— Скажите, миссис Ливелин, — начал он, пытаясь говорить как можно более безразличным тоном. — Вот вы упомянули о том, что Кэтрин Прайс читает книги, пишет статьи. По случайному совпадению, я занимаюсь тем же самым. Как вы считаете, она поделится со мной своими сведениями?

. — Думаю, да, — улыбнулась миссис Ливелин, от всего сердца радуясь тому, что его не оттолкнули ходившие про Кэтрин слухи. — Она столько всего знает! Ей еще бабушка рассказывала обо всем, что слышала от своих родителей. Она была наставницей Кэтрин, которая и без того большая умница.

Жена хозяина гостиницы говорила о миссис Прайс так, словно та была ее собственной дочерью, и она гордилась ее успехами.

— А есть ли у нее какие-нибудь старинные предметы? Кинжалы или… какие-то кувшины… или сосуды, которыми пользовались во время ритуалов? Мне бы хотелось описать такого рода вещи в своей книге, — спросил Эван, дивясь тому, как быстро начинает разрастаться его несуществующее творение.

Его собеседница нахмурилась, пытаясь припомнить:

— Нет. Не думаю. Она никогда не говорила о таких штуках.

Эван попробовал зайти с другого бока:

— Да, такого рода древности трудно отыскать даже в этих краях. Мне попадалось на глаза кое-что только в лондонских антикварных лавках. Ей пришлось бы ездить в поисках антиквариата туда. Но я не думаю, что она так часто выбирается в столицу. — Затаив дыхание, Эван ждал, клюнет ли на эту приманку миссис Ливелин.

Она проглотила ее вместе с крючком:

— Насколько мне помнится, она ездила в Лондон только один раз. Это было совсем недавно.

Ну вот! Теперь у него не оставалось сомнений, что он вышел на след той самой женщины, с которой встречался Юстин.

— Но она ничего не говорила про свои покупки, — продолжила миссис Ливелин. — Хотя я слышала, будто бы она продала какую-то картину сэру Рейнальду за сто фунтов как раз перед отъездом. Столько денег за какую-то картинку? Но раз она единственная наследница, то у нее, наверное, есть картины в тысячу раз лучше той, что она продала.

— Не сомневаюсь, — сухо ответил Эван, не считая возможным выказывать свое отношение к наследству Кэтрин. Иначе миссис Ливелин может счесть его охотником за богатой невестой.

По лестнице вдруг застучали каблучки, и он увидел хорошенькую молодую женщину.

— Вот ты где! А у меня еще рукава не вшиты. Смотри, а то не успеем закончить все к завтрашнему дню.

— Иду, иду! — отозвалась миссис Ливелин. Пожав плечами, она поднялась из-за стола. — У моей дочери завтра свадьба. Вы же понимаете, в каком она сейчас состоянии. Прошу прощения. Вот после свадьбы я охотно расскажу вам все… про местные предания.

По тому, как, многозначительно подмигнув, она произнесла слова «местные предания», Эван понял: у миссис Ливелин нет никаких сомнений насчет того, что по-настоящему заинтересовало его и почему. Что ж, пусть остается до поры до времени при своем заблуждении. Это его вполне устраивало.

Когда миссис Ливелин скрылась наверху, он откинулся на спинку стула, обдумывая услышанное. Значит, Кэтрин ездила в Лондон. Ее защитница уверяла, что миссис Прайс вернулась с пустыми руками. Хотя сосуд довольно большой, при желании его нетрудно спрятать в корзине или сундуке. Но более всего в услышанном занимала его сумма в сто фунтов. Половина того, что она предлагала в своем письме к Юстину. А где вторая половина? Может, она не смогла собрать всех денег и решила выкрасть сосуд? Да, но тогда какой смысл вообще продавать картину, жертвовать чем-то из своего наследства, если заранее собираешься пойти на воровство?

На этот раз ему уже пришлось пересмотреть заново ту схему, которую он, пылая жаждой мести, выстроил в Лондоне. Эвану представлялось, что миссис Прайс заманила Юстина в «Козерог», а ее сообщники сделали свое грязное дело и унесли сосуд.

