Он уже отъехал, но развернул лошадь и посмотрел на нее пустым взглядом чужого человека.
— Серьезно? Как-то этот факт я и упустил среди прочих. О дядюшке своем ты заботишься, о кузине вот тоже, но обо мне… Да наплевать тебе, черт подери, что со мной случится.
Она отпрянула от него, как будто он ее ударил.
— О, Саймон, — прошептала она. — Не говори так. Как я могу не тревожиться?!
— Не лги мне! Только не сейчас! — оборвал он Камиллу, глаза его были холодны, как сталь. Она никогда не видела его таким. — Ты говоришь это сейчас только для того, чтобы я отказался от моего права отомстить. — Голос его стал хрипловатым. — Черт подери, Камилла, ты просто проклятие на мою душу, но я все равно хочу тебя. Ты все равно будешь моей, несмотря на Зэна и всех пиратов, вместе взятых. Твое тело будет моим, и твое сердце, и твоя преданность. И моя месть останется тоже при мне.
С этими словами он пришпорил лошадь и галопом помчался по улице. Она смотрела ему вслед, и ей казалось, что сердце у нее разбилось навеки.
Кто-то из них сегодня умрет. Если Саймон убьет дядю Жака, это выжжет часть ее души. Но если дядя Жак убьет Саймона, она этого не вынесет.
Слезы катились у нее по щекам. Она вдруг пожалела, что отпустила его с такой горечью в душе.
«Пожалуйста, боже милостивый, — молилась она так, как никогда прежде не молилась. — Не дай ему умереть! Не отбирай его у меня!»
Потому что теперь она поняла, что может вынести почти все, лишь бы он был рядом.
23
Самая достойная месть — это месть не свершившаяся.
Испанская пословица
«Женщины и солдатская служба — вещи несовместимые», — думал Саймон, расставляя своих солдат на позиции вдоль берега. Теперь он понял, как глупо было с его стороны забывать об этой неизбежной правде. Она ничегошеньки не желает знать о его службе, о его долге. И уж точно ничего не понимает в нем. Ничего.
Внезапно ему вспомнились ее слова, и он замолчал, прервав на полуслове команду. «Ты скрываешь от меня свой истинный характер, свои мысли и желания… скрываешь свои планы… как могу я быть тебе преданной, когда единственное, чему ты верен, — это твоя месть. Месть отвратительна!»
Он нахмурился. Да, он действительно не все ей доверял. А чего же она ожидала? Каждый раз, как он проговаривался ей о своих планах, она устраивала ему те еще трудности.
— Сэр? — обратился к нему сержант, глядя выжидательно. Только тогда Саймон осознал, что не закончил отдавать команду. Он велел занимать места и смотрел, как его люди выполняют приказ.
Долг — вот о чем он сейчас должен думать.
«Не от долга прошу я тебя отказаться, Саймон, от мести. Я хочу, чтобы ради меня ты забыл о мести».
Черт бы ее побрал! Неужели он не может выкинуть ее из головы ни на минуту? Когда он брал ее в жены, он не думал, что она станет цепляться к каждому его слову… отвлекать от главной цели… и менее всего ожидал, что ее желания каким-то образом станут его собственными.
Он тяжело вздохнул. После сегодняшней ночи она будет считать его чудовищем. После сегодняшней ночи она не захочет иметь с ним ничего общего. И все же он не мог свернуть с этого пути даже ради нее.
Что бы она ни думала, а это остается его долгом. И он выполнит его со всем прилежанием и пылом, которого ожидают от него командиры.
А что потом? Нет, сейчас он не должен думать о последствиях, это его только отвлекает. Не должен думать о том, как смотрела на него Камилла, когда он сказал ей о своих планах нынче вечером. Не должен думать о том, какие мягкие у нее губы, каковы они были на вкус сегодня днем. О том, как она поклялась, что тревожится за него.
— Черт бы ее побрал! — пробормотал он. Она сказала это только для того, чтобы заставить его все бросить. Но он не размякнет, поверив ее красивой лжи.
Это придало ему силы. Он повернулся к капралу и рявкнул:
— Где сержант Робинсон?
— Здесь, сэр, — указал капрал на небольшую рощицу, где они укрыли свой командный пост.
