— Убежал так убежал. Пойдемте со мной. Здесь скоро будет Мин, и вы опять попадете в беду.

— Нет.

Фрай возвратился в заведение Толковательницы Снов и попросил у нее разрешения воспользоваться телефоном. Она сидела за маленьким круглым столом и, как всегда, рассматривала проходящих мимо.

Фрай не мог дозвониться до Мина, поэтому сообщил дежурному офицеру, что видел Эдди Во на Сайгон-Плазе. Он позвонил на остров Фрай и все рассказал отцу, который немедленно отзвонил ФБР и Пату Эрбаклу. У Беннета дома никто не отвечал.

Затылок Фрая разламывался от боли. Он нащупал большую шишку.

— Пойдем отсюда, Нья.

— Влезем на стенку и пройдем через пустырь. Вам не надо быть рядом, когда сюда приедет Мин.

Нья открыла дверь в дом и впустила Фрая. При ярком свете кухонной лампы она исследовала затылок Фрая и поставила диагноз: «Сильный ушиб». Она завернула в полотенце лед и приложила к пульсирующему черепу.

— Дома никого нет, кроме отца. Разрешите, я попрошу его осмотреть вас — он хорошо разбирается в ранах.

Фрай ждал в гостиной, пока Нья ходила в кабинет.

В следующее мгновение он услышал крик.

Крик был пронзителен, исполнен неподдельного ужаса. Он был достаточно громок, чтобы проникнуть до костей.

Фрай ринулся в кабинет, и ему открылась картина столь жуткая, что он понял: это пригрезилось.

Нья стояла на коленях и то склонялась до пола, то воздевала голову, словно в молитве. Крик возвышался до ноты, которая могла исходить только из самых мрачных уголков души.

Зуан сидел на диване в той же позе, что несколько часов назад, скрестив ладони на животе и разведя колени. Его голова лежала в двух метрах от тела, на пресс-папье. Очки были на месте, и глаза широко раскрыты, словно он старался разглядеть мелкий шрифт. Казалось, что человека погрузили в чан с кровью.

Фрай был уверен, что крика Нья и воя сирен в его собственных ушах довольно, чтобы обрушились стены. Падайте же, заклинал он, падайте, похороните нас под обломками, пусть все это будет неправдой.

Он стоял так некоторое время, беспомощно моргая под истошные крики Нья. Ничего не исчезало.

Следующие два часа Фрай следил за событиями как бы глядя через плечо — смятенный, отстраненный, посторонний самому себе. Шел второй час ночи.

Он заставлял другого Фрая отвечать на вопросы и сдерживать настоятельные позывы к рвоте. Он старался справляться с дремотой другого Фрая и с постоянным скрежетом челюстей. С интересом стороннего наблюдателя он видел, как из кабинета Зуана наконец вышел криминалист Дункан. Он нес перетянутый пластиковый мешок с биркой. Вскоре на каталке тихо провезли труп. Другой Фрай просто стоял перед ним, слезы катились по щекам, и он думал: парню нужна передышка.

Тот Фрай прямо-таки бесподобно держался с Мином, думал он: терпеливо отвечал на вопросы, но в конце концов встал, велел детективу убираться к черту и побеседовать с кем-нибудь другим. Тот Фрай стрельнул у кого-то сигарету и вышел на улицу.

Другой Фрай наблюдал, как нагрянули агенты ФБР и их шеф Виггинс в адвокатском костюме начал распоряжаться. Он кивнул, когда Виггинс отвел его в спальню одной из дочерей и объяснил, что никто, повторяю, никто не должен знать, что Зуан был обезглавлен. Это для того, чтобы изловить преступника. Он отказался подписывать любые бумаги, что бы ему ни предлагали.

Другой Фрай видел ужас в глазах мадам Тай, когда агент провожал ее с дочерьми в машину.

И тот, и другой Фрай видели, как Нья на носилках отнесли в «скорую помощь». Тело ее было бледно и холодно, как лед. Потрясение было столь глубоко, что лица медиков говорили: она может не выжить.

Потом пробило два. Оба Фрая медленно соединились в одного и пристыли к сиденью «Циклона». Или машина ехала, или дорога двигалась под ней — он не был силен в механике — но за окнами плыла Болса-авеню.

Маленький Сайгон тянулся и с той, и с другой стороны: коридор света и магазинов. Сначала всего было по два, но потом он протер глаза, и всего стало по одному.