Теперь Эвана одолевали сомнения. Застенчивая молодая женщина, описанная миссис Ливелин, Неспособна была состряпать подобный план. Девушка из такой знатной семьи не могла стать соучастницей убийства. Слухи, которые распускали местные жители, Эван вообще не принял всерьез. И хотя он так и не понял, каким именно образом погиб ее муж, поверить во всякого рода заговоры Эван, конечно, не мог. Но если ее интересует культура друидов, она, несомненно, могла заинтересоваться сосудом. Есть ли в этом нечто подозрительное? Нет, конечно.

Зато ему представлялось странным, почему она не подписалась в письме своим настоящим именем. Почему не договорилась встретиться у него в доме? И куда исчезло письмо? Вот на какие вопросы он пока еще не получил ответа.

Звук хлопнувшей двери вывел его из задумчивости. Кто-то вошел в гостиную, прервав ход его размышлений. И когда Эван невольно поднял глаза, желая узнать, кто это, он увидел перед собой ту, которой были заняты все его мысли. Слегка прищурившись из-за перемены освещения, она пробежала взглядом по ряду столиков, пока не наткнулась на тот, где сидел Эван.

И он вдруг вспыхнул. Сердце его бешено забилось. На ней было довольно модное платье и короткая жакетка: наряд, в котором следовало наносить официальные визиты. Что сразу напомнило ему о сословном барьере, разделяющем их. И хотя он тоже был одет как полагается джентльмену, все равно Эван всегда останется на той ступеньке общества, которая предназначена ему рождением.

Правда, тело, не слушаясь доводов рассудка, снова отозвалось по-своему на появление молодой женщины. Точно так же, как это произошло, когда она появилась из воды в тонкой мокрой сорочке, сквозь которую просвечивали округлые груди с острыми сосками. И поскольку он был по природе груб, то и желание его выразилось самым примитивным образом. Он понял, что страстно желает эту женщину.

Эван тряхнул головой, отгоняя наваждение. Что это с ним происходит? Как бы ни была знатна и привлекательна Кэтрин Прайс, и даже добра, по словам миссис Ливелин, она вела себя в Лондоне весьма сомнительным образом. К тому же эта дама из высшего сословия, не моргнув глазом, обманула его вчера.

Воспоминание о том, как она изворачивалась, направляя его по ложному пути, всколыхнуло все его прежние подозрения с новой силой. Поднявшись, Эван отвесил молодой женщине легкий поклон:

— Доброе утро. Похоже, вы полностью оправились от вашего недомогания.

Щеки ее порозовели, и она опустила глаза.

— Я заслужила ваш упрек. Я поступила вчера очень дурно.

— Да, действительно.

Подбородок Кэтрин Прайс слегка задрожал, и она проговорила:

— Я пришла, чтобы извиниться перед вами.

— Вам передали шаль, как я понимаю?

— Да, передали, — почти прошептала она и указала на свободный стул, на котором раньше сидела миссис Ливелин. — Могу я присоединиться к вам?

— Разумеется, миссис Прайс. — Дождавшись, когда она сядет, Эван занял свое прежнее место. — Надеюсь, я правильно назвал ваше имя, — подчеркнул он.

— Не терзайте меня. Неужели вам мало того, что я сказала?

— Вообще-то вы еще так и не извинились.

— Потому что вы не дали мне возможности, — огорченно ответила она.

Что верно, то верно. Но я и не обязан выслушивать ваши извинения. Сначала вы начали водить меня за нос, потом не пустили на порог —дома по какой-то своей прихоти. Так что я вовсе не должен продолжать разговор с вами. Кэтрин с трудом перевела дыхание.

— Почему вы так усложняете и без того мучительную для меня задачу?

Откинувшись на спинку стула, Эван наблюдал за поведением молодой женщины. Сделав ей выговор, он не только получил маленькое удовлетворение. Он пошел на это вполне сознательно. Женщина в состоянии смятения или волнения способна выдать то, чего ни за что не сказала бы в спокойной беседе:

— Не выношу, когда мне лгут и водят за нос. Я становлюсь придирчивым и раздражительным.

— А если я объясню, что вынудило меня солгать, вы согласитесь принять мои извинения?

— Возможно.

— Хорошо. Видите ли… я… очень застенчива. Это, наверное, звучит очень глупо, но когда вы сказали, что идете ко мне в замок, я… Я так растерялась, что начала городить всякую чепуху, лишь бы заставить вас повернуть обратно, потому что совершенно не представляю, как вести себя с незнакомыми людьми.