— Бос, я готов удвоить эту сумму, если вы ответите мне на кое-какие вопросы относительно миссис Прайс.

Дворецкий уставился на него стальным взглядом.

— Прошу прощения, сэр. — Тон его стал еще холоднее, чем прежде, если только это было возможно. — Ни за какие деньги я не стану обсуждать своих хозяев.

Такого отпора Эван не ожидал. Обычно слуги любили посудачить о своих господах, а особенно за плату. Хотя, конечно, Эвану еще никогда не доводилось подкупать слуг. Но он слышал от Юстина, что тот, как правило, обращается к служанкам, желая узнать, какие подарки предпочитает их хозяйка. Ну и кое-что еще тоже.

— Но я не собирался ничего выспрашивать о ней лично, — запротестовал Эван. — Меня интересует только…

— В таком случае вам следует обратиться к самой миссис Прайс, не так ли?

Полный провал. Тон старика не оставлял никаких сомнений на этот счет. Эван даже уловил в его голосе готовность встать на защиту Кэтрин. Эван явно неправильно оценил ситуацию. И в каком-то смысле он порадовался, что Кэтрин способна вызвать такую преданность у своих слуг.

Не без смущения он посмотрел в суровые глаза дворецкого.

— Простите, если я чем-нибудь оскорбил вас, Бос.

Не ответив, Бос повернулся к двери.

— И не стоит сообщать о нашем разговоре миссис Прайс! — крикнул вдогонку ему Эван, но старик обратил столь же мало внимания на его просьбу, как и на извинение.

— Черт бы его побрал! — буркнул Эван. Все вышло из рук вон плохо. С чего он вообразил, будто сумеет разговорить этого истукана-валлийца? Теперь оставалось только надеяться, что он не проболтается своей госпоже. Разве только в нем проснется сострадание, во что мало верилось. Но Кэтрин вошла на кухню одна, причем вид у нее был встревоженный, и Эван сразу понял всю беспочвенность своих надежд.

Кэтрин несла в руках несколько кусков полотна. Не говоря ни слова, она положила все куски, кроме одного, на стол, а затем окунула этот оставшийся кусок в бадью с дождевой водой, стоявшую у двери в кухню. Но когда Кэтрин вернулась с влажным полотном, Эван увидел, как дрожат ее губы, и вновь почувствовал себя совершеннейшим негодяем.

— Садитесь, — распорядилась Кэтрин и положила холодный компресс ему на глаз. Потом пошла к плите, принесла дымящийся котелок и окунула в него другой кусок полотна. Эван весь напрягся, не понимая, что она намеревается сделать.

Но Кэтрин просто принялась горячим полотенцем тереть его разбитую губу, и при этом ее пальцы так дрожали, что нервы Эвана не выдержали.

Взяв Кэтрин за руку, он накрыл ее своей широкой ладонью.

— Что случилось, Кэтрин? Чем это я вас так вдруг испугал?

У нее не хватало смелости взглянуть ему прямо в глаза.

— Бос предупредил меня, что вы пытались узнать у него что-то обо мне. И попросили его не рассказывать мне об этом.

— Это правда, — вздохнул Эван.

— Но почему? — еле слышно прошептала она.

— А как вы сами полагаете? — У Эвана возникла надежда получить ответ на мучающие его вопросы — если только удастся убедить Кэтрин, что его любопытство носит вполне безобидный характер. — Меня интересуете вы… ну и это странное заклятие. Вы разбудили мое любопытство, а потом оборвали разговор. Я и подумал: может, Бос просветит меня насчет этого.

— Бос не знает о заклятии, — проговорила Кэтрин. — О нем известно только Дейвиду.

Она замолчала, и тогда Эван пробормотал:

— Морису вы сказали все. Почему же хотите утаить правду от меня?

— Почему вам непременно надо знать это? — спросила она печально.

Эван не нашел ничего лучшего, как привести все те же самые доводы, к которым обращался прежде:

— Я только что едва не покалечил человека из-за вашего спора по поводу этого заклятия. И мне, вполне естественно, хотелось бы уяснить до конца, в чем тут дело. — И поскольку Кэтрин не ответила тотчас, Эван сразу добавил: — И кроме того, раз вы рассказали Морису, а он упоминал о заклятии при мне, значит, это уже перестало быть семейной тайной. Морис, к примеру, не делал из этого никакого секрета.