На стоянке перед штаб-квартирой Комитета освобождения Вьетнама ждал грузовичок Беннета.

Фрай подъехал и припарковался рядом. Долгое время он просто сидел и спрашивал себя, зачем он тут сидит.

Потом он обнаружил себя перед ярко освещенным вестибюлем. Дверь была приоткрыта. Фрай посмотрел: замок заперт, но забыли захлопнуть. Он вошел. Плакаты артистов — и среди них Ли, карты, три стола с пишущими машинками, три телефонных аппарата и набор дешевых уличных стульев. Флаг Южного Вьетнама висел на дальней стене. Еще одна стена поддерживала какую-то воинскую святыню: стеклянный колпак, содержащий военную форму, распятую так, словно она была надета на владельца. Ботинки, медали, кобура, пистолет и ремень — все было на месте. Дверь из темного ореха, ведущая в само здание, была заперта.

Фрай стоял там, пытаясь унять видения, продолжавшие кружить перед глазами.

Но в витрине рядом с униформой были три фотографии, которые вызвали куда более сильные видения. На первой фотографии двое солдат вели обнаженного мужчину. Позади — соломенные крыши хижин и джунгли. На второй тот же мужчина стоял на коленях перед человеком с мечом… На третьей он все еще стоял на коленях, но голова его лежала на земле рядом с ним, и черные потоки крови бежали по его шее.

Полковник Тхак стоял над своей жертвой в позе нанесшего удар, согнув ноги и вытянув руки с мечом, словно бейсболист, отбивший мяч. Его лицо сохраняло жуткую гримасу. Под фотографией была бумажная табличка, прикнопленная к стене и сообщавшая: «Памяти генерала Хана, лидера Сопротивления (1935–1986)».

Фрай рухнул на стул, не отрывая глаз от ужасного лица полковника. Я бы отдал все на свете, подумал он, лишь бы прогнать это прочь.

Откуда-то из внутренних помещений в вестибюль донесся глухой удар, словно от падения. Фрай не понимал, почему сердце его не забилось чаще, почему его не захлестнул выброс адреналина. Все, что он ощутил, — было оцепенение. Еще один удар, голоса.

Он поднялся со стула, выключил в вестибюле свет и отжал деревянную дверь.

Заднее помещение представляло собой товарный склад, просторный и высокий, с открытыми стропилами и промышленными светильниками, висящими на цепях. Полки были заставлены брошюрами и другой литературой, рядами книг, ящиками и коробками неведомо с чем. Передвижная сцена с микрофоном, громкоговорительная система и два телевизионных монитора разместились вдоль ближайшей стены. В дальнем конце склада Кроули и Нгуен Хай перегружали деревянные ящики с поддона в красный грузовичок. Похожие на гробы, но короче, подумалось Фраю. Костыли и протезы. Рук и ног. Ладоней и ступней. Головы ничем не заменимы.

Беннет стоял невдалеке, наблюдая. В руках он держал короткоствольный автомат. Он поднял его вверх, направил на некую цель между стропил и нажал на спусковой крючок. Фрай услышал сухое эхо выстрела. Беннет положил автомат в ящик, и Доннел заколотил крышку.

Фрай не понимал, но увиденное его не удивило. В глубине души он понимал, что Беннет все время лгал ему.

— Все, последний, — объявил Кроули.

Нгуен закрыл борт грузовичка и вытер ладони.

— Мы не должны волноваться. Де Кор еще передумает. Он будет благоразумен, ведь это его работа.

— Он просто выполняет приказания, — подхватил Доннел. — Посмотрел бы ты на его лицо, когда Бенни объявил ему, что все заснято на пленку.

— Но теперь эта чертова пленка пропала, поэтому поторапливайтесь, — сказал Беннет.

Он быстро переместился по полу и распахнул дверцу грузовичка. Опустилась специальная платформа, и Беннет забрался на сиденье. Фрай увидел, что Кроули указывает в его направлении.

— Запирать будем?

— Уже, — сказал Нгуен и посмотрел на часы. — Поехали.

Фрай видел, как по вертикальным направляющим поднялась большая алюминиевая дверь. Грузовичок Беннета взревел и выпустил облако белого дыма. Когда он выехал на улицу, дверь опустилась, а через несколько секунд погас свет.