбакл нашел кого-нибудь из Дак-Конга?

Эдисон смерил его взглядом и устало кивнул.

— Ничего, о чем тебе нужно знать, сын.

— Значит, секреты продолжаются?

— В каждой хорошей организации делят на категории…

— Но мы — семья, а не ЦРУ.

Эдисон швырнул фломастер на стол и вздохнул. Фрай изучал крупное лицо своего отца — каким восприимчивым, каким наивным оно могло быть.

— Мы просто ходим кругами, не так ли, сын?

— Пожалуй.

Эдисон кивнул.

— Это случилось не сразу, ты знаешь.

— Все возвращает нас к тому дню, когда утонула Дебби, ты это хочешь сказать?

Эдисон поднялся, машинально налил себе еще мартини. Посмотрел на Фрая взглядом, сочетавшим с себе раздражение и печаль. Фрай не помнил, чтобы отец когда-то так на него смотрел.

— Прошу, не говори так. Нет, сын. Это возвращает нас к тем дням — а их было много, Чак — когда ты избрал другое направление, отличное от направления нашей семьи. Когда ты ступил на собственный путь и предпочел нас другим. Такой разрыв не наступает вдруг, в одночасье.

— Это не было другим направлением. Просто дорога была другая.

— Ты цепляешься к мелочам, Чак. Тебе никогда не хотелось быть частью «Фрай ранчо». Думаю, я способен это понять. Разве я был чересчур суров? Тебе самому никогда особенно не хотелось быть со своей семьей. Целых десять лет ты то был в турне с этой командой серфингистов, то занимался своим чертовым магазином. Что я тогда от тебя получал, ворох открыток? Да, сын, поправь меня, если я ошибаюсь.

Фрай посмотрел в окно на гавань и большие дома на полуострове.

— Я всегда пытался рассказывать тебе о том, что происходит.

— Я не знал, что ты занял третье место в Австралии, пока кто-то через три недели не принес вырезку из газеты. Целый месяц после соревнований я не знал, что ты стал вторым на Гавайях. Я не знал, что ты охотишься за женщинами на вечеринках в собственном доме, пока не увидел фото в той проклятой газете. Я даже не знал, что у тебя проблемы с Линдой, пока мне об этом не сообщил ее отец. Это ты называешь рассказывать о том, что происходит?