Слова Эвана возымели желанное действие. Вздохнув, она высвободила руку и прошла к двери, ведущей в сад.

Светила луна, создавая вокруг головы Кэтрин сияющее кольцо. И Эван подумал, что еще ни одна женщина в жизни не представлялась ему столь загадочной. И столь желанной тоже.

— Я обнаружила запись о проклятии в дневнике, — начала бесстрастным голосом Кэтрин, — который попал мне в руки четыре года назад. Проклятие обрушилось на нашу семью после того, как женщины из нашего рода перестали выполнять обряд друидов: пить в день свадьбы из сосуда, который передавался от матери к дочери.

Сосуд. Вот они и подошли наконец к тому, что Эвану требовалось узнать.

— Как я понял, вы тоже отказались выпить из этого сосуда в день свадьбы? Почему? Так как ничего не знали об этом обряде? — Эвану был известен ответ, но ему хотелось услышать, что скажет Кэтрин.

— Нет. Даже если бы я и знала об обряде, то не смогла бы его исполнить. Моя прапрабабушка продала его.

Продала. Значит, сосуд принадлежал роду Кэтрин до того, как стал собственностью семьи Юстина.

— И кому его продали?

— Какое это имеет значение? — насторожилась Кэтрин. — Его больше нет. И заклятие продолжает действовать.

— Да, но ведь сосуд можно вернуть, не так ли? Надо только узнать, в чьих он руках. И тогда заклятие перестанет действовать. — Эван затаил дыхание, ожидая ответа Кэтрин.

Пауза затянулась надолго. Наконец она опять вздохнула:

— Я попыталась. Вот почему Морис так расстроился. Мне показалось, будто я нашла, что искала, и он с нетерпением ждал моего возвращения из Лондона. Но мужчина, который пообещал мне продать нашу семейную реликвию… не появился. И мне пришлось уехать с пустыми руками. А значит, проклятие по-прежнему продолжает висеть надо мной. Вот почему я отвергла предложение Дейвида.

Ее слова как гром поразили Эвана. Итак, она вовсе не встречалась с Юстином. Его, очевидно, убили по дороге к ней. А сосуд похитили воры. И Кэтрин пришлось вернуться домой. Вот и все.

Нечто в этом духе он и ожидал услышать.. Поскольку давно понял: ни о каком умышленном сговоре Кэтрин с убийцами не могло быть и речи. И почему вообще у него возникли подозрения, будто Кэтрин замешана в этом преступлении?

Потому что пропало письмо. Глупо, конечно, основываться только на такой маловажной детали. Оно могло выпасть во время драки. К тому же Эван видел, что Юстин положил его в коробку с сосудом, и воры могли унести его с собой. Вряд ли Кэтрин решилась бы рассказать о своей поездке в Лондон, будь она хоть в малейшей степени при-частна к гибели Юстина. Могла бы ведь и промолчать.

Как же поступить? — размышлял Эван. Сказать ей правду, что он приехал в Лондезан только из-за Юстина? Нет, Кэтрин и без того огорчилась из-за этой истории с якобы заинтересовавшими Эвана ее эссе. Ему не хотелось причинять молодой женщине еще большее огорчение своим признанием, что он обманывал ее буквально во всем.

Оставалось одно — придерживаться версии насчет сбора материала для книги. Еще несколько дней притворства, и Эван сможет вернуться в Лондон, к своему прежнему спокойному существованию.

Правда, он не очень на это надеялся. Теперь, после того, как Кэтрин Прайс так стремительно ворвалась в его жизнь.

— Теперь вы все знаете обо мне, — негромко закончила Кэтрин и обернулась к нему. — И понимаете, чем я опасна для мужчин.

В голосе ее прозвучала привычная нота горечи. Эван без труда распознал ее, так как сам таил ее в груди, когда долгое время был предметом всевозможных досужих разговоров, домыслов и даже ненависти. Ему хорошо знакомо было это чувство одиночества и потерянности.

И такое страстное желание утешить ее, обласкать, помочь забыть свои беды охватило его, что Эван порывисто поднялся и подошел к Кэтрин. Обняв ее за талию, он сказал, глядя ей в глаза:

— Я вовсе не считаю тебя опасной, — проговорил он негромко, но твердо.