Саймон поспешил к пленнику, которого охраняли двое солдат. Как только он приблизился, Робинсон вскочил с места и завопил:
— Ах, вот и ты, предатель! Лживый, подлый сукин сын!
— Ты, кажется, что-то путаешь, Гарри, — сухо возразил Саймон. — Это ты предатель. Это ведь ты, если я не ошибаюсь, завел шашни с пиратами.
— Да, а ты это одобрил. И предал меня.
— А ты никогда не слыхал выражения «В любви и на войне все средства хороши»?
— Зря ты это сказал, — оглянулся Робинсон на окружающих их солдат. — Интересно, знают ли твои люди, что Зэн — это дядя твоей жены? Может быть, ты всех их ведешь в ловушку?
Если Робинсон и задумал заронить в души солдат подозрение, то его ждало горькое разочарование. Мрачно ухмыльнувшись Робинсону, Саймон возразил:
— Представь себе, им все известно. Я им сказал вчера, — вдруг его усмешка погасла. — Они также знают, что мой старший брат погиб от руки Зэна. Но ты-то этого не знал, правда, Гарри? — Сержант уставился на него с открытым ртом. — Да, похоже, не знал, какая жалость. — И распорядился: — Ведите его на место.
Робинсон должен был дать Зэну сигнал, означавший или «Все в порядке», или «Поворачивай назад». Без Робинсона они бы не выманили Зэна из укрытия.
— Не стану я помогать вам взять Зэна! — закричал Робинсон, когда двое схватили его за руки. — Он мне голову оторвет.
— Если ты этого не сделаешь, то голову оторву тебе я. Как только Зэн окажется за решеткой, тебя ждет военный суд. Но если ты подашь ему какой-то другой сигнал вместо «Все в порядке», я пристрелю тебя прямо здесь собственными руками. Ты на самом деле так хочешь умереть за него?
Гарри выругался, ощутив свое бессилие.
После этого все произошло очень быстро. Они зажгли факелы. Пехота и еще один артиллерийский отряд под командованием капитана Хоскинса заняли позиции за кустами, деревьями и в убежище, которое построил Саймон, чтобы прятать добычу, и даже в пристройке прислуги. Разумеется, отправил Луиса и Чучу подальше от места событий.
Саймон приказал солдатам стрелять только в случае необходимости. И хотя генерал Уилкинсон скорее предпочел бы увидеть пиратов мертвыми всех до единого, чем потерять хотя бы одного солдата, он велел взять как можно больше людей в плен. Губернатор Клэйборн хотел устроить показательный процесс, чтобы отбить у креолов охоту к пиратству.
План был таков. Как только лодки Зэна подойдут к причалу, Саймон встретит его и проверит, действительно ли товары у него нелегальные, хотя он в этом и не сомневался. Потом Саймон собирался предложить пирату сдаться без боя. Если Зэн увидит, что они окружены, то, возможно, поймет всю бессмысленность сопротивления. Но Саймон держал при себе заряженный пистолет и шпагу.
Он стоял на берегу, на морозном ночном ветру, а тридцать человек ждали, скорчившись за деревьями и в хибарке. Была прекрасная ночь для сражения. Полная луна отбрасывала сверкающие блики на черную, едва колышущуюся воду, никакого тумана, никакой дымки. Ничто не мешало им видеть врага. Они ждали, предвкушая битву.
К сожалению, долгое ожидание вновь предоставило Саймону возможность задуматься о Камилле. Невозможно было выкинуть ее из головы, когда стоишь всего в нескольких ярдах от дома, где она теперь хозяйка.
Камилла превратила его жилище в настоящий дом. Он даже не понимал, как он соскучился по дому. Мать его умерла так рано, что он почти не помнил, что такое женщина в доме, женщина, постоянно что-то стирающая, убирающая, которая всегда ждет его с горячим обедом, холодным вином и сияющей улыбкой.
У него перехватило дыхание. Если он убьет Зэна, то никогда больше не будет так уютно в его доме. Он до сегодняшнего вечера не совсем понимал, почему она так печется о Зэне. Теперь наконец он понял. Эта война, которая завязалась между ними, не имеет к старому разбойнику никакого отношения. Она сражалась за его доверие… за его честность по отношению к ней. Иногда она пользовалась недозволенными приемами, но ведь и он грешил тем же.